Последний день Славена. Том первый

– А вот так, княже… Это как раз и есть то, чему нашим полкам следует подучиться, когда нам противостоят численно более сильные армии. Конники обстреливают противника из луков, и не подходят на дистанцию копейного, и уж, тем более, мечного боя. Они не любят сечу, потому что в большинстве своём носят кожаные нагрудники почти без металлической защиты. Так, несколько пластин на грудь нашивают… А, если приходится, дерутся кривыми односторонними мечами, которые не выдерживают ударов наших мечей. И щиты у них маленькие, круглые, из многослойной кожи, обтягивающей каркас. Удар нашего меча такой щит не держит. Нашу стрелу не остановит, тем паче. Но для лёгкого конника это самоё подходящее вооружение. Позволяет сохранить маневренность. Выпустят несколько туч стрел[43 - Туча стрел – то же самое, что залп, произведённый из огнестрельного оружия. Одновременная стрельба из всех луков.], и отходят, потом накатывается новая лава, и снова несколько туч выпускает. И так долго могут стрелять, не подходя близко. Радовало то, что луки у них слабоваты. Мне ради аваров приходилось даже часть стрельцов с передового отряда снимать. Хорошо хоть, авары, по замыслу Тассилона, атаковали не одновременно с рыцарской конницей, а только после того, как рыцари должны были в строю увязнуть, чтобы в этот момент отвлечь на себя значительные силы. Тассилон сделал из конницы только вспомогательное войско, вместо того, чтобы сделать постоянную ударную силу, и не давать нам ни построиться, ни подготовиться к битве. Я стрельцов успевал бегом провести на фланги. Пеший полк расступался, и давал им коридор. Но они для пешего полка успевали основную работу сделать. До столкновения половина баварских рыцарей уже на земле лежала. Стрельцы их не подпускали. А остальных можно было бы перерубить в общей свалке без проблем. Но Тассилон легко пугался, и до общей свалки дело не доводил. Отступал сразу, так и не завершив атаку…

– Ты преследовал?

– Единственно умное, что показал нам герцог, это выбор времени для сражения. Должно быть, его научили этому авары, у которых это, я слышал, известная тактика. Если помнишь, Аттила применил её против Аэция[44 - Авары (на Руси их звали обрами) – пришли в Европу вместе с войском гуннского вождя Аттилы. В сражении под Шампанью с римско-германской армией Аэция, неуверенный в своих силах и мучимый предсказаниями жрецов о поражении, Аттила специально начал сражение в преддверии вечера, чтобы иметь возможность бежать. Впоследствии эта тактика всегда применялась аварами, когда они не были уверены в своих силах, и затянула «странную» войну Карла против аварского каганата на многие годы, потому что Карлу никак не удавалось полностью уничтожить аварскую армию в сражении. И решающее значение в той будущей войне всё же сыграют позже славянские стрельцы князя Войномира.]. Он вступал в бой уже ближе к вечеру, чтобы успеть убежать в темноте…

– А авары? – спросил Годослав. – Наши стрельцы успевали измерить полёт своей стрелы?

– Только это и успевали. Аварские стрелы ещё не долетали до наших рядов, а у них уже были большие потери. И они отступали вместе с баварцами…

– Да, брат-княже, ты показал грамотную войну… – оценил Годослав.

– Но, к сожалению, так и не успел сам вытащить меч из ножен… Кроме маленького эпизода. На марше мы натолкнулись на отряд аваров, сопровождающий обоз. И захватили их… Добыча не велика, но хоть плечи размял. Отрядом командовал какой-то знатный аварский рыцарь. Я в несколько ударов срубил его в поединке…

– Я сам вообще уже забыл, когда в последний раз прикасался к мечу… – отчего-то вдруг почти шёпотом сказал Годослав. Фраза эта, должно быть, предназначалась только для Дражко. По крайней мере, никто из бояр князя не расслышал. – Может быть, скоро придётся…

Дражко перевел на князя взгляд, но Годослав уже смотрел в сторону, думая о чём-то своём.

– Однако, я слышал, что Карл отнёсся к тебе очень благосклонно.

– Так благосклонно, что предлагал мне войти в число собственного окружения, и ради этого готов был сделать графом и владельцем больших земель. Предлагал мне в виде подарка свое собственное имение.

– И ты?..

– Я? – Дражко вроде бы даже удивился вопросу. – Я – князь, говоря по-франкски, принц, мой титул выше двух графских и даже выше герцогского… А что касается земель, то во франкских владениях мне просто будет не хватать снега… Я отказался…

– Карл расстроился?

– Мне показалось, он меня понял. Если и расстроился, то не обиделся. По крайней мере, тебя он любит по-прежнему, и по-прежнему тебя поддерживает, о чём лично просил меня тебе сообщить. И очень интересовался твоими отношениями с данами. В случае какого-то обострения Каролинг готов прислать нам в помощь ближайший полк, что стоит у границы, и обязать к тому же эделингов Саксонии.

Это, должно быть, и было основным, что хотел донести Годослав до ушей бояр.

– Карл отправляется, я слышал, в свой стольный Аахен? По крайней мере, он всегда раньше делал так… Каждый год после войны, а летом воюет он без отдыха…

– Я слышал, что эту зиму он планирует провести вне дома… Меня не посвящали в подробности, но Карл, кажется, должен снова выступить в Саксонию. Но я уехал раньше. Думаю, через неделю франки с основными своими силами будут недалеко от наших границ…

Князь улыбнулся, на минутку задумался, но, наконец, тряхнул головой, отчего его грива всколыхнулась, как в прежние времена, и громко объявил:

– Завтра, в честь возвращения с войны моего соправителя князя-воеводы Дражко, я устраиваю большую охоту с пардусами[45 - Пардус – славянское название гепарда, которого на Руси и в других славянских землях широко использовали, как охотничье животное, догоняющее и убивающее добычу. В быстроте бега в животном мире с пардусом не может сравниться никто.]… Кто желает, может присоединиться. Все на сегодня свободны. Пойдём, брат, ко мне в охотничий домик. Гайяна родила шустрых котят. Из них получатся отличные охотники. Тебе интересно будет посмотреть, – Годослав встал первым, и сделал князю-воеводе приглашающий жест…

Глава третья

Лёгкий вздох, отчётливо раздавшийся за спиной, привлёк внимание князя Буривоя.

– Ты звал, отец?

Буривой, в своей глубокой задумчивости, окунувшей его одновременно и в день сегодняшний, и в дни далёкого прошлого, совмещая прошлое с настоящим, и пытаясь вывести из этого мысленное будущее, даже не услышал, как княжич Гостомысл дошёл почти до середины тёмной по ночному времени горницы, и остановился против него в двух шагах. Гостомысл даже в сапогах ходит тихо, и с опущенной головой, словно бы сам в это время о чём-то важном размышляет.

– Звал… Молодая княжна, чать, не в обиде на меня? – усмехнулся отец.

– Она знает, что если даже за простого воя выйти, вой по первому зову своего князя обязан явиться… – улыбнулся сын. – А если она вышла не за простого воя, а за сына Буривоя, то это стократ больше…

Фигурой Гостомысл не в отца пошёл, и не в старших покойных братьев. В матушку свою, скорее… Пусть и ростом в семнадцать лет уже был выше Буривоя, и выше, чем братья старшие покойные были, но и в двадцать семь нет у него в теле той физической мощи, которая уже одна пугает противника. Гостомысл строен, хотя породистую силу и в нём всё же видно, статен. И голос не громкий, и ярости в нраве не заметно. Но в мечной сече, знает отец, неуступчив, напорист, и не натужной силой берёт, а быстротой, умением и хитростью. И в разговоре гладок. Где отец норовит характером взять, Гостомысл доводами. Убеждать умеет…

– Добро… – сказал отец. – Жену надо с первых дней в строгости держать. А то я момент упустил, дал волю, и потом… Сейчас должны пленников привести…

– Откуда?

– Сирнане со своими лосями в прорубе искупнуться вздумали… Их, слышу, только что выловили… – Буривой повернул ухо к окну, от недальних крепостных ворот донеслись возбужденные голоса. – Узнаем новости…

– Я вчера с малой дружиной окрест проехал… – сказал Гостомысл. – С той и с другой стороны, и реку по льду поперёк осмотрел… Следов не видно было… Не думаю, чтоб варяги в зиму выступили. Волхвы вскоре холода обещают. Должны бы подождать. Хотя…

– Что?

– Если в характер Войномира вдуматься, это как раз будет для него время… – вслух стал размышлять княжич. – Он же напролом никогда не лезет… И любит, когда его не ждут… А как лошадям хвосты приморозит, тогда, посчитает, совсем его ждать не будут…

– Теперь уже будем ждать… – вздохнул Буривой. – Был бы я в теле здоровом, он не радовался бы сам, меня дожидаясь!

Это уже было совсем не в его характере – вздыхать при упоминании врага. Буривою скорее свойственно было голосом громоветь. И потому Гостомысл посмотрел на отца внимательно. Но он и сам прекрасно знал, в каком бедственном положении сейчас находится словенское войско. Хорошо ещё, что стены крепости Карелы новые, ни одной осадой не расшатанные, и от ломающего все времени ремонта не требуют. И припасы, что в крепости, что в городе, на чёрный день есть основательные. Знали, к чему можно готовиться, и хорошо готовились. Сейчас, по непрочному льду, к крепости подбираться рискованно. Ни одной стенобитной машины не подтащить. А встанет лёд крепкий, тогда можно и гостей ждать. Хотя варяги со стенобитными машинами не дружат, но Гостомысл слышал, что есть у них несколько, способных самые крепкие ворота пробить. И поджечь попытаются огненными стрелами. В деревянных городах огненные стрелы способны много бед натворить. Хотя огненные стрелы тоже лучше летом использовать, когда дерево сохнет…

Буривой словно прочитал мысли сына.

– Да, лёд скрепчает, могут и пойти…

За дверью послышались шаги. Гостомысл, опережая отца, ставшего из-за ранения не скорым на подъем, подошёл к двери первым, и распахнул её. Пришёл сотник крепостной охранной сотни с белой от инея бородой и сосульками на усах, которые сотник сгребал ладонью в рукавице, словно желая обломить вместе с усами…

– Дозволь, княже… – спросил Гостомысла, но посмотрел на Буривоя.

Гостомысл шагнул в сторону, пропуская сотника.

– Что там?

– Одного только и выловили живым… Еле-еле живым… Водички тож хлебнул досыта… Остальные не дались… Сами – под лёд… И четырёх вот лосей пымали… Эти-то сами выбрались. Лоси нам тоже сгодятся…

– Сирнане? – удивился Гостомысл. – Сирнане не дались?

Это было что-то новое. Обычно сирнане не бывают упертыми даже в бою, и легко сдаются.

– Сирнан, как показалось, только двое было, – сказал сотник. – Они выбраться старались, но не смогли. Течением их под лед утянуло. Остальные – варяги, под сирнан вырядились… А под мехом кольчуги… В кольчуге, не захочешь, на дно пойдёшь, только с седла свалишься… А эти захотели… И пошли…

– Этот, которого выловили, кто? – нахмурился Буривой.

– Рус… Его лось рогами вытащил… Тоже, как другие русы, несчастный, хотел утопиться, да к сирнанской одежде не привык… За рога подмышкой и зацепился… Шкура на нём с чужого плеча – шибко широка оказалась…

Буривой довольно хмыкнул.

– Привёл?

– На крыльце держим… Подмораживаем… Может, сразу его и на дыбу? И огня под брюхо, чтоб подсушить после купания… Тогда ему легче говорить будет, зубами стучать перестанет…