Слышишь, сердце как будто бы пишется реквием
И становиться сердце безразлично и пусто,
Кровь по венам уходит бурлящими реками
Ударяя в вески тяжким молотом пульса.
«Лицо мое порви…»
Лицо мое порви
На нем следы затрещин.
Бездарные в любви
Писали эти вещи.
Всех уровняет ночь.
Мы различимы снами
Бездарным не помочь
Они пробьются сами.
Они полюбят всех
Готовые на больше
И первородный грех
Переведут на боже.
Они сплотят ряды,
Они подправят нравы
Бездарнее орды
И Карла под Полтавой
Сошлют нас на Тибет
Для усмиренья плоти.
Люблю себя в тебе,
А ты меня напротив.
Какой эдемский вид!
Когда нам станет пусто
Мы сытые в любви
Полюбим Заратустру.
Не голод живота
Страшит, а пресыщенье
В природе ведь черта
Есть точки продолженье.
Но что там за чертой?
Унынья непрерывность?
В безгрешности святой
Есть некая пассивность.
Но свету нет конца.
Знать души мы излили.
Сомкнулись два кольца
Из точек и из линий.
Любовь великий дар
В каком-то смысле прочерк.
А прочерк господа
Он между тем и прочим.
И в этой пустоте
Под крылышком господним
Из бездны душ и тел
Друг друга мы находим.
Фэнтези
Где марлевое небо
Накрыло верхушки сосен,
Где стебли трав возносят
Листы к жилищу Феба.
Где ночь безмолвно салфетки рвет,
Кидает их в лукошко,
А звезды в ее окошко
Подглядывают кокетливо.
В дремучем лесу в вечном сумраке
Слышны звуки сердце щемящие.
Там кости разбросаны умерших
От свиста парящего ящера.
И сквозь буреломы в трещинах,
Которые кажутся жабою,
Горят огоньки зловещие
И манят и зовут жалобно.
Все таится, крадется, подглядывает.
Шелестит не листва обреченная,
То усеяны мерзкими гадами,
Шепчут только проклятья мхи черные.
И курганы как сфинксы безмолвные
Надо всем, возвышаясь вопросами,
Разряжают лиловые молнии,
Метя в небо вершинами острыми.
В этот мир поглащеный Зибарусом
И драконом Суоми захваченный
Направляюсь я скоро под парусом
За любовью когда-то утраченной.
Сюрреальный мальчик
Года оделись в странные одежды
И лица их запрятаны в вуаль.
До слез в глазах я всматриваюсь в даль.
Ищу черты знакомые мне прежде.