* * *
Так же неторопливо, как и до того ехала, «Нива» скрылась за поворотом…
– Всем внимание! – деловито сказал Самурай. – Слышим звук? Едут…
Звук двигателя второй машины слышали все. Напряжение дошло до высшей степени накала. Младшему сержанту Лаврентьеву казалось, что пальцы деревенеют от сдерживаемого желания ощутить, как бьется в руках горячий автомат. Даже мышцы в предплечьях сводило.
«Терпеть…» – послышалась со стороны команда Самурая.
Она, конечно, только послышалась… Самурай ничего не сказал, иначе голос бы не со стороны прозвучал, а из прочно засевшего в ухе наушника «подснежника». Но эта команда так прочно сидела в подсознании, словно ее молотком вбивали. Лаврентьев хорошо знал, что терпеть следует не только физические нагрузки и неудобства, но и, даже в первую очередь, терпеть бешеную нагрузку на психику. Нельзя срываться… Терпеть… Надо терпеть…
– Они… – вот теперь Самурай сказал, и из-за поворота показался темно-зеленый «Лендровер Дискавери», почти новенький, поблескивающий лаком.
«Лендровер» ехал тоже медленно, чтобы не нагнать ненароком «Ниву» и не помешать разведке. В принципе, здесь, в предгорьях, места считались почти безопасными. Это чуть южнее, на окраинах гор, там уже стояли гарнизоны, там присматривали за всеми подозрительными людьми. А здесь еще можно расслабиться… Тем не менее меры предосторожности соблюдались…
– Предупреждаю, – сказал Самурай, – стрелять сначала по колесам, потом по людям, одиночными выстрелами, прицельно… Никаких гранат, их применение запрещаю… Родионов работает автономно, согласно плану…
Вообще-то инструктаж на эту тему был уже проведен перед выступлением на операцию. А сейчас командира слышали только два командира отделений, которым капитан Рудаков выделил по «подснежнику», обычно не предназначенному для солдат, снайпер прапорщик Родионов и больше никто. Но командиры отделений сидели в своих укрытиях, бойцы в своих, рассредоточившись по обеим склонам сходящихся к дороге сопок, и, чтобы дать им команду, пришлось бы кричать. Впрочем, они и без крика обычно повторяют то, что делают командиры, и не лезут вперед без надобности.
«Лендровер Дискавери» приближался. Красавец автомобиль! В такой и стрелять жалко! Младший сержант Лаврентьев смотрел сквозь прицельную планку то на «Лендровер», то на условную линию, которую лазерным целеуказателем час назад прочертил капитан Рудаков. Команды для открытия «огня» не будет, «огонь» открывать после пересечения машиной этой линии, начинающейся от черно-белого придорожного камня. Из всех десяти стволов первого отделения по колесам и пассажиру, сидящему впереди. Водителя «обслуживает» прапорщик Родионов. Все работают одиночными выстрелами, чтобы пуля не улетела куда не следует, что всегда случается при стрельбе в автоматическом режиме даже при предельно коротких очередях. Второе отделение сразу стрелять не будет. Оно к захвату машины готовится. Спецназовцы сидят к дороге ближе и ниже, можно сказать, сверху нависли, готовые на непрострелянную, в отличие от «Нивы», крышу «Лендровера» прыгнуть. Конечно, в действительности никто прыгать на крышу не собирается. Это ни к чему, поскольку напрасно рисковать будет только дурак. Но первое отделение машину останавливает и ликвидирует двух человек, видимых со стороны. Второе отделение работает по сидящим на заднем сиденье. Это их клиентура, и стрелять будут только при условии видимости, зная, в кого стреляют. Опять же, чтобы пуля не прошла мимо и не попала туда, куда не следует. Все предупреждены, что в машине есть что-то, что следует от пули уберечь…
«Лендровер» медленно месил колесами чернозем. Резина на колесах хорошая, чистая. Есть такая резина, на которую грязь не липнет, она и грязь и снег из углублений выбрасывает, едва колесо проворачивается. Но казалось, что машина ползет неестественно медленно, хотя шла она вполне уверенно.
Десять метров до черно-белого камня…
Пять метров до камня…
Младший сержант положил большой палец на предохранитель и прижался щекой к обмотанному шерстяным мягким шарфом прикладу. Мама шарф вязала. Думала, что сын на шее будет его носить… Но он «утеплил» приклад, чтобы можно было к нему щекой приложиться и не ждать сильного удара отдачи в скулу.
Два метра до камня…
Предохранитель опустился на одно деление ниже в положение одиночного огня, указательный палец сразу лег на спусковой крючок, дыхание задержалось само собой, как всегда бывает при прицеливании, и…
Цели были распределены заранее. Из десяти бойцов первого отделения в пассажира, сидящего впереди, стреляли только двое – по паре выстрелов на каждого. В водителя стрелял снайпер прапорщик Родионов, потому что водитель мог быть в бронежилете и вывести машину из-под обстрела. Автомат может бронежилет и пробить, и не пробить. А снайперская винтовка пробьет наверняка. Остальные целились по колесам машины. Литые колесные диски большого диаметра, резина низкопрофильная… Резина разлетелась сразу, разорванная в клочья выстрелами. Причем пули летели не под прямым углом, и потому не просто пробивали, а рвали ее. И с водителем, и с пассажиром, что сидел впереди, было покончено тоже сразу. Каждый получил по две пули. Больше стрелять не стали. Машина не остановилась сразу, только светящиеся легкосплавные диски вдавились в грязь и проехали еще пару метров, углубляя колею своими острыми краями, пока не ослабла нога убитого водителя, давящая на газ.
«Лендровер Дискавери» встал…
Второе отделение, возглавляемое самим командиром роты капитаном Рудаковым, начало работать сразу, как только зазвучали выстрелы первого отделения. Каждый боец первого отделения сделал по два выстрела. Больше стрелять было запрещено, поскольку можно было попасть в своих. Второе отделение уже в пару прыжков преодолело разделяющее их и дорогу расстояние. Прозвучали еще несколько выстрелов, слившихся, по сути дела, в один. Правда, младший сержант Лаврентьев этого уже не видел. Он, как и все его отделение, уже начал перемещаться ближе к повороту дороги, наискосок по склону, к камням, не способным спрятать, но представляющим собой удобный бруствер, на который легко положить ствол для почти комфортной стрельбы. Стрелять, правда, пришлось не сразу, но, ожидая появления противника, не будешь оборачиваться, чтобы свое любопытство удовлетворить.
А действие за спиной разворачивалось стремительно. Первых выстрелов уже хватило, чтобы уничтожить двух пассажиров на заднем сиденье. Но пассажиры мало интересовали капитана Рудакова. Сам Самурай даже не стрелял. Он сразу рванул к задней дверце внедорожника и рывком распахнул ее сразу после того, как отгремели выстрелы. В багажнике наискосок лежали три пластиковые упаковки: две длинные, одна размером с «дипломат». Все упаковки были снабжены ручками для удобства переноски.
– Вот оно!.. – Самурай знал, что искал…
– Что это? – спросил командир второго отделения старший сержант Колосков, оказавшийся за плечом командира роты. Еще два солдата стояли рядом. Остальные сразу отбежали в ту сторону, откуда пришла машина. Место для ведения «огня» было выбрано заранее, и люди, которые должны были блокировать возможную помощь, тоже были определены.
– Это то, что нам нужно… Забираем груз…
– А эти? – спросил кто-то, кивая на пассажиров «Лендровера».
– Забрать документы и оружие… О телах позаботятся родственники… Быстро работаем…
Неуклюжий и даже смешной в своем маскировочном костюме, прапорщик Радионов подошел ближе. Посмотрел вопросительно в глаза командиру. Тот показал на упаковки. Родионов удовлетворенно кивнул.
Обыск машины много времени не занял. Задержка возникла только тогда, когда один из солдат развернул свернутый в несколько раз большой пластиковый пакет, какой можно приобрести в любом магазине.
– Товарищ капитан…
Самурай подтянулся, забрался коленом в багажник и заглянул через заднее сиденье между высоким боковым и низким средним подголовниками. Солдат показал. В пакете было завернуто несколько стянутых резинками пачек долларов.
– Тысяч сто, наверное…
– Сто и будет… Забери, сгодятся… Уходим… Пора…
Уходить было действительно пора, потому что первое отделение, находившееся в пятидесяти метрах впереди, около поворота дороги, открыло активную, беспорядочную на первый взгляд, стрельбу. Теперь уже в автоматическом режиме, бесконтрольно, разудало, словно желая вознаградить себя за недавнее ограничение в стрельбе по «Лендроверу». Белая «Нива», виляя по грязи, рвалась прямо под выстрелы, надеясь успеть до того, как завершится дело. Но пули работают быстрее любого автомобильного двигателя. Через несколько секунд неуправляемую машину, прострелянную теперь уже во многих местах, а не только в крыше, выбросило в кювет и завалило набок. Олег Лаврентьев первым подскочил к застывшей в неуклюжем положении машине и дал две короткие очереди в заднее окно – контрольные выстрелы…
Старший сержант Колосков дал команду своему отделению прикрывать отход остальных, на случай, если «поторопится» замыкающая колонну машина. Неизвестно, слышали ли в замыкающей машине выстрелы. Если слышали, там могли поторопиться. Это тоже было бы не страшно для спецназовцев, потому что ни в одной легковой машине не может поместиться столько народу, что смогли бы противостоять огневой мощи двух отделений автоматчиков, но пока еще группе задерживаться не хотелось, а новая перестрелка обещала некоторую задержку. К тому же пассажиры замыкающей машины должны были, по задумке капитана Рудакова, сообщить о происшествии на дороге кому следует, чтобы было организовано преследование по всем правилам военного искусства. Если их всех «положат» в перестрелке, кто тогда сообщит? А «положить» их обязательно «положат», Самурай знал способности своих ребят и их умение не отпускать никого. Он сам их «волкодавами» называл, когда хотел похвалить. Волкодавы своей добычи не упускают. А Самурай при этом не может сказать, что отпустить необходимо, не объяснив причины. А как, какими словами эту причину объяснить?.. Нет у Самурая слов для такого объяснения… Только прапорщик Родионов в курсе того, что происходит. Но Родионов готов был бы пойти на эту операцию ради лишь одного взгляда, брошенного на содержимое трех захваченных упаковок…
* * *
Капитан Рудаков нагрузил подчиненных пластиковыми упаковками. Направление отступления было заранее просчитано по карте и проверено на местности. Все, как полагается при проведении такой серьезной операции. Предусмотреть старались каждый шаг. Основная часть отряда двинулась наискосок по склону, туда, где тропа ведет к асфальтированной дороге. Шесть часов по тропе, вверх – вниз, вверх – вниз… Направляющим пошел младший сержант Лаврентьев. Трое с грузом – в середине строя. Самурай проводил взглядом солдат и повернулся к черноземной дороге. Минуту, если не больше, вслушивался в ветер. Наконец послышался звук двигателя машины. Двигатель гудел надсадно, на низких оборотах заставляя колеса перемешивать грязь. Но не создавалось впечатления, что замыкающая колонну машина торопится.
– Отходим выше… – громко скомандовал Самурай.
Солдаты начали отход грамотно – двумя группами. Одна группа отходит, вторая прикрывает. Через несколько десятков метров первая группа занимает позицию, тогда отходит вторая группа. Не зря капитан Рудаков столько времени потратил на обучение солдат. В бою они ведут себя как опытные вояки, хорошо знающие теорию и умеющие применять ее на практике… Он не мог этого не отметить и не мог не почувствовать гордость. Но в то же время он чувствовал тревогу, потому что капитан втравил два отделения одного из взводов своей роты в историю, в которую сам вошел охотно, даже зная ее опасность, но подвергать такой опасности жизни солдат лишний раз он не желал… Тем не менее пришлось…
Сам он тоже получил не приказ, а предложение. Отдать такой приказ офицеру не решился бы ни один командир. Капитану Рудакову объяснили, что от него требуется. Но раскрыть суть задания перед солдатами Самурай не мог, то есть он не мог предложить им выбор – участвовать в деле или отказаться от него. И он вынужден был отдать приказ…
Звук двигателя машины приближался. Но группа успела уйти в заросли раньше, чем машина появилась из-за поворота.
– Уходим не спеша… Догоняем своих! – скомандовал Самурай. – Колосков, выставь боковое охранение…
Старший сержант быстро распорядился, а капитан задержался между кустов, выставляя на ребро высокий плоский камень и пряча под него гранату с сорванным кольцом. Такой камень только задень второпях – он упадет и освободит рычаг гранаты…
2. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
– Жену бы навестить не мешало… – вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Дукваха, протягивая к огню вывернутую наизнанку куртку.
Дукваха ловил в швах одежды давно надоевших ему блох, прочно там обосновавшихся. От близкого огня блохи начинали суетиться, и он их стряхивал щелчком прямо в пламя.
– Э-э… Послушай… Ты грудью на очаг ложись, – приоткрыв сонные глаза, посоветовал Дуквахе Трехглазый Муса. – У тебя на груди их больше прячется, чем в одежде… Там целая ферма…
Трехглазым Мусу зовут за родинку в форме недремлющего ока, висящую над переносицей. Кто впервые Мусу видит, особенно в полумраке, даже вздрагивает. Немудрено испугаться от такого вида…
Грудь у Дуквахи и вправду, как у породистого барана спина. Через волосы до кожи не добраться. Дукваха к совету, однако, не прислушался. Побоялся, видимо, волосы подпалить…
– Не надо на очаг… – словно отвечая на мысли Дуквахи, возразил Мовсар Копченый. – Паленые волосы плохо пахнут… И запах долго стоит… Нору потом не проветрить…
Несколько лет назад Мовсар готовил пороховую мину и часть пороха взорвалась у него перед лицом. Глаза уцелели, хотя белки с тех пор стали красными, но кожа на щеках и на носу приобрела цвет копченого мяса. С тех пор Мовсара и стали звать Копченым.