Парад скелетов

Значит, вертолетчик был нужен живым. Хотя бы для того, чтобы подсказал, как напалм сбросить перед полетом. Хорошо бы сбросить на головы талибам. А надеяться на то, что там, внизу, возле вертолета, останется живым механик, не приходилось. Может, и останется. Наверное, это он стреляет из крупнокалиберных пулеметов. Прямо с вертолета, должно быть, стреляет. У вертолета пулеметы мощные, спаренные. И стрелять можно, даже не поднимаясь в воздух. И запас патронов в вертолете такой, какой на своих плечах не унести. Такими пулеметами вполне возможно сдержать противника. Правда, темнота в этой ситуации не помощница. А темнота подступила уже густая, какой она всегда бывает перед рассветом. Продержалась бы группа там, внизу, до рассвета, было бы легче. С рассветом противника будет видно. Тогда появится возможность стрелять прицельно. Пока же длинные пулеметные очереди говорили о том, что это скорее сдерживающая стрельба, чем прицельная.

– В кишлак… – снова предложил англичанин. – Там можно будет спрятаться…

– Там с вас, сэр, местные жители сразу с живого шкуру снимут. Чтобы талибам угодить и себя обезопасить. Только к вертолету! Перебегайте. Быстро. Мы прикроем…

Сержанту хотелось выложить пару-тройку крепких словечек в придачу, но он сдержался. Все-таки этот английский вертолетчик – офицер, кажется, майор. Прицолла привык в армии к субординации и уважал звания даже в рядах союзников.

Вертолетчик, видимо, свою шкуру сильно уважал. А представление о том, как ее снимают с него живого, его подхлестнуло так, что он понесся вдогонку за рядовым Рейцигом так, как ни один спортсмен-спринтер никогда не бегал.

Пригибаться во время перебежки и менять траекторию самого бега, чтобы мешать противнику сделать прицельную очередь, англичанина не учили. Летчики и вертолетчики вообще плохо владеют наземной военной наукой, давно знал сержант Прицолла. Но пули, что свистели вокруг англичанина, только добавляли ему скорости. Он сам бежал как пуля, подгоняемый собственным адреналином, и попасть в него было крайне сложно. И потому вертолетчик благополучно достиг пригорка, за которым уже залег рядовой Рейциг. И тут же присоединился к рядовому, отвечая выстрелами на выстрелы талибов…

– Солиман! Вперед! – дал сержант команду последнему, оставшемуся рядом с ним рядовому «марину». И тот, ожидая этой команды и приготовившись заранее, сразу сделал стремительный рывок. Солиман бежал, пригибаясь и виляя, все выполняя по всем классическим правилам перебежки под обстрелом. Тем не менее пуля настигла рядового в момент приближения к позиции Рейцига и англичанина. Солиман как бежал, так и упал лицом вперед. И темнота не позволяла рассмотреть, шевелится ли он. Прицолла ругнулся, дал несколько коротких злых очередей в сторону талибов, но только лишь в сторону, потому что он не видел, в кого ему стрелять. Талибы, видимо, достаточных сил не имели и потому не атаковали в открытую, а вели обстрел с закрытых позиций.

– Прикрывай! – рявкнул Прицолла, и сам начал перебежку.

В него, казалось, стреляло вдвое больше стволов, чем во всех других вместе взятых. Но так казалось, наверное, каждому, кто перебегал под пулями. Сержант стволы не считал и пытался на бегу рассмотреть, насколько темнота позволяла, пространство перед собой, чтобы не споткнуться и ногу не подвернуть. И так он благополучно достиг упавшего рядового Солимана. И залег рядом, положив на спину рядовому ладонь. И сразу понял, что Солимана уже нет, есть только его тело, закончившее свой земной путь. А к талибам, видимо, подкрепление подоспело. Прицолла отчетливо услышал, как заговорили новые автоматы и вместе с ними ручной пулемет. Пули свистели над его головой, не давая подняться. И слабый заградительный огонь автоматической винтовки рядового Рейцига и пистолета английского вертолетчика не могли создать необходимую плотность огня для возможности завершения перебежки.

Сержант думал недолго. Приноровившись, он забрался под тело рядового Солимана.

– Извини, Джек… – только и сказал.

Взвалив тело рядового себе на плечи, Прицолла вскочил и побежал. Пули били в безжизненное тело рядового, но насквозь его не пробивали, хотя и Солиман, и сам Прицолла были без бронежилетов. И хотя каждый удар пули в тело грозился сбить с ног и самого сержанта, тем не менее он на ногах держался и преодолел дистанцию до конца. Благо, бежать уже было недалеко. Подоспей к талибам подмога на тридцать секунд раньше, сержант не успел бы до Солимана добраться. При увеличившейся плотности огня его обязательно достали бы талибские пули. Опоздай подмога на тридцать секунд, Прицолла добежал бы и без прикрытия телом погибшего рядового. Убитый рядовой Солиман спас своего сержанта. Теперь оставшиеся в живых три натовца собрались вместе, чтобы соединиться с двумя афганскими полицейскими и механиком английского вертолета, что вели активный бой внизу. Бой там в самом деле был активным. Наверное, талибы подошли близко, несмотря на пулеметный обстрел. Но пулеметы вертолета могут контролировать на земле только фронтально взятый сектор. Талибы, похоже, этим воспользовались…

Глава третья

Человек не злой, я врагу своему тридцать три раза не пожелаю лежать вот так, с рукой на «вертолете» и в гипсе, который дышать мешает. Все сводилось к возможности работать левой рукой. А мне требовалось, чтобы все тело работало. Я так привык. И занимался. Мышцы регулярно, если никто не мешал, напрягал со всей возможной силой, потом резко сбрасывал напряжение, чтобы через десяток секунд напрячь снова. Так я восстанавливал кровообращение в теле, и мышцы старался держать в тонусе по мере возможности. Привыкшее к систематическим большим физическим нагрузкам тело требовало этих нагрузок. Такой способ лечения существует с незапамятных времен. Необходимо регулярно разгонять по организму кровь. Даже мысленно, если нет другой возможности. А свежая кровь всегда быстро лечит раны. Это и были мои физические занятия. Плохо только то, что от сильного напряжения некоторые из моих ран открылись, как сказала мне делающая перевязку жгуче-рыжая медсестра. Но кровотечение было не сильным. Раны все аккуратно или неаккуратно – не знаю, не видел – «заштопаны», и кровь из них могла только сочиться. Такие мелочи не могли меня остановить в занятиях. И я их продолжал. И почувствовал, как оживает мое лицо. Вначале, вскоре после серии операций, у меня даже на лице, как казалось, кожа стала стянутой, жесткой и ломкой – того и гляди треснет. Но по мере занятий кожа стала разглаживаться. И не только на лице, наверное, и на всем теле тоже. Я начал обретать способность улыбаться, но упорно не желал этого делать, чтобы никого не пугать.

Знаменитую японскую кровать привезли даже раньше, чем обещали. То ли с другим самолетом отправили, то ли самолет приземлился на крышу госпиталя, то ли еще какие-то события доставку ускорили. Перекладывали меня санитарка и четверо легкораненых солдат из нашего отделения. Особых проблем не возникло, потому что перекладывали вместе с матрацем и постелью. И тут же вручили инструкцию, распечатанную на принтере. Перевод был компьютерный, следовательно, требовалось приложить максимум усилий и предельно напрячь умственные способности, чтобы понять. С помощью танкиста-подполковника я все же сумел разобраться с инструкцией, и больше интуитивно, чем согласно предписаниям, подключил кровать к электропитанию. На управляющем пульте загорелась зеленая лампочка готовности. С кнопками пульта разобраться было проще, поскольку в инструкции к изображению каждой кнопки прилагались иллюстрации положения кровати. Правда, я и там умудрился сначала ошибиться, потому что после значительной потери крови в результате множественных ранений и еще большей потери крови в результате множественных операций у меня сильно подсело зрение. Это обычное дело при потере крови, как говорил мой опыт предыдущих ранений. В результате, вместо того чтобы поднять спину, я сразу задрал себе ноги выше головы. Хорошо, что рядом с каждой кнопкой для одной манипуляции существовала и вторая кнопка, проводящая манипуляцию в обратную сторону. Таким образом, всего за пять минут тренировок освоил все возможные операции с кроватью. Более того, пользуясь тем, что моя кровать стояла так, что перед ней образовывалось свободное пространство, мог позволить себе свободно подъехать, например, к подполковнику танковых войск. При этом отдавить ему вторую ногу. Но я себе такой серьезной цели не ставил, хотя подполковник при моих попытках покататься отскакивал, насколько ему позволяла загипсованная нога. В мое водительское мастерство он не верил…

* * *

Меня опять же раньше времени перевели в генеральскую палату, так быстро освободившуюся. То ли генерал поторопился выписаться, то ли умер, не знаю точно. Но палата освободилась. Она была не такой просторной, как палата на четверых, хотя тесной ее тоже назвать нельзя. Но уже при переезде я ощутил насущную необходимость иметь второго пилота, который будет направлять движение кровати. К тому же даже невысокий порог кровать переехать была не в состоянии, и выздоравливающие солдаты приподнимали поочередно одну и другую спинки, чтобы вывезти меня на оперативный простор коридора, где, к сожалению, тоже невозможно было испытать скоростные возможности моего средства передвижения. Слишком много нашлось желающих посмотреть на чудо японской техники. Даже проехать до новой палаты было трудно. Но я никого не задавил.

В палате едва успел подключить в розетку зарядное устройство, поскольку заряд аккумулятора моей кровати был уже истощен передвижением, требующим затрат энергии, когда в дверь после короткого стука вошел полковник Михайленков, как и в прошлый раз, в халате, который на нем казался откровенно детским.

– Как дела, Кот?

– Вашими молитвами, товарищ полковник. Стараюсь выжить и окрепнуть. Надеюсь, на новом месте у меня это получится лучше. Статус палаты к тому обязывает.

– Я буквально на три десятка секунд. Не на тридцать три, а только на три. Короче говоря. Скоро к вам пожалует священник. Договорился. После священника ждите преподавателя английского языка. А я пока оставлю вам кое-какие материалы по последней работе человека, которого вы должны будете заменить. Афганские материалы…

– Он в Афгане воюет?

– Нет. Он просто был там в командировке. Мало ли что… Вам, Кот, следует знать, чем ваш предшественник занимался. Капитан Лосовски не офицер регулярной американской армии, он командир группы испытателей. При этом испытывает не только оружие, но и всякую вспомогательную технику. Придется хотя бы кое-что из этого и вам освоить. Но, мне кажется, достаточно будет знать дела в общих чертах, по российским аналогам. Изначально мы вообще не намеревались вам эти документы предоставлять, но потом в оперативном отделе просчитали, что вероятность вашей встречи с человеком, который проходил стажировку в рядах талибов, равняется тридцати процентам. Это уже большая величина, и подстраховаться необходимо. Согласно нашим данным, едва ли кто-то из талибов мог быть хорошо с капитаном Лосовски знаком, но видеть его кто-то мог, поскольку Лосовски имел с талибами конфликты и даже наскоро познакомился с двумя выходцами с Северного Кавказа. И пообещал им, что скоро сам к ним на Кавказ пожалует. Он даже взял их координаты. Его могли запомнить. А на сотрудничество с нашими северокавказскими бандитами Роберт Стивенс Лосовски очень даже рассчитывает, потому что силам его группы самим с заданием не справиться. Вот он и желает привлечь бандитов Северного Кавказа, которые бесплатно работать не будут. При этом Лосовски желает заплатить бандитам не деньгами, а новым экспериментальным оружием – психотронной пушкой. Это вкратце. Мы эту информацию получили из первых, как говорится, рук. Один из бандитов, с которыми Лосовски встречался в Афгане, сейчас находится в СИЗО в Махачкале. И кое-что рассказывает. К сожалению, он не главный человек в той паре. Его партнер находится в розыске, и добраться до него мы пока не можем. Но именно этот партнер время от времени общался с американским капитаном по телефону. – Полковник посмотрел на часы. – Все! Уже опаздываю, а командование этого не любит. Я побежал. Машина ждет. А вы пока изучайте материалы. В открытом виде их лучше нигде не оставлять. Хотя документы и не носят грифа «Секретно», тем не менее могут показать направление нашей заинтересованности. Я загляну сегодня перед ужином или даже завтра. Это не от меня зависит. Как доставят китайские препараты, я сразу и приеду. Возникнут вопросы, я буду готов ответить. И дам устную связку между материалами и реальными событиями, в которых вам предстоит участвовать.

– Я прочитаю внимательно, товарищ полковник, – пообещал предельно серьезно.

– Среди материалов есть отдельный, не связанный вроде бы с военной тематикой. Если по этому материалу будут соображения, обсудим варианты. Сам ни на чем настаивать не буду, но, скажу честно, буду рад, если… Короче говоря, буду ждать вашей реакции…

* * *

На стук в дверь я спокойно и громко ответил:

– Войдите, батюшка.

Вошел священник. Средних лет, с седой короткой бородкой и с седыми волосами, собранными на затылке в хвостик. Седина у него, видимо, была ранняя. Мне так подумалось.

– В окно мой приход видели?

– Если бы я смог до окна добраться, батюшка, я бы и до часовни сам дошел. Разница в расстоянии для меня принципиального значения не имеет.

– Меня зовут протоиерей Георгий. Я поставлен на духовное окормление пациентов госпиталя, – представился священник, глядя мне в глаза со вниманием.

– Старший лейтенант Кот…

– Фамилия такая? – переспросил батюшка.

– Котовский. Но к Коту я больше привык.

– А имя?

– Платон, – сказал я и сразу поправился: – Раб божий Платон.

Меня, получившего веру от родителей, само понятие «раба божьего» не смущало нисколько. Некоторые же, я слышал, возмущаются, заявляя, что они не рабы божьи. Но это, как я понимаю, все зависит от убежденности. Кто-то желает быть рабом божьим, кто-то становится рабом греха. Третьего не дано.

– Понимаю, что крещеный и воцерковленный, – констатировал отец Георгий. – Но мне сказали, что у вас есть ко мне важный разговор.

– Да, разговор, важный для меня, требуется пояснение к происшедшему со мной. Вы садитесь, батюшка. Я за минуту все рассказать не смогу.

Он сел. Я рассказывал только о происшествии на пробежке, о том, что сумел сделать, чтобы спасти своих солдат, и о том, к чему это привело меня. То есть о своем путешествии через тоннель. Причем многие подробности вспоминались уже по ходу рассказа. Но рассказывал я долго, не торопился, хотя и понимал, что здесь, на земле, где присутствуют понятие и действие времени, это все выглядит растянутым, а в действительности все, как мне казалось, произошло за мгновения.

– Подобные случаи не редки, и многие из них давно описаны. Есть даже целые книги на этот счет, – после непродолжительной паузы, когда я закончил рассказ, сказал отец Георгий.

– Да, я читал кое-что из этого. Хотя, когда что-то происходит с другими, это может быть просто интересным, но никогда не ждешь, что это с тобой произойдет.

– Наверное. Я недавно встречался с женщиной, которая пережила нечто подобное. Она ложилась на операцию и перед операцией пришла ко мне исповедоваться. Долго исповедовалась, с самого детства свои грехи вспоминала. Во время операции впала в состояние клинической смерти. И потому не удивляюсь вашему рассказу.

– Меня другое смутило, и я хотел бы получить разъяснения. Церковь учит нас, что после смерти душа человека проходит сначала через мытарства и только потом удостаивается милости видеть царствие небесное. Я даже могу понять, что после исповеди женщина, про которую вы рассказывали, тоже избежала мытарств. А как же я? Я давно уже не исповедовался. И даже на службе давно не был. Почему я без мытарств остался? Или это все должно произойти позже? Я просто не дождался их?

– С вами, Платон, произошел особый случай. Подобное не каждому выпадает, а если выпадает, то это только по милости господней к нам, грешным, – он перекрестился. – Господь говорит нам в Евангелии, что нет высшей любви, чем отдать жизнь свою за други своя. Вы собой, можно сказать, закрыли солдат. Это, я думаю, высшее проявление любви к ближнему. А ведь сам господь не что иное, как любовь. И потому один ваш поступок перечеркнул множество ваших предыдущих грехов. Я так думаю, что ваши действия можно рассматривать и как чистосердечную исповедь, и как раскаяние в своих беззакониях. И господь оценил все по милости своей.

– Может быть. Любой на моем месте поступил бы так же. Но кто такой Юрий, который сопровождал меня?

– В какой это день было? Какого числа?

Я сказал.

– Посмотрю в церковном календаре. На память все даты я назвать не могу. Хотя могу предположить на основе своего опыта и знаний, что это был святой, чью память празднуют именно в этот день. Слышал, что бывали именно такие случаи. Если вам интересно, могу даже позвонить вам. Скажите свой номер.