Убойная позиция

Главный разговор, однако, шел не о блохах…

– Эмир, что скажешь? Жена у меня болеет… Навестить не мешало бы… – Дукваха наконец-то обратился напрямую к тому, для кого его слова звучали.

Эмир, перед тем как ответить, встал и высунулся из землянки, словно проверил обстановку в лагере.

– Потерпи пару дней… Новая база ближе к дому будет…

И сел в свой угол, где обычно часто дремал с открытыми глазами…

* * *

Эмир Хамидрашид Дадашев в свои тридцать два года ничем, кроме войны, в жизни всерьез не занимался. То, что он был когда-то студентом, в счет не шло, потому что студенчество – это не род занятий. Он мог бы стать профессиональным спортсменом, поскольку учился на профессионального тренера по борьбе дзюдо, но стать спортсменом помешали обстоятельства. И потом, что это за профессия – спортсмен… Война – это вот да!.. Это дело стоящее для мужчины с характером горца… Победу спортсмена нельзя сравнивать с победой воина!

И сначала Хамидрашиду Дадашеву сильно нравилось воевать. Даже просто командовать нравилось, отдавать приказы и смотреть, как эти приказы выполняются. Потом стало нравиться меньше, потому как сначала казалось, что удача всегда будет на стороне ичкерийцев и счастливая судьба никогда не отвернется от сильных… Но получилось не так… И теперь занятие войной заставило Дадашева забыть, что такое дом и спокойная обстановка, которой тоже иногда хочется даже воину. Многие полевые командиры, которых Хамидрашид хорошо знал, которых уважал, давно сложили оружие и живут спокойно в собственных домах. Ему этого не дано… Грехи за спиной большие…

Конечно, грехов за любым полевым командиром много, но не обо всех грехах знают в прокуратуре. Те, о которых знают, можно простить, как мелкие и несущественные. Те, о которых не знают, не простили бы, но именно поэтому о них не знают. Хамидрашид никогда не заботился о завтрашнем дне и всегда во всем шел до конца… Без страха, без жалости… Такой характер был у него… И потому свои грехи не прятал… Вот это-то и отрезало ему возможность жить дома и не просыпаться ночью от высокого и визгливого крика ночной птицы, промахнувшейся при атаке на добычу. Птицы очень пронзительно кричат… И слишком много их развелось в округе… Непонятно – отчего так много птиц стало и почему они так часто кричат… Может быть, скрытый в лесной чащобе лагерь маленькой группы, что постоянно находится рядом со своим эмиром, оставляет после себя много отходов жизнедеятельности человека, это привлекает мышей, а там, где мыши, там и птицы? Возможно, это правда… И лисиц стало слишком много… Лисицы тоже там пасутся, где мышей много… Это может выдать базу, и лучше сменить ее… Наверное, уже пора…

Хамидрашид никогда подолгу ни на одной из множества своих баз не задерживался. Месяц, от силы два, и надо переходить на другую, заранее подготовленную. Заранее подготовленных баз много. И даже баз, подготовленных другими полевыми командирами, которым они уже не понадобятся, потому что эти полевые командиры сдались властям по амнистии. Задерживаться опасно, а Дадашев опасность чувствовал издалека и всегда уходил от нее… Уйдет, конечно, и сейчас, просто сменив базу, но только после того, как завершит начатое… Заложенные у дороги фугасы ждут своего часа… И этот час скоро настанет… Сначала будет звонок на спутниковый телефон, потом работа… А после этого и уходить можно…

* * *

У Хамидрашида много друзей. И это помогает ему… Друзья умеют поднять его настроение… Один из них, что в райотделе служит, позвонил на днях. Сообщил, что в лесу нашли тайник с оружием, подробно описал место. Сказал, что только через день сообщение о тайнике уйдет в республиканское управление. Только оттуда пришлют людей, чтобы тайник разобрать. Тайники часто заминированными бывают, а в райотделе нет своих саперов…

Хамидрашид со своими людьми место сразу же навестил, тайник нашел без труда – это просто: посмотрел, где бы сам стал тайник устраивать, там он и должен оказаться. Дело полезное, потому что своих тайников не напасешься. Взял запас патронов, целый ящик гранат для «подствольника», которые у него самого давно уже кончились, нашел в дополнение к боеприпасам непортящуюся провизию, что тоже неплохо. А сам тайник заминировал. И Мовсар Копченый на дороге, что сюда же вела, по приказу эмира заложил фугас своего фирменного изготовления. Оставалось дождаться, когда снова позвонит друг из райотдела и сообщит, что кто-то выехал проверить тайник. Другой дороги здесь нет. Только по одному пути пожаловать могут. И на этом пути эмир Дадашев будет ждать их…

Нет, он, конечно, не мечтает о полном уничтожении выступивших в лес сил. Не те теперь времена, чтобы мечтать о большой операции, имея в наличии восемь человек. Но неприятностей доставить сможет любому противнику. Не каждая группа может подкрепить взрыв очередями сразу из четырех ручных пулеметов. У пулемета скорострельность такая, что не успеешь сообразить, куда спрятаться, как надобность в этом отпадет, потому что трупы прятаться не могут…

* * *

Звонок трубки спутникового телефона раздался в условленное время. Хамидрашид включает трубку только на два часа в день – аккумулятор бережет, потому что запасной аккумулятор, который он отправил на зарядку к другу, еще не доставили. Когда Дукваха домой отправится, чтобы жену навестить, он и аккумулятор заберет, и отдаст на зарядку старый. Так эмир всегда делает. А двух условленных часов для необходимой связи вполне хватает. Есть всего несколько человек, которые могут эмиру звонить. Не каждый день звонят, а только тогда, когда есть что сказать.

Не желая разговаривать при всех не потому, что разговор был тайным, а потому, что эмиру просто полагается не держать всех воинов джамаата[5 - Боевое подразделение у боевиков на Северном Кавказе. Как правило, приравнивалось к отделению, с той только разницей, что имело вооружение для полной автономной деятельности. В джамаат входили обычно разведчики, минеры, связисты, снайперы, минометчики, санинструктор и автоматчики. Иногда понятие джамаата применяется более широко, обозначая большой отряд.] в курсе своих дел – хотя бы ради поддержания собственного авторитета и создания условной дистанции между ним и подчиненными, – Хамидрашид вышел из землянки. И только на чистом, не задымленном воздухе, проморгавшись, чтобы после полумрака норы все видеть и на свету, эмир глянул на дисплей трубки. Номер звонившего был незнаком. Сначала Дадашев хотел просто перезагрузить трубку, потом, посомневавшись, все же нажал клавишу соединения, и сухо сказал:

– Я слушаю…

– Здравствуй, Хамидрашид…

Значит, не номером ошиблись, значит, ему звонили…

– Здравствуй, я слушаю тебя…

Он ответил так сдержанно, не узнав голос и не понимая, как следует разговаривать с этим человеком. Звонивший громко хмыкнул.

– Ты не спрашиваешь, кто звонит?

В голосе звучал какой-то скрытый вызов, заставивший Хамидрашида насторожиться.

– Я не уверен, что мне это будет интересно… Но я готов выслушать, что ты скажешь мне… Говори, не трать понапрасну мои деньги…

– Это Тамирханов… Если помнишь, меня зовут Арслан Мовсарович…

Только теперь Дадашев уловил в голосе знакомые ему нотки. Он этот голос слышал с детства, потом долго слышать не доводилось… И никак уж не думал, что бывший сосед и друг покойного отца подполковник милиции Тамирханов позвонит ему сюда, в лес, каким-то образом и номер выяснив, и часы, в которые можно звонить…

– Я помню, Арслан Мовсарович… – сказал Хамидрашид после некоторой вызванной удивлением паузы. – Правда, готов сознаться, что меньше всего ожидал услышать вас… Я не спрашиваю, откуда вы узнали номер, я спрашиваю только, зачем я вам понадобился… Просто так вы не стали бы звонить…

– Ты правильно просчитал. Я не стал бы тебе звонить просто так. А если позвонил, значит, ты мне в действительности очень нужен… Нужна твоя помощь, причем помощь немедленная…

– Лично моя? Я могу оказать ее по телефону?

– Не лично. Мне нужен ты со своим отрядом. И конечно же, не по телефону. У меня нет склонности к телефонным митингам.

– Ладно. Позвоните мне дня через три… – чуть лениво предложил Хамидрашид, рассчитывая через три дня посмотреть определившийся на дисплее номер и не отвечать на звонок. – Я тогда чуть-чуть освобожусь и постараюсь вам помочь…

Тамирханов словно прочитал его мысли.

– И ты благополучно избежишь общения со мной. Это мне хорошо знакомо. Многие полевые командиры прибегают к такому способу…

– У меня важные дела, которые я не могу отложить… – Эмир слегка удивился настойчивости подполковника. Пусть Арслан Мовсарович был другом отца Хамидрашида. Разве это дает ему право диктовать свою волю свободному человеку…

– Не получится… И твое последнее дело не настолько важное, чтобы из-за него отказать мне… Пусть фугас сам по себе взорвется. Он взорвется сам по себе, без машины… А ты со своими людьми должен быть к тому моменту уже далеко, потому что на месте твоей засады тебя должна ждать другая засада. Тебе подстроили ловушку эти ублюдки – «кадыровцы». Они специально для тебя подготовили этот тайник. И подсунули информацию твоему парню в райотделе… Знали, что ты момента упустить не пожелаешь… И тебя, и твоих парней перебили бы, не окажись я человеком при погонах и со связями. А моих бы парней, которых, по их плану, я должен был туда послать, перебили бы твои парни… Я своих парней беречь обязан! А как я могу позволить, чтобы убили сына моего старого покойного друга…

Хамидрашид слегка растерялся от такой информации. Но информация слишком походила на правду, чтобы ей не верить. Метод вполне в стиле «кадыровцев», которые часто устраивают такие ловушки для полевых командиров.

– Я благодарен вам, Арслан Мовсарович…

– Благодарностью сыт не будешь… – по-русски сказал подполковник, перебив эмира. Но тут же снова перешел на родной язык: – Мне нужна благодарность более весомая и немедленная…

Тамирханов говорил резко и жестко. Это слегка раздражало, потому что Дадашев никак не планировал войти в подчинение ментам, но все же чувство благодарности он испытывал и оказать услугу был бы рад.

– Говорите… Я не хотел бы встречаться лично… Если можно по телефону, то говорите… Я постараюсь помочь…

– Ты уж постарайся… Кроме тебя я многих уже поднял… Поэтому не надо будет стрелять во всех встречных вооруженных людей. Вас в округе около ста человек… Вы все делаете одно общее дело… Нельзя даже в ментов стрелять, потому что менты здесь только мои… Следует обойти место, где ты фугас выставил. «Кадыровцы» к вечеру начнут туда выдвигаться… Но я надеюсь, что до вечера ты или кто-нибудь еще успеет сделать дело и уже доложит мне… Тогда я смогу всех вас отправить против «кадыровцев». В нашем районе ни отец, ни сын не пользовались авторитетом… И «кадыровцам» лучше сюда не соваться…

Хамидрашид думал недолго.

– Что нужно сделать?

– Ты «летучих мышей»[6 - На нарукавной эмблеме спецназа ГРУ изображена летучая мышь. «Летучие мыши» – спецназовцы.] не боишься?

– Я никого не боюсь… Хотя с «летучими мышами» предпочитаю не связываться…

– Надо связаться… Их здесь только два отделения вместе с командиром роты… около двадцати человек… Точнее сказать не могу… Они перебили моих людей в двух машинах и похитили то, что принадлежит мне… Очень важная вещь… Следует догнать «летучих мышей», перебить и, если получится, захватить их командира… Я подозреваю, что он слишком много знает… И хочу знать то, что знает он… Если не получится, его можно просто убить… Просто, без затей…

– Как его зовут? – поинтересовался Хамидрашид.

– Капитан Рудаков по прозвищу Самурай… Самурай – это потому, что у него слегка узковатый разрез глаз. У него мать, кажется, бурятка… Как таких зовут… Гуран, кажется… Он не японец… И… Самое главное! Я повторяю! Этот капитан устроил засаду только для того, чтобы украсть принадлежащую мне вещь… Я думаю, тебе можно сказать… Ты человек надежный… Он украл новую снайперскую винтовку. Очень важная винтовка, на которой завязана судьба всей Ичкерии… Тебе такая совсем ни к чему, но у нас есть человек, который может с этой винтовкой создать новую историю нашего народа… Это очень большое и важное дело, в котором я – только пешка… Понимаешь масштаб? Винтовка должна вернуться…

Хамидрашид сразу обратил внимание, что подполковник Тамирханов назвал страну не Чечней, как полагалось бы менту, а Ичкерией, как полагается полевому командиру и даже простому боевику[7 - Ичкерийцами традиционно звали горных чеченцев, представляющих те районы, где есть горы. Горные чеченцы на протяжении многих веков большей частью занимались разбоем, чтобы прокормить свои семьи. Долинные чеченцы и ингуши, также входящие в народ вайнахов, по своему образу жизни всегда были больше склонны к торговле, чем к войне. Но быть ичкерийцем считалось почетно.]. Для Хамидрашида для самого это было важно. Это было днями его прошлого, того прошлого, когда ему нравилась война, когда ему нравилось побеждать и когда республикой руководили не Кадыров и «кадыровцы».