Календарь

«Смотри, ничего не изменилось с тех пор: грабь награбленное, – разговаривала сама с собой Яна, – а Васька твердит, что нет никакой пользы в изучении древности».

Затем она переключилась с энциклопедии на художественный текст, читала внимательно и вдумчиво, уже не комментируя.

«Триумвиры в течение трёх дней вступали в Рим, один за другим: Октавиан, Антоний и Лепид, каждый с охраной, состоящей из преторианской когорты, и одним легионом.

Город, наполнившись войсками, смолк, как затихает природа в преддверии грозы, будто чёрные тучи, спустившись с небес, окутали его кварталы липким страхом. Испуг передался животным: замолчали гуси, собаки трусили, поджав хвосты как побитые. Люди ждали дурных вестей, и они пришли. Ночью у курий и комиций появились списки приговорённых к казни, утром патриции и плебс собирались у вывесок, расспрашивая тех, кто ближе и умеет читать, что там написано. На стихийных митингах иногда выступали сенаторы, прося граждан успокоиться и обнадёживая, что всё это временно, массовых репрессий не будет, накажут только пособников убийц Цезаря.

Октавиан остановился в отчем подворье у Бычьих голов в Палатинском квартале. Его дом находился совсем недалеко от форума, что давало возможность несколько раз на дню бывать в сенате, если в том возникала необходимость. Поначалу ход проскрипции не мог набрать оборотов, солдаты из легиона Октавиана приводили арестованных сенаторов и знать из списка, те просили пощады, но Август был непреклонен, говоря каждому одну и ту же фразу: «Ты должен умереть».

Но его родные требовали, чтобы казни не происходили на территориях, прилежащих к дому, тогда Октавиан приказал, чтобы ему доставляли лишь головы казнённых, так стали поступать и два других триумвира. Всё чаще людей из списка не заставали дома, одни скрывались у соседей, родственников, другие невероятным образом сумели покинуть Рим и его предместья. Тогда объявляли награду за их головы, за донос или поимку, даже рабы получали свободу, доставив голову бывшего хозяина, В процесс были вовлечены все, за укрывательство полагалась умерщвление на месте. Но росло и недовольство граждан, ползли слухи, что солдаты занимаются мародёрством и притеснением домочадцев казнённых, были прецеденты и постыдного характера: солдаты насиловали женщин. Так случай с дочерью сенатора Валерия Лабеона облетел весь Рим, и Октавиану пришлось разбирать это дело публично для предотвращения дальнейших осложнений.

Сенатор Валерий Лабеон был в самой середине списка проскрибируемых. В ту злосчастную ночь в его доме остановился работорговец Тараний, привозивший по заказу римской знати рабов. Его небольшой отряд из вольноотпущенного слуги и двух рабынь разместили на заднем дворе.

Сам Тараний на террасе дожидался Валерия Лабеона в компании его жены Тертуллы, взрослой дочери Руфиллы и управляющего Диомеда.

В этот раз он никого не привёл в этот дом, но явился получить долг за прошлый приезд, продав тогда сенатору молодую гречанку. Работорговец, планируя дотемна вернуться на постоялый двор, задержался не по своей воле. Сенатор, отправляясь к другу Церринию Мессалу обсудить ситуацию, просил его дождаться. Время было уже позднее, а сенатора всё не было.

И вот уже ближе к полуночи тот вбежал на террасу с трясущимися руками, взволнованный и растерянный.

– Вал, что случилось? – испуганно спросила его супруга.

– Только что, на моих глазах, Мессалу отрубили голову, – засипел он, хватая со стола кубок и опрокидывая его в рот.

Присутствующие в ужасе вскочили со своих мест, не зная, что и говорить, словно проглотив языки. Как только Тертулла представила себе кудрявую голову Церриния, лежащую в пыли, окровавленную, с зелёной мухой, ползающей у открытого глаза, она тут же упала в обморок.

– Они придут сюда, я в списке, – промоченное горло позволило Валерию отчётливо и громко произнести ужасные слова.

– Папа, тебе нужно бежать, скрыться! – воскликнула дочь.

– Меня знают и не выпустят! – в отчаянии изрёк сенатор.

В доме поднялась суета, слуги приводили в чувство хозяйку, бестолково носясь из комнаты на террасу и не замечая ни сенатора, ни его гостя.

– Милый Тараний помогите папе бежать, он вам хорошо заплатит! – взмолилась Руфилла.

Переодетый в работорговца Лабеон, со слугой Тарания и двумя рабынями, едва успел покинуть дом, как нагрянули солдаты. Они, осмотрев все комнаты и дворовые постройки и найдя сенатора, схватили Руфиллу и учинили допрос. Двое солдат, Скутарий и Космид, затащили её на задний двор. Руфилла сопротивлялась, пояс, держащий её белоснежную столу[4 - Стола и палла – женская одежда в Древнем Риме. Стола – особая форма женской туники с короткими рукавами и поясом на талии. Палла – кусок мягкой ткани, используемый женщинами как накидка или плащ.] на талии потерялся, ткань одежды порвалась, оголилось её прекрасное молодое тело. Скутарий, не выдержав соблазна, сорвал с неё столу совсем. Как голодный лев он бросился на девушку, повалив её на землю. Насладившись, он передал её Космиду. Руфилла плакала и стонала, а когда насильники закончили, девушка умоляла оставить её в живых, но ей перерезали горло.

Невольным свидетелем оказался Тараний, он и рассказал всё Тертулле. Бедная мать, потеряв от горя страх, поутру на площади перед большим скоплением народа размахивала порванной и окровавленной столой дочери, кляня солдат Октавиана.

Солдат отыскали. Октавиан принародно на площади распорядился казнить их, когда против них дал сведения работорговец Тараний.

«Мы пришли вершить правосудие, а не творить беззаконие», – произнёс публично Октавиан перед тем, как обезглавили солдат».

– Какой цинизм, – не сдержалась, пробормотала Яна, но развивать тему не стала, продолжила чтение.

«Процесс проскрипции, стремительно набирая скорость, подходил к концу. Лепид и Антоний позволяли некоторым лицам из списка, расплатившись имуществом, покидать город живыми. Октавиан оказался самым твёрдым и жестоким в исполнении задуманного. У него была возможность спасти Цицерона, помочь тому покинуть Рим или хотя бы предупредить, но он то ли промедлил, то ли понадеялся на Антония, что тот пощадит столь известного сенатора, оттого произошла трагедия – голову Цицерона принесли в сенат, бросив к ногам Антония.

Узнав об этом, Октавиан возмутился и высказал Антонию: «Ты отсёк голову знаменитейшего человека, того, кто спас государство и был великим консулом!»

Вечером в кругу друзей и соратников, среди которых были Гай Меценат и Марк Агриппа, Октавий затеял разговор о казни Цицерона. Меценат ответил ему:

– Ты бы мог спасти его, как поступают Лепид и Антоний с откупившимися.

– Мне не хотелось отступать от своих принципов. Я считал, что жалость – оружие врага, но, теперь ясно – это ошибка, я проявил негибкость и недальновидность, впредь нужно быть изворотливей.

– А что говорит тебе дух Цезаря? – спросил его Агриппа.

– Он молчит, – задумчиво ответил Октавиан.

– Ну, вот видишь, и тебе нужно меняться, чтобы стать Цезарем и не повторить его судьбу.

«Да они сами себе боги, совесть и судьба, три в одном, – с горечью сделала вывод Яна. – Тут есть и комментарии: «О, горе, горе, как всё низко пало! Какая всюду нищета! Стал Рим большим публичным домом, пал Цезарь до скота, еврей стал – Богом!» Здорово сказано! А кто это?.. Ницше. Тогда понятно». Оторвавшись от текста и глядя на марширующую голограмму, Яна произнесла:

– Да ты просто демон в юношеском обличии.

Ей надоело чтение, и она решила поразмышлять, двигаясь по кругу и разговаривая с голограммой.

– Что же тогда нужно искать?.. – Яна остановилась у марширующего юноши в тунике, повернула к себе панель управления голограммой и, отменив движение объекта, приблизила его. Мерцающий столб объёмного спроецированного видео был почти с неё ростом, возможно, чуть ниже. Всматриваясь в сверкающее лицо, Яна стала говорить с ним: – Чтобы от тебя исходила такая энергия, которая заставляла бояться не только людей, но и животных, вынуждая собак щетиниться при виде такого милого юноши и с опаской лаять, но, не приближаясь, а сохраняя дистанцию. А люди должны чувствовать твою харизму, испытывая к тебе уважение и страх одновременно и, прежде чем заговорить с тобой, проглатывали слюну, чтобы отлепить присохший к нёбу язык. – Ей даже показалось, что голограмма подмигнула ей, подбадривая: мол, давай-давай, ты на правильном пути. – Тогда зачем мне страстик? Я уже знаю, что мне необходимо, можно всё воссоздать и так, – удивлённо спросила она виртуального собеседника. – Нет, тогда это будет, как там трактуется у евреев, «трефа» или не натурально, как говорят Сэм и Сват, – ответила сама за голограмму.

Наконец, окончательно поняв, что ей нужно в дальнейшей работе над голограммой Августа, Яна успокоилась. Запал прошёл, и читать факультативные тексты уже не хотелось.

Оставалось только набраться терпения и ждать, когда подойдёт очередь на прибор. Но что-то ещё не давало ей покоя. Она вспомнила обед и Коляна, невольно переключившись на того, кто подослал к ней Николаева.

Ещё на первом году учёбы она познакомилась с Антоном, симпатичным молодым человеком, открыто демонстрирующим снобизм под стать своей фамилии Мамонов. Казалось, он ни на кого не обращал внимания, но Яна добилась своего – Антон заметил её. Любимая он-лайн игра «Цивилизация Ников» сделала их непримиримыми соперниками, где она почти всегда брала над ним верх, а Мамонов переживал неудачи болезненно. Антон мог бы стать её парнем, ей даже иногда казалось: не будь его – она что-то потеряет, но от принципов своих не отступала, и тогда Мамон стал преследовать её, добиваясь сатисфакции не только в игре, но и по линии взаимоотношений парня и девушки.

«Не на ту напал», – улыбнулась Яна своим воспоминаниям.

А вслух добавила:

– Этот от меня так просто не отстанет, не зря сегодня в столовой ко мне Коляна подослал, нужно посмотреть, что там в игре творится.

«Нет, будем шлифовать Августа, пока в теме, а с игрой завтра…»

И она сделала пометку Ник Никочу, утром следующего дня просмотреть сайт он-лайн игры.

Игра «вживую», или голограммы в игре

На игровом сайте «Ников» пользовательский интерфейс не работал. Посредине окна заставка, в рамке текст. Пробежав его, Яна удивлённо вскинула брови, закрытыми оказались не только индивидуальные адреса, но и весь игровой портал колледжа. Ограничения введены из-за систематических сделок по купле-продаже персонажей, нарушающих принцип честной и справедливой игры. Внутри фрактала допускалась автономная игра.

«Зачем им тогда мой герой?» – продолжала рассуждать Яна.

Она стала читать условия автономной игры, и это её заинтересовало.

Игрокам, имеющим виртуальных героев не ниже двадцатого уровня, предлагалось организовать автономный геймплей[5 - Геймплей. Термин в компьютерных играх, обозначает игровой процесс (игру).]. Игровой сайт осуществляет поддержку их персонажей и основных структурных принципов игры, но не предоставляет графику игрового мира, таким образом стимулируя геймеров[6 - Геймер. Человек, играющий в компьютерные игры.] к самостоятельной разработке графического интерфейса. Даются два вектора развития – сублимированная реальность и интерактивное взаимодействие. Добившиеся выдающихся результатов будут допущены не только на сайт игры, но и смогут поучаствовать в её дальнейшей разработке и совершенствовании.

«Они ставят себя на место бога, наблюдая за нами, как мы развиваем их идеи, – усмехнулась Яна. – Что ж, тогда понятно, зачем Мамону новые персонажи. Но мы можем и сами поиграть с компьютером и против него».

Яна заглянула на автономный фрактал. Там царил бардак, игровых столкновений, в прямом смысле этого слова, не было. Персонаж по кличке Инкуб – детище Мамона с самым последним уровнем – созывал на индивидуальную битву. Приглашение было недельной давности. Откликов не наблюдалось.