Посредник

– Вроде того, – серьезно ответил ему Алексей, – это из пайков воспитателей. Мы его добровольно даем всем перевоспитавшимся. Совершенно добровольно собираем и выдаем воспитанникам в последний путь.

– Тогда спасибо, – ухмыльнулся военный.

– Не за что, это мой долг. Долг гражданина и воспитателя, – ответил Алексей.

Военный посмотрел на оранжевые комбинезоны воспитанников.

– У тебя будет новая жизнь, – Алексей Потапов легко тронул военного за рукав.

– Да, – ответил тот, – да. Я знаю. Знаю.

– Я понимаю, – продолжил Алексей, – понимаю, пять лет в доме это долгий срок.

– Долгий, – согласился с Алексеем военный, – очень долгий.

Сирена прозвучала как всегда громко и неожиданно.

– Воспитанники прощаемся. Перевоспитанные просьба пройти на посадочную площадку.

На последок перевоспитавшиеся помахали руками воспитанникам и в окружении воспитателей исчезли в шлюзовой. А воспитанники разошлись по каторжным работам.

Алексей протиснулся вместе с воспитателями в шлюзовую. Здесь перевоспитанные должны были ждать транспорт. Одновременно это был последний этап воспитания, о котором сами воспитанники не могли знать.

Рабочий в зеленом комбинезоне весело шутил, подбрасывая в руке упаковку с пайком.

Старший воспитатель неодобрительно посмотрел на него:

– Гражданин Иванов?

Рабочий в зеленом обернулся.

– Покидая дом, вы должны грустить, а не радоваться, – прямо заявил ему старший воспитатель.

– И еще, – отметил другой воспитатель, – вы Иванов слишком мало задавали вопросов на прощальной встрече. В этом можно усмотреть гражданскую апатию охватившую вас.

– Поэтому мы решили, – продолжил старший воспитатель, – что вы не достойны, быть рабочим, и оправляем вас на хролерную фабрику.

На лице Иванова застыло недоумение:

– Но ведь я был начальником цеха… – попытался возразить он.

Старший воспитатель резко его перебил:

– А потом стали вредителем, так? Подрывником производства, отщепенцем общества?

– Да и сейчас вы перевоспитались, но не достойны светлой участи рабочего. Ваш удел сельское хозяйство, – убедительно сказал другой воспитатель и протянул Иванову желтый комбинезон, – переодевайтесь. А назначение мы вам уже изменили. Вас ждут на мокрой и вонючей хлорерной фабрике.

Иванов быстро переоделся. Вскоре в шлюзе зажегся желтый свет. Шлюзовая дверь открылась, за ней виднелась открытая дверь электрокара.

– Прощайте товарищи, – громко сказал старший воспитатель, – покинув дом, вы вольетесь в великую российскую семью и станете господами всей нашей страны.

Алексей Потапов смотрел, как трое перевоспитавшихся зашли в электромобиль. Шлюзовая дверь хлопнула. Вскоре загорелся зеленый свет, и открылась другая дверь – внутрь воспитательного дома.

Воспитатели, неспеша, вошли в нее.

– Чего ты переговаривался с этим военным? – поинтересовался у Алексея старший воспитатель.

– Он твой знакомый? – настойчиво спросил другой воспитатель.

– Да, – кивнул Алексей Потапов, – этот военный – мой бывший брат.

Глава 4

Ирина Вострикова спала всю ночь плохо. Да и какой сон, если женщине далеко за тридцать, а у нее нет мужчины. Нет семьи. Нет детей. И никогда не будет.

Промаявшись всю ночь, Ирина очнулась под утро и подошла к зеркалу. Накапала себе специальных капель гасивших сексуальное желание и вредные мысли. Говорят, что в прошлом такие капли делали для ископаемых кошек, а теперь их настоятельно прописывали одиноким женщинам. Большинству российских женщин.

Закрыв глаза, Ирина закапала себе капли на нос, поморщилась, громко чихнула.

«С другой стороны, так даже лучше, – подумала она, – лучше, чем выйти замуж за придурка».

Когда-то Ирина была завидной невестой. Официально сватались и к ней несколько раз. Последний раз нареченным женихом был военком их школы. Но у того вместо рук и ног культи и паек по четвертому разряду. Хотя настроен военный был весьма решительно. Спасло Ирину лишь то, что разница в их индексах социальной полезности была в целых два пункта. И она имела право просто отказать. Отказать без объяснения причины. Отказать даже такому заслуженному ветерану. А вот если бы разница была пункт, то могли и поуламывать. А уж если индексы были бы равны, то ее бы и спрашивать никто не стал, просто выдали бы новую идентификационную карту и дали единую с мужем комнату.

Ирина поставила лоснящийся пузырек капель на полку и посмотрелась в зеркало. Впрочем, для ее возраста она выглядит неплохо. Да и специальность у нее неплохая. Была Ирина Вострикова личным куратором ученика в школе. Такие места в новой России занимали только опытные люди. Иным, особенно этим интеллигентным слюнтяем, доверить воспитание нового поколения было невозможно. Подонки порождают только подонков. Именно так говорилось в циркулярах министерства народного образования, которые вслух читались педагогам на переменах.

Наконец —то стало отпускать. Ирина посмотрела на часы – до работы еще целый час. Автоматически передвинула несколько упаковок с продуктами, выставила новые показатели автоматического термометра.

Раздался тихий зуммер, и он оторвал Ирину от этой бессмысленной утренней работы.

– Дочка, если можешь, включи видео, – раздался голос Ирининого отца.

Ирина обрадовалась хотя бы тому, что можно скоротать первые томительные минуты серого дня и перевела коммуникатор на видео режим. Перед ней возник ее отец – суровый генерал Востриков, на плече комбинезона, которого красовались два орла с идентификационным кодом. Как бы подтверждая это, внизу экрана высветилось:

«Генерал-лойтнант Востриков».

– А что папа, – подколола отца нервная Ирина, – у тебя в отличие от всех нет лимита на телеразговоры. Для вас, военных, лимиты уже не действуют.

– Есть, – строго улыбнулся генерал, – есть, как у всех российских граждан. Есть. Но мне их не на кого тратить. Не на кого кроме тебя. Поэтому так часто звоню тебе, дочка.

– Я знаю, – качнула головой Ирина, – знаю.

– А чем еще прикажешь занять себя, пожилому генералу мирным утром, как не позвонить дочери.

– Да папа, – согласилась с отцом Ирина, – здорово, что ты мне так часто звонишь.

– В нашей жизни, слишком мало приятного, – отметил отец Ирины, – слишком. А сейчас пауза на войне. Затишье. Вот и решил позвонить. Кто знает, когда я смогу еще передать тебе личный привет. Кто знает, когда все закрутиться и как все закончиться. В бою у меня не бывает времени телефонировать тебе.

– Спасибо папа, – сказала Ирина и тяжело села на кровать-трансформер.