Был месяц май
Сергей Семенович Монастырский
Жизнь Ивана Христофоровича была обычной, ничем не примечательной. А что у многих людей по другому? Школа, работа, женитьба, дети, болезни, старость… Добавьте что-нибудь в этот перечень! Но все равно это будет тот же ряд. Не все в космос летают. Но Ивану Христофоровичу, так жить не нравилось. А по-другому не получалось. И он эту свою другую жизнь, которую он так и не прожил, придумывал в дневниках…
Сергей Монастырский
Был месяц май
Жизнь равнодушно шла мимо вросшего в землю грязного окна маленькой коморки полуподвального этажа дома, в котором жил Иван Христофорович.
Мелькали в мутном окне торопливо спешащие куда-то ноги, дрались возле окна кошки, шуршали по осени приставшие к окну желтые листья, искрился зимой снежный сугроб… Жизнь шла. А Иван Христофорович умирал.
Пятиэтажный панельный дом был старый, Иван Христофорович был старый. Пора умирать.
Жизнь его была ничем не примечательна, можно сказать, незначительна, и спускался он по жизни, как-то все время вниз, пока не дошел до вот этого полуподвала. Дальше спускаться некуда. А сейчас точка. Пора.
Вся его жизнь проходила как-то незаметно: незаметно женился, незаметно росли дети, было несколько случайных встреч с другими женщинами, но как-то блекло, вскользь. Были, конечно, друзья, но никого из них он уже не помнил. Была работа. Ну, работа и работа. Ничего особенного. В общем, все – ничего особенного. Да он об этом не слишком задумывался. А изменить ничего не мог. Да и не старался. А уж чтобы совсем не затосковать, он стал свою жизнь придумывать. Ну, в смысле, какой бы она могла быть! И записывал эти придумки. Вроде как писал дневник придуманной жизни.
Был Иван Христофорович изрядно начитан. Была у него страсть – уходить от скучной жизни в библиотеку в свободное время и читать. Жена не возражала – не пить же с собутыльниками пошел:
– Он и дома был незаметный человек, ну и пусть идет, не путается под ногами.
Окончил он девять классов. Больше не захотел. Рядом с домом было железнодорожное училище. Раз рядом – чего думать? Пошел туда. Работал сначала помощником машиниста. Долго ходил в помощниках. Водил только грузовые составы. Ну, ничего так. Сначала было интересно, ведь из своего городка он до сих пор никуда не выезжал. А тут, хоть и недолог путь, но все же другие места, люди. Потом глаз «замылился» – маршрут чаще всего был один и тот же. На дальние переезды их депо не ездило.
… Первым после училища женился его друг. Ну, как друг – просто товарищ, жили на одной улице, а городок был маленький, вот всей улицей и гуляли.
Очнулся Иван после этой гулянки в чьей-то постели. Девчонка, конечно, была знакомая, но как-то до сих пор он на нее никакого внимания не обращал. А здесь кто-то его к ней подложил.
Проснулся от ее крика:
– Мама, папа, идите сюда! Он мне заделал!
Как он ей заделал и заделал ли, он не помнил. Но, возражать не стал. Тем более что у девахиного папы кулаки были с Иванову голову. Что поделаешь, надо жениться!
Из дневника
«Был месяц май. Весь тротуар нашей маленькой улицы был усыпан лепестками яблонь. Вишни еще не отцвели и белыми облаками висели над газонами.
Раньше здесь были одни частные дома со своими садами и огородами, потом их снесли, чтобы застроить улицу пятиэтажками, а яблони и вишни остались.
Два отгула, два выходных дня – начинались у меня в это утро, и я еще не знал, куда себя девать, но чего-то необыкновенного нестерпимо хотелось и одурманивающе пахло весной.
На бортике детской песочницы сидела Танька, и волосы ее тоже были усыпаны опадающими лепестками с яблонь. Таньку я знал, как и всех с нашей улицы, но знал так, на уровне «здравствуй -до свидания». Никого из ребят в этот утренний час во дворе еще не было, к Таньке я и подсел.
– В детство впала?
– Ага! – ответила она, – хорошо было в детстве!
– А сейчас плохо?
– Сейчас тоже хорошо, но трудно.
– А чего трудно?
– Ну, вот например, – потянулась она сладко, – влюбиться хочется!
– Ну и влюбись!
– По приказу не получится. Да и не в кого!-
– А в меня, например!
Я и не особенно то хотел, чтобы Танька в меня влюбилась, просто так сказал. На вид она была довольно невзрачная.
– Ты что, правда, этого хочешь? – Танька как-то странно на меня посмотрела.
– Не знаю, – ответил я, не желая ее обидеть, – но давай попробуем!
– Ладно! – засмеялась она, – Начинай ухаживать!
Как ухаживать, я не знал, но в кино видел. И взял ее за руку.
– Пошли!
– Куда?
– Ну, гулять. Потом, может, в кино сходим…
– А что?!
И мы пошли. Гулять с ней было довольно интересно. Она трещала без умолку, сначала про своих подруг, потом про больных – она только начинала работать медсестрой в одной из наших больниц, потом про книжки, которые читала. В общем, я мог просто молчать, не напрягаться. Но что-то в ней мне начинало нравиться. Да и не было у меня до сих пор девчонки, с которой бы были шуры-муры. Так, случайный секс пару раз в компании больших ребят по пьянке без всяких «шур и мур».
Так мы проходили почти до вечера, в том числе, когда проголодались, устроили пикник. На окраине в палатке, купили колбасы, хлеба, развели костер, поджарили все это на обструганных ветках. Вкусно!
– Ой! – сказал она, часов в пять, – у меня сегодня ночная смена, – побегу переодеваться, а провожать не надо!
Мне уже не хотелось с ней расставаться.
– А можно, я к тебе на дежурство приду, – нерешительно попросил я.
Она засмеялась.
–Не знаю. Ладно, ты подходи часам к десяти. Если больных будет мало, и врач уйдет, я скажу.
Из больных в ее отделении, которое находилось в отдельном маленьком домике, были две бабки. Врач, соответственно, ушел, сказал, если что, позвать врача из другого отделения.
Так мы с Танькой, остались вдвоем. Яблони сыпали цвет в открытое окно ее кабинета дежурной медсестры, луна гуляла по темному в полночь небу, мы сидели на подоконнике, взявшись за руки, и разговаривали, разговаривали…