Москва. Утраты. Уничтоженная архитектура столицы

Москва. Утраты. Уничтоженная архитектура столицы
Сергей Константинович Романюк

Этот труд именитого историка и москвоведа посвящен тем невосполнимым потерям, которые понесли архитектура и уникальный исторический облик Москвы в ходе Октябрьской революции и дальнейшего пребывания большевиков у власти. Сносились церкви, памятники, неповторимые шедевры зодчества, и чаще всего на их месте не возникало ничего красивого, а порой не оказывалось и ничего вообще. Когда-то превозносимая и искусствоведами, и путешественниками, и самими жителями Первопрестольной, Москва во многом утратила свое лицо, превратившись как в поле для конструктивистских экспериментов, так и в площадку для строительства сталинского ампира. Безвозвратно утраченные жемчужины старой Москвы остались лишь на старинных фотографиях и в воспоминаниях современников. С помощью Сергея Константиновича Романюка читатель сможет представить, как раньше выглядел этот прекрасный город.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Сергей Константинович Романюк

Москва. Утраты. Уничтоженная архитектура столицы

© Романюк С.К., наследники, текст, 2024

© «Центрполиграф», 2024

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2024

Введение

Многие лишь недавно стали понимать, чего лишилась Москва за последние семьдесят лет[1 - Книга была написана в начале 1990-х гг. (Здесь и далее примеч. ред.)].

Когда-то она была городом уникальным, единственным в своем роде, вызывавшим неподдельное, искреннее удивление и восхищение как русских, так и иностранцев.

Вот впечатления о Москве дореволюционной русского художника и норвежского писателя: «Москва до такой степени художественна, красива, что я готов далеко, за тридевять земель, ехать, чтобы увидеть подобный город» (И.Е. Репин). «Я никогда не представлял себе, что на земле может существовать подобный город… Перед этой массой золота в соединении с ярким голубым цветом бледнеет все, о чем я когда-либо мечтал» (К. Гамсун).

Теперь же усилиями «строителей коммунизма» Москва, потеряв сотни великолепных построек, придававших ей уникальный облик, превратилась в нечто почти безликое.

Коммунистические культуртрегеры не пожалели памятников мирового значения, бывших гордостью русской культуры, они не пожалели и целых районов, уничтоженных полностью: известны участь храма Христа Спасителя, Сухаревой башни, Зарядья, арбатских переулков…

Но многие ли знают, какому форменному разгрому подвергся Кремль? Казалось бы, Кремль – сердце России, средоточие русской истории, кто бы мог посягнуть на него?

Но нет, нашлись. Нашлись коммунистические Иваны, не помнящие родства. Наши руководители сразу же после того, как сбежали из Петрограда, в котором не чувствовали себя в безопасности, спрятались в Москве за высокими кремлевскими стенами. Так они, не подотчетные никому, устраивали себе гнездышко по своему вкусу: круша кремлевские постройки, древние монастыри и церкви, они строили вместо них конторы, залы заседаний, столовые, уборные. Именно они, кремлевские властители, отгородившись от собственного народа, охраняемые вооруженными до зубов чекистами, отдавали приказы сносить с лица земли чудеса русской архитектуры. Именно они, властители страны, распорядились сначала закрыть, а потом снести уважаемые всеми кремлевские святыни – монастыри и церкви. Все эти бандитские действия совершались тихо, без шума, и документы о кремлевских сносах были надежно похоронены в недоступных никому архивах.

Нет документов не только о разрушениях в Кремле – для исследователей были закрыты архивы высших партийных органов, в которых находятся приказы вандалов о разрушении десятков тысяч зданий по всей стране, – ведь только в одной Москве насчитываются сотни разрушенных памятников.

Буквально по крохам, из различных архивных источников, косвенно подтверждавших подобные факты, собирались сведения для этой книги о разрушенных московских памятниках истории и архитектуры.

Из опубликованной литературы использовались изданные до революции книги, посвященные истории отдельных церквей, а также труды историка московских церквей М.И. Александровского. Я очень благодарен его ученику, незабвенному Валентину Сергеевичу Попову, щедро делившемуся со мной своими обширными знаниями.

Описание разрушенных памятников в этой книге ведется по отдельным историческим районам города – Кремлю и Китай-городу, Белому городу (внутри Бульварного полукольца), Замоскворечью, Земляному городу (внутри Садового кольца) и далее в пределах современной городской границы, а в каждой главе описание идет по ходу часовой стрелки – слева направо.

О многих из снесенных зданий не рассказано в этом описании, в нем перечислены лишь самые значительные наши потери.

Итак, печальный синодик предлагается читателю…

Глава I

Кремль

Собор Спаса Преображения на Бору

Во дворе Большого Кремлевского дворца еще сравнительно недавно можно было увидеть старинную небольшую церковь, почти вросшую в землю. Это был собор во имя Спаса Преображения, называвшийся «что на Бору».

По летописному известию, в 1330 г. князь Иван Калита «заложил церковь камену на Москве, близ своего двора…». Само название собора – «что на Бору» – говорило, казалось, о древности его. Как объясняют все путеводители, тогда вокруг него шумел дремучий, вековой бор. Однако эта, наиболее распространенная, версия вызывает определенные сомнения. Как выяснили археологи, проводившие изыскания на Кремлевском холме, уже в XI в. на его вершине был поселок с торжищем, и говорить, что через две сотни лет, во времена Ивана Калиты, вокруг Спасского собора еще был дикий лес, по меньшей мере наивно. С гораздо большей вероятностью можно предположить, что собор был построен на месте древнего торга – ведь слово «бор» означает еще «налог», «денежную повинность» (отсюда и такие слова, как «сбор», «поборы», «собирать» и т. д.), и место, где собирали этот налог, так и называлось «Бор», и тогда церковь стояла именно «на Бору», то есть там, где находилась торговая застава, у слияния двух рек, Москвы и Неглинной, – двух торных дорог древности.

В той старой церкви, по сообщению летописца, в 1319 г. было временно положено тело тверского князя Михаила Ярославича, убитого в Золотой Орде.

Убийство это было прямым следствием жестокого соперничества Московского и Тверского княжеств, между Юрием Даниловичем Московским и Михаилом Ярославичем Тверским. Оба они заискивали перед золотоордынским ханом, оба брались выколачивать с русских мужиков побольше дани – то побеждал в своих происках Юрий, то Михаил. Как рассказывает в своей «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьев: «Юрий недаром жил в Орде, он не только оправдался в обвинениях Михайловых, но умел сблизиться с семейством хана и женился на сестре его, Кончаке, которую при крещении назвали Агафиею».

Собор Спаса Преображения на Бору. 1880-е гг.

Михаила Ярославича вызвали в Орду, и он, предчувствуя недоброе, все-таки собрался ехать, несмотря на уговоры сыновей. «Не поеду, – отвечал им князь, – так вотчина моя вся будет опустошена и множество христиан избито; после когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие души».

Князя Михаила убили в ставке хана Узбека далеко от Русской земли – на Северном Кавказе, и оттуда тело его привез Юрий Данилович Московский и положил в кремлевском Спасском соборе, а оттуда уже потом отпустил тело в Тверь.

Тихий и упорный собиратель московских земель князь Иван Данилович, недаром получивший прозвание Калита, что означало «кошелек», «мешок», выстроил на месте деревянного каменный храм. Был он третьим (по И.Е. Забелину – четвертым) в Москве – это невиданное еще строительство в далеком и окраинном городе северо-восточной Руси должно было свидетельствовать о богатстве московского князя. После строительства каменного собора князь Иван «сотвори ту монастырь, и собра в он черноризцы, и возлюби его паче инех монастырей, и часто приходи в он молитвы ради».

Монахов он перевел издалека, из-за Москвы-реки, из Данилова монастыря, основанного его отцом. Кремлевский Спасский монастырь стал его любимым детищем, он «многу милостыню даяше мнихом ту сущим, ясти же, и пити, и одежа, и оброки и всяко требование нескудно подаваше им, и заборонь велику творяше им, не обидимым быти никим же». Саму же церковь он «украси иконами, и книгами, и сосуды и всякими узорочьем».

Перед кончиной князь Иван ушел в монастырь, основанный им, и принял монашество. Сын его – князь Симеон Гордый – по примеру отца также принял постриг в этом монастыре.

Монастырский собор был одним из самых уважаемых – там погребали великих княгинь. Первое погребение состоялось в 1332 г., когда скончалась жена князя Ивана Калиты Елена Ивановна. В 1345 г. была похоронена великая княгиня Анастасия, жена Симеона Гордого, незадолго перед тем затеявшая роспись собора: «А мастера старшины и начялницы бысть России родом, а Гречистии ученицы: Гоитан, и Семен, и Иван, и прочие их ученицы и дружина». В Спасском соборе нашли свое упокоение великая княгиня Александра, мать Дмитрия Донского, в 1364 г., и князь Иван Дмитриевич, брат великого князя Василия, в 1393 г., и великая княгиня Мария, третья жена Симеона Гордого, в 1399 г. (через семьдесят с лишком лет при перестройках в соборе нашли ее нетленное тело).

Как и все московские храмы, Спасский собор много раз горел и подвергался надругательствам татар. Особенно губительным был разгром, учиненный Тохтамышем в 1382 г., когда тот обманом взял Москву. Невозможно удержаться, чтобы не привести здесь печалование летописца: «И бяше тогда видети в граде плачь, и рыдание, и вопль мног, и слезы, и крик неутешаемый, и стонание многое, и печаль горкаа, и скорбь неутешимаа, беда нестерпимаа, нужа ужаснаа, и горесть смертнаа, страх, и ужас, и трепет…»

Вся Москва лежала в дымящихся развалинах: «Церкви святыя запалены быша и падошася, а каменыя стоаша выгоревши внутри и сгоревша вне…»

Дмитрий Донской возобновил Спасский храм и завещал ежегодное пожертвование в пользу монастыря немалой по тому времени суммой – 15 рублей. Многие князья жаловали монастырь деревнями, землей и иными угодьями. Иван III же, заботясь о престиже своей власти, начал большую перестройку в Кремле и повелел вывести из Кремля Спасский монастырь далеко за Яузу, на высокий и крутой берег Москвы-реки, где и был основан новый Спасский монастырь, а в Кремле осталась древняя церковь Спаса, ставшая дворцовой, великокняжеской.

Есть известие о том, что сын Ивана III, великий князь Василий Иванович, в 1527 г. построил новую церковь, но, как предполагал И.Е. Забелин, это известие может относиться лишь к пристройке к ней приделов с южной стороны, а сама же церковь осталась такой же маленькой, какой и была во времена Ивана Калиты. На это обратил внимание известный архидиакон, путешественник и писатель Павел Алеппский в своем описании путешествия антиохийского патриарха Макария в Россию.

С устройством новых церквей для великокняжеского двора, так называемых верховых церквей, Спасский храм становится приходским для дворцовой прислуги: «Весь дворец, ключники, и стряпчие, и сытники, и приспешники, и повары тут приходят, и рано для их служба живет, чтоб отправясь шли, всяк на свой приспех, к Царьскому столу готовить».

В XVIII в. Спасский собор, как, впрочем, и весь Кремль, стал ветшать, лишась бдительного ока царя. Много раз собор осматривали архитекторы и неизменно доносили обо всех новых и новых ветхостях, которые надо было исправлять. Вот в 1730 г. сообщалось, что сквозь своды шла течь, черепица во многих местах обвалилась и «поросло лесом, березы, осины и рябины».

Так шло до XIX в. В наполеоновское нашествие храм уцелел, хотя и был ограблен.

Только в 1850—1860-х гг. храм отреставрировали по проекту известного тогда архитектора Ф.Ф. Рихтера и заново расписали. Особенное внимание при подновлении храма было обращено на место захоронения просветителя зырян (или, как их тогда называли, пермяков) – святого Стефана Пермского.

Он еще мальчиком, живя в своем родном городе Устюге, научился чтению – «всей грамотичной хитрости и книжной силе». Таким любознательным людям, как Стефан, была тогда одна дорога – в монастырь, где он обрел многих своих товарищей, таких же искателей истины и света. Тринадцать лет провел Стефан в Григорие-Богословском монастыре в Ростове – и после этого он решился стать миссионером, как «издавна у него сдумано бяше». Он выучился зырянскому языку и принялся за составление азбуки, так как зыряне «не знаху, что есть книги», для чего он воспользовался употреблявшимися у них с давних времен знаками, пометами на вещах.

Миссионерская деятельность Стефана у зырян проходила с большими трудностями. Особенно сопротивлялись его проповеди языческие жрецы, а среди них некий жрец Пам: «Лют супротивник преподобному и злоратоборец велик, неукротим супостат и боритель». Стефан и Пам как-то спорили друг с другом день и ночь, забыв о сне и пище, пока не решили доказать истинность своей веры и ложность противника испытанием огнем и водой. При большом стечении народа разожгли большой костер, прорубили две проруби во льду, в которые после испытания огнем должны были спуститься спорившие, но язычник Пам убоялся испытаний и, посрамленный, удалился из зырянской земли, а Стефан одержал полную победу.

Деятельность его поддерживалась московскими князьями и церковными иерархами, и в 1383 г. он был рукоположен в сан епископа Пермского. На земле зырян епископ Стефан основывал школы, богадельни, монастыри, организовывал перевод книг на зырянский язык и их переписку. Он «во время трудные» раздавал голодающим свои деньги и хлебные запасы, делился с ними последним, охранял свою паству от нападений новгородцев-ушкуйников, соседних племен и от преследований московской администрации.

До нас дошел выразительный «плач Перми» о смерти Стефана: «Он молился о спасении душ наших перед Богом, а князю предлагал жалобы наши, печаловался о льготе для нас и о наших пользах; пред боярами и начальниками был усердным заступником нашим; много раз избавлял он от насилий, работ, тиунских взяток и облегчал нам подати».

Стефан проповедовал христианство в пермской земле еще несколько лет, а в 1396 г. был вызван в Москву, здесь скончался и был похоронен в Спасском соборе. В 1549 г. он был причислен к лику русских святых. В соборе сохранялись мощи святого Стефана Пермского, и молящиеся могли видеть посох святителя.

Долгое время считалось, что собор Спаса на Бору был одной из древнейших построек в Кремле, но выяснилось, что в XVIII в. после одного из больших пожаров здание его было переложено заново (возможно, с использованием старых частей), да так, что новое здание в точности соответствовало древнему образцу. Все это было определено при поспешно проведенных в 1932 г. исследованиях перед сносом собора, но теперь все исчезло, и, как меланхолически отмечал один из авторов этого исследования, «как бы добросовестно ни была осуществлена эта новая модель древней постройки, она уже не может дать в руки исследователя наблюдений, которые позволили бы установить, к какому времени относятся те или иные части исчезнувшего оригинала».