Ошибка ликвидатора

Но такой необходимости, к счастью, не возникло. Я просто положил сейф плашмя в салон микроавтобуса, сразу убрал туда оружие и патроны, запер дверцу, а ключ, естественно, сунул в свой карман.

Должен сказать, что второй экземпляр ключей остался у Дмитрия Евгеньевича. В принципе ничего страшного в этом не было. Служба у нас такая, что погибнуть или быть тяжело раненным может всякий. Тогда кому-то придется позаботиться об оружии этого человека. Естественно, что запасной ключ находится именно у непосредственного командира.

Вследствие недвусмысленного предупреждения полковника Самокатовой я просчитал и еще один вариант. Если мне вздумается нарушить правила игры, то мой сейф может быть вскрыт. С использованием моего оружия будет совершено преступление. Экспертиза потом докажет этот факт. В результате я попаду за решетку, где меня и прикончат.

Конечно, сменить замок сейфа я вполне сумею. Но такая мера предосторожности мне нисколько не поможет.

Я вернулся на склад и засунул обмундирование в свой рюкзак. После этого мы с майором вышли из помещения.

Микроавтобус легко проехал по гаревой дорожке до асфальта, по нему без проблем миновал небольшой лесок. Он остановился около двухэтажного здания, построенного из силикатного кирпича, как и штабной корпус. Над ним высились только тарелки спутникового телевидения, и не было никаких антенн связи. Из чего я сделал вывод, что мы приехали в казарму.

Дмитрий Евгеньевич сразу провел меня на второй этаж, открыл своим ключом комнату и заявил:

– Твое временное обиталище. Тащи сюда сейф и рюкзак. Думаю, что ты хотя бы ночь для начала здесь проведешь, а дальше будет видно.

– Я вообще-то человек непривередливый, могу даже на лестнице уснуть.

Сейф и рюкзак я принес одним рейсом, продемонстрировал, что радикулитом моя спина не страдает, да и руки еще на что-то способны. По крайней мере, если выгонят из армии, смогу работать в магазине грузчиком. Я слышал, что такая вот трудовая деятельность считалась весьма престижной в советские времена. Однако сейчас ее значимость сошла на нет. Ну да ничего. Я найду себе и другое применение. Например, открою собственный фитнес-клуб и стану там тренером, буду по сходной цене избавлять дамочек от лишнего веса.

– Переодевайся. Сразу на полигон поедем. Там вся группа занимается снайпингом. Сейчас дневные стрельбы, с наступлением темноты – ночные. Оружие бери свое, чтобы рука привыкала, ствол стал ее продолжением.

– Через две минуты буду готов, – заявил я.

Основная часть этого времени у меня ушла на то, чтобы зашнуровать берцы.

Настоящим снайпером я себя никогда не считал. Более того, всегда утверждал, что для каждой военной специальности человеку требуются особые, тщательно наработанные навыки. Тем не менее представление о снайперской стрельбе я, разумеется, имел, умел пользоваться лазерным дальномером, прицельной маркой, знал, что такое параллакс и угловая минута. Мне были известны и еще некоторые тонкости этого военного ремесла. Однако повторю, что профессионалом в этом деле я не являлся.

Тут не было никакой беды. Никто не обнимет необъятного. Каждый военный человек должен заниматься своим делом. Я не мог, например, сравниться с солдатом-сапером в знании минного дела, хотя был знаком с ним не понаслышке. При необходимости я не раз и ставил, и обезвреживал различные взрывные устройства.

Собрался я быстро, как привык в армии. Свой более-менее приличный экземпляр экипировки «Ратник» я по привычке отправил в шкаф на вешалку. Новую экипировку подтянул, где требовалось, ремнями и пряжками, но не туго. Я не стал загонять себя, как делают некоторые, в жесткий панцирь, в котором трудно бывает пошевелиться.

Машина ждала нас на дороге против дверей, там где мы ее и оставили. Чтобы добраться до стрельбища, не требовалось выезжать за территорию воинской части. Ехали мы минут сорок, все по лесной неровной дороге. Даже на малой скорости укатили мы достаточно далеко.

Этот факт говорил о том, что хитрое подразделение, именуемое «сектор Эль», занимало весьма большую территорию. Хотя я сразу предположил, что тут базируются и другие воинские части. Об этом говорило присутствие тут людей в десантной форме и даже представителей инженерных войск.

Надо сказать, что на костюме от «Ратника», который я получил на складе, не было вообще никакой эмблемы. Не имелось ее и на рукаве у майора Апухтина. Но спрашивать что-то ради выяснения ситуации я не стал. Когда нужно будет, возникнет необходимость, мне все растолкуют и сообщат. А если нужды нет, то и суетиться не стоит.

Когда мы прибыли на стрельбище, майор Апухтин предложил мне придумать позывной. Он сказал, что люди в группе не знают ни имен-отчеств, ни фамилий друг друга.

Я ответил, долго не думая:

– Волкодав.

– Привязка!.. – строго напомнил мне Дмитрий Евгеньевич.

Да, он был прав. Привязка ощущалась потому, что спецназовцев ГРУ и внутренних войск часто называют волкодавами.

– Привязка только в том, что у меня дома живет ирландский волкодав.

– Значит, двойная привязка. Как еще ирландских волкодавов называют, если уж тебе так хочется с собакой себя связать?

– Ивушка. Первые две буквы совпадают с названием породы.

– Вот и стань Ивушкой. Капитан Ивушка. Это звучит. Особенно без звания. Будешь просто курсант Ивушка. Ты ведь теперь снова курсантом сделался.

– Надо мной люди смеяться будут. Скажут, что баба. Или решат, что командирше нашей угодить хочу, под нее подстраиваюсь.

– Тогда будешь просто Ив. На французское имя похоже. У тебя, случаем, нет лягушачьих корней?

– Не заводил. Не уважаю кваканье.

– Вот и хорошо. Пусть будет Ив. Устроит?

Майор говорил настойчиво, и у меня не было причин отказываться.

– Согласен. Вполне устроит.

Группа, к которой мы присоединились, состояла из восьми человек. Майор Апухтин был здесь самым старшим во всех отношениях. Он оказался единственным, кто отзывался на имя-отчество, фамилию и звание. Все остальные, когда майор меня представил, назвали только свои позывные.

Из этого я сделал вывод, что майор Апухтин командует только учебным подразделением и не готовится участвовать в предстоящей операции. То есть он вообще держится в стороне от основной работы «сектора Эль».

Группа сидела на пригорке. Инструктор по снайпингу, немолодой старший лейтенант с впалыми щеками, поросшими седоватой щетиной, объяснял своим подопечным, как провести отстройку параллакса оптического прицела с помощью лазерного дальномера.

Я это все знал отлично, поскольку уже проходил такое обучение сначала на курсах повышения квалификации при Военно-дипломатической академии, потом на занятиях по снайпингу, организованному специально для командиров рот бригады. После чего я сам натаскивал по этой части командиров взводов своей роты, чтобы они, в свою очередь, обучали солдат.

Это значило, что знания у меня по данному вопросу были. Но я никак не показывал этого. Надо ли рисоваться, если сразу может возникнуть вопрос насчет того, где я эти знания получил? Как ими пользовался? Тогда откроется прямой, хорошо заметный след, ведущий к командиру роты спецназа ГРУ Максиму Викторовичу Онучину.

Потом начались практические занятия. Они проходили в группе, но индивидуально. Инструктор осматривал прицел на пистолете-пулемете каждого курсанта, проверял заводские и индивидуальные настройки и регулировки. Потом он указывал цель, расстояние до которой требовалось определить лазерным дальномером, и отстроить параллакс. После чего инструктор сам прикладывался к прицелу глазом, смещался вправо и влево, чтобы смотреть не напрямую. С помощью специального барабанчика, расположенного слева от трубки прицела, он делал такую настройку, какая требовалась в данном случае, и объяснял свои действия.

Я оказался единственным в группе, кто все сразу сделал правильно, практически идеально и предельно быстро.

Инструктор внимательно посмотрел на меня и спросил:

– Снайпером служил?

Я в ответ только отрицательно помотал головой.

– А где научился? – Данный вопрос был откровенной проверкой на вшивость.

Это я понял уже по тому, что майор Апухтин немедленно шагнул ко мне и остановился за моей спиной.

– Да так. Показывали знающие люди.

Этот ответ показался инструктору исчерпывающим. Больше вопросов не последовало.

Я сразу понял, что в «секторе Эль» соблюдение режима секретности ставится превыше всего. Может быть, даже боевой подготовки. Здесь не рекомендовалось делиться собственными знаниями и боевым опытом.

Это, на мой взгляд, было в корне неправильно. Раскрытие режима секретности возможно тогда, когда группа, выполняющая задание, провалится. При отсутствии должной подготовки такой вариант вполне возможен. Тогда вопрос сохранения тайны будет зависеть только от страха бойцов за свою семью, за то, что ее ждет.