Небо станет чёрной мглой».
Хорошо, что всё случится
Через много тысяч лет.
А сейчас пойду я бриться.
После – сделаю омлет.
Утром выбегу из дома,
Чтобы новый день испить.
В теле – сладкая истома.
Как же, братцы, любо жить!
Не хочу ни с кем ругаться.
Стану радость всем дарить…
Надо сильно испугаться,
Чтобы жизнь так полюбить.
В греческом зале
От мирской сбегая суеты,
Я вошёл в просторный зал музея.
Прикоснулся к миру красоты,
На скульптуры белые глазея.
Ни о чём не плача, не скорбя,
Девять муз собрались у колонны.
Я взмолился: «Зевс, прошу тебя,
Сделай так, чтоб стал я Аполлоном!»
Зевс услышал. Я – окаменел
И застыл в холодном совершенстве.
Неподвижен взгляд. Лицо, как мел.
Я не чувствую, не плачу – вот блаженство!
Безмятежность образ мой хранит,
Идеал высокий воспевая…
А за окнами весь день весна кипит
Не музейная – цветущая, живая.
Сонет
Не дай вам бог любить холодный мрамор,
Обретший плоть резцом воображения:
Израненной души самосожжение
Закончится дешёвой мелодрамой.
Блуждая в сладких кольцах фимиама,
Я прекращаю тщетное служение.
Моей любви немое отражение
Лежит руинами разрушенного храма.
С небес упал я в мир живых. Как прежде
В ушах звенит милейший женский лепет
О формах безупречности в одежде.
Но память сновидениями лепит
Безумие несбыточной мечты,
В которой счастьем оживаешь ты.
Лезвие
Мне нравится сидеть
в цирюльном зале
И видеть в зеркале
себя
в удобном кресле.
А рядом – девушка
с блестящей бритвой в пальцах
Так нежно водит лезвием
по шее.
В её глазах
я вижу
восхищенье
Своей работой
филигранно-тонкой.
В моих глазах —
она заметит
ужас:
Ещё чуть-чуть —
я стану тихим,
синим…
Я вжался в спинку,
полон осознанья,
Что жизнь тогда
становится
нам слаще,
Когда висит на волоске
над бездной,
А рядом – лезвие
в руках у милой девы…
Жертвы любви. Случай в кафе Ярославского вокзала
Я ждал свой поезд, поедая мясо,
В кафе с названьем романтичным – «Ярик»,
И стал свидетелем внезапной страсти,
Настигнувшей влюблённых так некстати:
Красивый юноша, не в меру слишком пылкий