Перехват инициативы

Прячется только тот, кто имеет весомые причины для этого. Следовательно, у нас есть повод действовать оперативно.

И, поскольку в офис нас пускают неохотно и не сразу, оперативность следует совмещать с фантазией. А вызвать человека из офиса просто. Стоит только дать пинка по колесу его машины. Сработает сигнализация, он выскочит. И можно смело крутить ему руки за спину.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

РОМАН БЕРСЕРК, ОТСТАВНОЙ СТАРШИЙ СЕРЖАНТ СПЕЦНАЗА ГРУ

– Капитан Стаднюк, слушаю, – раздался в трубке хрипловатый голос. Мне даже показалось, что злобный голос, хотя его легко спутать с обыкновенной торопливостью занятого человека. А я не люблю делать скоропалительные выводы.

– Моя фамилия Вершинин, – сказал я. – Вы, кажется, хотели со мной встретиться?

– Где вы сейчас? – Капитан говорил так, словно мне уже давным-давно вынесено обвинение, и он, став нежданно-негаданно судьей, приговор читал.

– У себя в конторе?

– В офисе? – переспросил он.

– У нас не любят слово «офис». Мы зовем свое рабочее место конторой.

– Я хочу с вами встретиться.

Он не сказал, что хорошо бы со мной встретиться, он сказал именно «я хочу». И прозвучало это приказом. Жесткий, видимо, мужик. Хорошо, если при этом умный, а то грубые без ума могут дров наломать и других заставляют в тот же процесс включиться.

– Подъезжайте. Я один в кабинете.

– К вам сложно войти. Спускайтесь на улицу. Поговорим в машине. Мы сейчас недалеко. Через две минуты и спускайтесь.

Последние слова он произнес так, словно мальчику конфетку предлагал или щенка подзывал: «На-на-на...» Вообще-то, они могли бы и подальше уехать. По крайней мере, десять минут прошло, пока я увидел отъезжающие «мусоровозы». Две минуты... Они уже возвращались?

Я убрал трубку в чехол, несколько секунд соображал, оценивая ситуацию, потом подошел к окну и легонько отогнул одну из пластин шторки-жалюзи. Ментовский «уазик» стоял прямо под окнами, а какой-то человек в гражданском осматривал мою «Мазду». Не так чтобы очень внимательно, но с двух шагов. Похоже, искал пулевые отверстия, которыми машина, слава богу, награждена не была.

Тогда почему две минуты? Для чего им нужны две минуты? Готовятся? К чему?

Я отогнул пластину жалюзи чуть больше и увидел, как еще один человек вышел из ментовской машины и направился в сторону тротуара налево. Понятно – блокируют. Этот будет страховать вход в контору, чтобы я не убежал туда. Или вообще станет перекрывать одно из направлений неширокой улицы. Замрет рядом с газетным киоском, сделает вид, что витрину рассматривает и очень интересуется порнушными журналами. Стандарт, дальше которого ментовская фантазия не выходит. Но если этот встанет там, тогда и другое направление, естественно, уже блокировано... А почему они считают, что я должен убегать?

Это было уже слегка любопытно, хотя и не слишком приятно. И даже похоже на попытку задержания. Хотя для него должны быть какие-то веские причины. Но избежать разговора, если я договорился о встрече, мне уже не удастся. Не надо было звонить. Если меня в чем-то подозревают, а я попытаюсь избежать встречи, подозрения только усилятся. Придется идти.

* * *

Я однажды сам наблюдал на улице момент задержания ментами какого-то парня. Парень даже не сопротивлялся. Ему сразу ударили ногой в голову, потом в пах и только потом стали скручивать на капоте ближайшей машины. Если и эти менты надумают так же обойтись со мной, хотя, кажется, не имеют к этому прямых оснований, как я должен себя вести? Хорошо... И потому я перед выходом заглянул в ремонтную мастерскую, расположенную на нашем этаже, и выпросил два простых алюминиевых уголка по двадцать сантиметров длиной. Уголки я приспособил под рукава, чтобы прикрыть кость предплечья, и закрепил скотчем. Знаю по опыту, как потом неприятно бывает, когда скотч приходится убирать и он рвет волосы с руки. Но ничего не поделаешь – это простейшая мера техники безопасности.

Вторая мера – запись разговора. Диктофон у меня миниатюрный, напоминает авторучку, запись цифровая, то есть улавливает много таких оттенков речи, которые не улавливает пленочный диктофон. И все посторонние звуки, что тоже может оказаться немаловажным. Внимания не привлечет, если будет торчать из кармана пиджака. Вот только включить его следует загодя. Но памяти диктофона хватает на четыре с половиной часа разговора. Этого, наверное, вполне достаточно... Не думаю, что менты намерены потерять столько времени.

Подготовленный таким образом, я мог смело двигать к выходу из конторы. Смело – это с физической стороны. Но раздумья меня все же не покинули, и они движение притормаживали. Скорее это было недоумение... Что могут менты иметь против меня, чтобы так настойчиво домогаться? Конечно, если бы меня желали допросить только как свидетеля сегодняшнего происшествия, они бы не были так настойчивы. Просто позвонили бы и не перекрывали улицу на случай моего желания красиво убежать. Да и как они могли выделить меня среди других свидетелей? Я даже не вплотную к «Шкоде» стоял. Я и не свидетель вовсе. Здесь что-то другое...

В принципе, менты могут что-то иметь против любого человека, которого очень легко подставить чуть не под расстрельную статью, обладая соответствующими навыками и знанием законов. И даже есть, слышал я, особые специалисты по переводу стрелок. Много дел имеют на счету, а сажают за них совсем других людей. Они же только изредка как свидетели проходят. Но это лишь один вариант из множества, и он никак не связывался с сегодняшней стрельбой на дороге. Стоп... Хотя мог и зацепиться... То, что я «прокачал» через ментовскую базу данных номер машины, еще ничего не говорит. Вполне могло статься, что в машине были именно менты, а кто-то их успокоил и «снял с маршрута»... Эти, сегодняшние, вправе предположить, что именно я организовал расстрел. Или дело обстоит еще проще. Если после расстрела кто-то из пассажиров «Шкоды» остался в живых, он сообщил ментам обстоятельства, при которых их машину расстреливали, и такой поворот даст право ментам предполагать во мне организатора расстрела. Этот наиболее вероятный вариант дает ответ еще на один вопрос – как менты вышли на меня так быстро. Им просто сказали, за кем велась слежка.

Вот с этим не совсем страшным обвинением можно пытаться меня задержать, а можно и не отпустить... Все зависит от того, как я себя поведу...

* * *

– Колян, ты человек надежный? – поинтересовался я, остановившись рядом с «вертушкой» охранника.

– Поддержка нужна? Можешь не сомневаться... – Харламов посмотрел серьезно. – Мы все, прошедшие через Чечню, друг друга поддержать готовы.

– Поддержка простая. Я сейчас иду с ментами поболтать. Они там, – кивнул я на дверь. – Тебе в окно видно, что в машине происходит?

– Видно.

– Понаблюдай... Если что-то будет не так, в свидетели пойдешь?

– Против тебя или против них?

– Кому ты поддержку обещаешь?

– Я же сказал, можешь не сомневаться. Меня молчать не заставят...

– Вот это все, о чем я хотел попросить. А если поддержка ментам понадобится, ты, выходит, ничего не видел.

– Только и дел у меня, чтобы в окно смотреть. – Харламов показал книжку, которую читал на службе.

– Порядок.

Я включил диктофон и шагнул к двери...

* * *

Капитан Стаднюк оказался крепким парнем чуть постарше меня, в гражданской одежде. Смотрел он недобрыми глазами и тяжелым испытующим взглядом оценивал мою не слишком впечатляющую фигуру – видимо, составлял общее впечатление.

– Садись... – кивнул он на заднее сиденье «уазика», а сам для себя открыл дверцу переднего пассажирского сиденья. Водителя в машине не было. Наверное, тоже перекрывал возможный путь моего бегства.

На «ты» капитан перешел без обиняков. Это, видимо, привычка. Наверное, предъявлять обвинения и говорить при этом «вы» ему не слишком удобно. Тогда его природная грубость будет спотыкаться. Но у меня тоже есть свои устойчивые привычки. Если мне говорят так вот, без всяких предисловий, «ты», я отвечаю тем же.

– Приглашаешь? Может, и кофе подашь?..

Капитан на это даже не хмыкнул.

На заднем сиденье уже устроился еще кто-то – улыбчивый парень, наверное слегка ехидный, судя по выражению лица, тоже в гражданской одежде, но с пистолетом, оттопыривающим низ куртки-ветровки. Поясная кобура тем и неудобна, что выдаст себя при сидении. В этом отношении подмышечная выигрывает, хотя опытный глаз всегда определит наличие ее по тому, как она перетягивает плечо крепежными ремнями. Подмышечную кобуру у капитана Стаднюка я определил еще на подходе, когда он стоял рядом с машиной.

Я сел и даже дверцу закрыл, чтобы не думали, будто я заранее оставляю себе удобный путь бегства, и не напрягались. Сел и капитан, и сразу вполоборота ко мне повернулся.

– Рассказывай...

– Что именно? – Я старался сохранить невозмутимость.

– Не знаешь?..

– Догадываюсь, но жду наводящих вопросов... – к чему заниматься игрой слов и тянуть время. У меня нет причин скрывать то, что я видел и знаю. Но я, хотя кое-что и видел, практически ничего не знаю. И потому весь мой рассказ может свестись к нескольким предложениям.