Вечером Шурик повел Раечку в гости. За те пять часов, когда она спала, он проделал всю необходимую работу: обежал и обзвонил всех друзей, купил продуктов для застолья. Компания за те три года, что Шурик прожил на Севере, подобралась сплоченная – тот же участковый, врач из участковой больницы, бригадир одной из приисковых бригад.
Все с женами. Самым местным был председатель поселковой администрации- коренной якут. Якутом он был только по внешности, а так ни чем от них не отличался – получил образование и воспитание в Питерском университете.
Веселая такая компания. Поэтому, когда Шурик с Раечкой вошли в квартиру одного из друзей , в которой сегодня собрались, Шурик представил:
– Раечка, моя жена! – все встали и зааплодировали.
– Никакая не жена, – начала было возмущаться Раечка. Один из компании крикнул:
– Да какая разница? На сегодняшний день будешь жена! Тебя ведь Раечка зовут?
– Раечка! – подтвердила она.
Компания дружно встала и подняла тост:
– За Раечку!
И поднесли ей свадебный подарок – песцовую шапку и такие же варежки.
Свадьба, можно сказать, пела и плясала! Хотя это была не свадьба. И пели, и выступали целыми номерами художественной самодеятельности, которые тут же сочиняли на тему дня, и загадывали невероятно сложные загадки типа:
Шура в новой маячке…
Кто купил?…
Компания дружно орала:
– Раечка! –
Ну, и пели, конечно. К удивлению Раечки, пьяных почему-то и не было.
– Это что? Специально для меня? – спросила Раечка, когда они возвращались домой.
– Да нет, у нас всегда так, – ответил Шурик.
… Поздним вечером, когда Шурик уже почти засыпал на своем полу, он услышал шепот Раечки:
– Иди сюда!
На всякий случай Шурик осведомился:
– Я же обещал тебя не трогать!
– Но я же не обещала, – засмеялась Раечка.
…. Утром, однако, она сказала:
– Но это ничего не значит! –
– Ну да, – согласился Шурик, – это не повод для знакомства.
Прошло еще два счастливых дня и две счастливые ночи.
Утром третьего дня хмурый и печальный Шурик повез Раечку в аэропорт. Автобус шел мимо бесконечных сопок. Белые куропатки перебегали дорогу волнами.
Встали в очередь в кассу. Когда до окошка осталось два человека, Раечка вдруг сжала руку Шурика:
– Подожди! Я не знаю, что мне делать?
– Я знаю! – почти крикнул Шурик, и выдернув, Раечку из очереди, счастливой рысью побежал с ней к еще не уехавшему автобусу.
***
Раечка осталась. О чем, впрочем, никогда потом не пожалела. Наверное, это была ее судьба, о чем ни он ни она, тогда не подозревали.
Мест в школе не было. И Раечка устроилась в детский сад воспитателем. Не из-за денег. Ну, так. Ну, да и не те годы, чтобы сидеть дома, ждать мужа с работы, варить щи.
Детский сад был один на весь поселок, в большом деревянном домике, где на первом этаже были игровые комнаты, а на втором – спальни и разные кабинеты. В саду ни дети, ни воспитатели валенки и торбазы не снимали – полы были все-таки холодные.
В середине дня, в зависимости от погоды, детей выводили на прогулку, и это было самое веселое. Во дворе детей терпеливо ожидала стая собак. Собаки были бездомные. Хозяева заводили, или привозили животных, но, как правило, никто здесь долго не жил, и уезжая на совсем на материк, собак просто бросали. Они сбивались в стаи, чтобы выжить, рожали бездомных щенят, и все начиналось сначала. Их подкармливали, никто их не прогонял, и собаки относились к людям с таким же благородством и любовью. Опасными они не были.
У каждого из детей была «своя собака» и они с радостным лаем и криками мчались навстречу друг к другу. Или запрягали их в санки и собаки терпеливо таскали их по двору.
Раечка обедала в саду, Шурик – в столовой, так что, особенно, забот по хозяйству у них не было. Зимой вечерами и в свой единственный выходной, они собирались с друзьями, или в клубе поселка, где шли бесконечные репетиции к очередному поселковому конкурсу художественной самодеятельности.
О! Это было, как подготовка к карнавалу в Рио-де-Жанейро!
Дважды в год, на Новый год и на Первое мая, это были главные события в жизни поселка. Да и то – других ведь событий не было! Шились костюмы, писались сценарии, репетировали музыкальные ансамбли, певцы и артисты!
Соревновались коллективы двенадцати бригад прииска, вместе с женами, семьями и детьми.
Все это было на полном серьезе. Во-первых, престиж и слава, во-вторых, довольно крупные премии, которыми победителей одаривало руководство прииска. Премии давали не деньгами, а гораздо более ценными вещами – всему коллективу начальство покупало билеты, оплачивало самолет, гостиницу -в какой-нибудь театр в Якутске, или оплачивало путевки в летний якутский санаторий.
Дело в том, что почти никто из-за полярных надбавок не брал отпуск каждый год, во- первых, двух месяцев положенных северянам не хватало, во-вторых – дорого, кстати, все отпускные уходили на перелет туда и обратно, допустим, домой в Свердловск через Москву с заездом в Крым на море.
Брали полугодовой отпуск раз в три года. А тут: раз в год на халяву еще и в санатории отдохнуть! Было, правда, и официальное соревнование – трудовое, социалистическое. Но о нем мало кто знал и уж совершенно никто не интересовался.
На прииске, естественно, был парторг, в чьи обязанности перед партией и государством входила организация такого соревнования – за выработку, за тонно-кубы и так далее.
Но едва когда-то встретив присланного из Якутска парторга, начальник прииска- суровый мужик, сидевший при Сталине в этих краях, сказал:
– Сиди тихой мышью. Не высовывайся. Начальник здесь один – это я. А ты пиши свои сводки, отчеты о соцсоревновании – это твоя работа, я мешать не буду!
Якутское руководство, конечно, сейчас же узнало об этих условиях, но и оно было нормальное – понимало, что сверху с них будут требовать золото и олово, добываемое на прииске, а не отчеты об идеологической работе.
Так что соревнование шло только в одном месте – в клубе.
Шурик со своим небольшим ансамблем, был, естественно, примой своего коллектива, и Раечка была допущена на репетиции. Вообще, посторонних не пускали, чтобы секрета программы не уворовали конкуренты.