Год кабана. Сборник рассказов

Суета, жарко, хорошо. Никто собственно и не боится , что отстанет, но мы уже организовались и пытаемся совместно отыскать автобус, идущий на Ватопед. И тут в нашей маленькой группе "ватопедовцев" я с искренней радостью узнаю "своего" священника, с которым сидел на соседних креслах самолета Москва-Салоники. Мы все-таки находим свой автобус, садимся рядом и знакомимся. Отец Михаил оказывается тоже прибыл в Грецию, чтобы помолиться в Ватопеде, матушка его и дочь остались где-то в Салониках, а он, предварительно испросив благословение, прибыл на Святую Гору. Разговор заклеился и я, не знаю почему, то ли от нахлынувших волнительных переживаний , то ли почему другому, рассказал о себе, о вере своей или не вере?, о крещении или нет? И получил много наставлений и советов как быть сейчас в монастыре и потом по возвращении в Москву пройти таинство крещения и исповеди. Надо сказать, что с отцом Михаилом установились приятные дружеские отношения и на протяжении всего пути, ожидания в архондарике , всех богослужений и просто в беседах, он опекал меня и давал многие полезные и важные советы. На лесной дороге, ведущей к восточному берегу в направлении монастыря Ватопед примерно середине пути нас остановил монах, угрюмо стоящий перед закрытым шлагбаумом. Он скрупулезно проверил наличие диамонитирионов у каждого из паломников и сверил их со своим списком , в котором, хвала Богородице, благополучно оказался и я. Спустя минут сорок мы уже прибыли в Ватопед.

Наша группа паломников, состоящая из приблизительно 15 незнакомых друг с другом людей расположилась на лавках в архондарике, ожидания размещения по кельям. Из соседнего помещения вышел монах с большим подносом, уставленным блюдом с локумом, запотевшими стаканами с холодной водой и рюмками, наполненными слегка желтоватой жидкостью, подозрительно напоминающий крепкий виноградный напиток под названием циппоро! Нужно ли описывать состояние восторга, охватывающее паломника, который в мирской жизни не брезгует пропустить иногда стаканчик-другой, в тот момент когда выпивается добрый глоток освежающей холодной воды, а затем медленно, без остановки, но с растяжкой, до дна поглощается вкуснейший и одновременно слегка пощипывающий горловые рецепторы крепкий виноградный нектар. И все это в финале заполняется аплодисментами нежнейшего локума…

Еще несколько групп паломников прибыли чуть позднее. Их тоже встречали праздничным монастырским угощением, заслуживающим всяческой похвалы. Я конечно же мысленно поблагодарил добрых монахов и в честь этого пропустил еще одну рюмку ракии для закрепления достигнутого. А вскоре нас благополучно разместили по кельям.

Между тем время неумолимо приближалось к вечерней службе, о начале которой возвестил колокольный звон. Вне всякого сомнения присутствие и участие в вечерней, затем ночной , а потом и в утренней службе на следующий день были основными и желаемыми событиями всего паломничества.

Я практически не ощущал усталости или недомогания в этих необычных и, надо сказать, физически трудных испытаниях для неподготовленного человека. Любой паломник или монах мог перемещаться в храме или даже покинуть его ненадолго, присесть на стульях, расположенных в пристенных пространствах и оснащенных высокими подлокотниками, при этом периодически участвуя во всех этапах проходящей службы и литургии.

Наступило время знакомства и поклонения самым значительным артефактам монастыря – Честной Пояс Пресвятой Богородицы, глава Иоана Златоуста, икона "Всецарица"… Затем русский монах грузинского происхождения провел нас к другим иконам и рассказал очень много о монастыре, о проводимых службах, о чудесах, реально произошедших за более чем тысячелетнюю историю монастыря.

Вечеря и утренняя трапезы проходили в специальных помещениях куда после богослужений дружно собирались монахи и паломники. Рассаживались обособленно: монахи с монахами, а паломники с паломниками. Усаживаясь за сервированный послушниками стол, видишь перед собой сложенные на тарелках помидоры, огурцы, различную зелень, широченные сковородки с подогретой фасолью, паровую и поджареную рыбу трех сортов , несколько квадратных литровых запотевших бутылей с ключевой водой, оливковым маслом. А в следующий момент – не могу поверить своим глазам и недоверчиво беру бутыль с подозрительно веселой жидкостью светло-розового оттенка, не смея разочароваться в предположении о сути этого благородного напитка. Мои подозрения, не обманули меня и я радостью сделал сначала несколько глотков, а потом единым махом опрокинул стакан молодого монастырского вина. Оказывается по воскресеньям и в праздник монахи и паломники угощаются домашним вином. Хвала Господу!

На территории монастыря имеется монастырская лавка, где можно купить различные сувениры, а также копии икон и другие церковные изделия (крестики, четки). Покупая несколько икон, я поинтересовался у монаха-продавца, а нужно ли как-то дополнительно "освятить" эти иконки. На что получил простой, но очень емкий ответ.

Можно, но это совершенно не нужно. Здесь всегда присутствует Богородица, понимаете Мать Бога здесь присутствует постоянно, вы это должны почувствовать.

Я на самом деле проникся и в какой-то миг мне показалось, что почувствовал.

Подавляющее большинство паломников остаются в том или ином монастыре только на одну ночь. При заселении принимающий монах обязательно запишет куда вы отправляетесь назавтра. Это может быть Карея или морской причал Ватопеда – для того, чтобы дальше отправиться по другим монастырям. Это может быть Дафна для тех кто планирует посетить монастыри западного Афона или отправиться обратно в Уранополис. Те, кому на восточный берег пошли на причал, ну а мы "дафнийцы" и примкнувшие к нам "карийцы" настороженно ожидали прибытия к полудню обещанных маршруток. Опытные паломники поделились, что здесь всегда при отъезде происходит необъяснимая чехарда, но потом все получается нормально, и все везде успевают.

Сначала на остановку прибыла небольшая потрепанная маршрутка, из которой вышел молодой, но уже приобретший едва уловимое высокомерие водитель и торжественно объявил.

Карея!

Наши "карейцы" тут же полуштурмом взяли эту маршрутку и весело загалдели ожидая скорого отъезда. Мы же, "дафнийцы", находящиеся в большинстве прибывали в некотором унынии. Тем временем водитель, к своему легкому высокомерию, явно добавил алчности и крепкой афонской расторопности. Не прошло и нескольких минут в ожидании другой маршрутки, как он, пораскинув мозгами, объявил

"Дафна"!

"Карейцы" недовольно загалдели, но вынужденно начали освобождать места, забирая свои оклунки. Тем временем мы, воспрявшие духом "дафнийцы", устремились занимать еще неостывшие места. Довольные уселись, пора мол ехать. Через пару минут подкатила другая маршрутка, с еще более нагловатым и повидавшем водителем. Тот быстро оценил небольшую кучку "карейцев" и почти вдвое дороже расстояние до Дафны. Наши водители стали громко разговаривать и еще шире размахивать греческими руками, звонить по своим мобильникам, выясняя, уже не только им понятные, взаимоотношения. Битва длилась недолго и вскоре, уже ставший было нашим, водитель вынужден был признать поражение и уныло объявить -

Карея!.

Дааа! Теперь уже весь паломнический народ на встречных и пересекающихся курсах лихо менял маршрутки. В итоге наша новая маршрутка оказалась куда комфортабельнее, мы все поместились и довольно быстро добрались до Дафны , а вскоре подошел паром и я двинулся в обратный путь.

Салоники, Уранополис, Афон

сентябрь 2013 г.

Как Соловей укусил собственного папу.

История эта произошла более сорока лет назад, в начале 70-х.

Надо же – более сорока лет, это ж почти пятьдесят получается – полвека. О как!

В то время я учился в одном достойном высшем учебном заведении в Ростове-на-Дону и вел расслабленный образ жизни социалистического студента, т.е. в меру успевающего и выпивающего, любящего жизнь и хорошую компанию.

И вот однажды, в дни весенней сессии ко мне домой не вошел, а скорее ворвался мой тогдашний близкий приятель (назовем его Мидустин) и прямо с порога заявил,-

–Все! Полная труба. Заваливаю сессию. Опять в академ!? Короче караул.

А надо было знать тогдашнего Мидустина. Он представлял собой почти образец такого нагловатого и пронырливого типа, легко умеющего «решать вопросы». Невысокого роста, но стройный и подтянутый, хорошо одевался, презентабельно выглядел и пребывал в постоянной уверенности, что если не Бога, то кого-то весьма значительного, он уже давно прихватил за бороду. А поэтому с собой он всегда таскал не менее двадцати ведер «понта», который постоянно расплескивался и издавал особые флюиды, охмуряя окружающих. На сей же раз, ведра были пустыми и казались щуплыми и изрядно исхудавшими. Брошенные Мидустиным в прихожей , они как-то стыдливо сосредоточились под вешалкой и нервно позвякивали, вздрагивая от моих сторонящихся передвижений.

–Что случилось? Успокойся и расскажи.

–Не сдал «Детали машин». Сведения передадут в деканат, завалю сессию, и меня в этот раз, уже точно отчислят из института,– нагнетал, лишившийся почти всего «понта», Мидустин.

Я конечно понял, что он приперся, помятуя о моих добрых отношениях с Соловьем, у которого было прямое и явное «кусалово» на кафедре Деталей машин в виде родного отца Ивана Кузьмича Соловиева. А Иван Кузьмичу уже много лет преподавал на этой кафедре и пользовался заслуженным авторитетом как у руководства института, так впрочем и у студентов, за свой незлобливый и понимающий нрав.

Вопрос был поставлен ребром и надо было как-то выбираться из образовавшегося кризиса. Я мысленно предложил Мидустину собрать свои пустые ведра и набираться уверенности для поиска новых «понтов». Сам же двинулся в город, чтобы где-то найти и заняться Соловьем.

Согласование прошло быстро и вердикт не заставил себя долго ждать – надо это дело отметить и конечно Мидустин угощал. Помнится, все прошло на высоком идейно-политическом уровне.

Спустя несколько дней Мидустин, одухотворенный обещанным согласованием и подкрепленный достойно проведенной «обмывкой» явился перед светлы очи Ивана Кузьмича, вооруженный чертежами и пояснительной запиской, наспех подготовленной «яйцеголовыми» однокашниками за умеренную плату.

Как впоследствии рассказал нам Мидустин, Иван Кузьмич наметанным глазом посмотрел пояснительную записку, раскрыл чертежи, на мгновение задумался, достал из стола толстый красный карандаш и жирными лоснящимися линиями перечеркнул все мидустинские бредни….

Вот так номер. Наш соискатель тухлого зачета от такой композиции чуть не упал в захваченное им на всякий случай ведро с возрожденными «понтами» и удрученно поплелся куда глаза глядят. А глядели они в нашу сторону несостоявшегося действа. Я правда, как посредник «укуса» и духом не ведал -состоялся он или нет. А вот Соловей мерзавец даже и не помышлял кого-либо кусать. И действительно на хрена ему было кусать своего собственного папу из-за какого-то там Мидустина. Тем более вопрос уже был обмыт.

P.S.Надо отдать должное Ивану Кузьмичу. Он не стал придавать делу ход, а просто предложил юному интригану переделать все в соответствии с техническим заданием проекта.

Надо отдать должное Мидустину. За 5 дней и ночей он все переделал и сдал зачет на пятерку.

Надо отдать должное всем нам. Мы повторили обмыв, за Мидустинский счет разумеется.

Вспомнил и записал в январе 2015 г.

Рассказ основан на реальных событиях, произошедших в середине 1970-х годов. Имена и фамилии почти не изменены.

Действующие лица и исполнители:

Мидустин – Брачующийся

Соловей– В очках

Автор – Свидетель

Массовка – иных уж нет, а те – так далеко, что наверное еще дальше, чем те, кого уже нет…

Фотография из личного архива автора.

Акела промахнулся

Дядюшка Бу обладает исключительным и многогранный опытом матерого грибника. Ростки гриболюбства прорастали, когда он и в помине еще не был никаким дядюшкой Бу. Начинал он в тульском полесье, мальчишкой прочесывая местные леса и постигая первые азы гриболовной науки. Позднее, переехав в Свердловск и, будучи совсем молодым человеком, стал комсомольским вожаком и по совместительству любителем местной уральской природы. Потом Москва, Подмосковье, двойная Болгария и снова Подмосковье выковали из этого человека бескомпромиссного, жесткого, а иногда просто жестокого, не терпящего возражений и колебаний, и, одновременно, чертовски удачливого грибника. Он терпеливо выхаживал километры по лесам и опушкам, а находя какой-либо съедобный гриб, не задумываясь перерезал ему горло и смело отправлял в лукошко. С другой же стороны, он, как человек чувственный и сентиментальный, обнаружив добротный с виду, а на деле подчервивленный гриб, никогда его не выбрасывал, а аккуратно откладывал и приносил домой с настроением все-таки употребить его в дело. И только под пристальным контролем своей Тетушки, с сожалением и даже некоторой печалью, отправлял такие грибы в компостную яму. Большой души человек.

Именно этот человек прививал мне первые ростки, натаскивал и обучал, можно сказать переставлял ноги и передвигал сознание с целью привить любовь, а затем развить профессиональные навыки этого поистине великого искусства лесного восприятия и волшебства. Он научил меня различать белых и подберезовиков, выслеживать лисичек и подосиновиков, не путать летних опят с осенними и ложными, смело сбивать шапки со всяких бледных и прочих поганок, и с уважением и осторожностью относиться к красавцам-мухоморам. Мы вместе наворачивали километры и годы, совершенствуя и развивая опыт и знания, обучаясь и оттачивая практику лесной медитации. Опыт не просто приходил, а впитывался в сознание, заставляя постепенно превращаться в человека леса, не бояться, а искренне полюбить, стать его неотъемлемой частью. Результаты говорили сами за себя. Иногда мне удавалось превзойти своего наставника, напоровшись, например, на поляну шикарных лисичек или, разыскав выводок красноголовиков. Но кратковременная тайная радость сменялась в следующий раз жестоким разочарованием. Учитель легко и непринужденно ставил меня на место и, возникшая было отчаянная гордость, сменялась грустным разочарованием в собственных силах.

А совсем недавно Дядюшка Бу вышел на свободу. Конечно же, человек его характера, да еще занимающийся, не побоюсь этого слова, грибным искусством мироощущения, никогда не мог бы оказаться в местах лишения свободы. Он и не оказался. Но ведь life is life и у великих творцов эта жизнь имеет те же аспекты, что и у обычного человека, не наделенного такими магическими качествами. Он создал семью, женился и у него уже взрослая дочь, и он до последнего времени трудился на заводе, занимался обычными делами, казалось бы совсем, не свойственными таким великим людям, обладающим потрясающими талантами. Но постылая работа стала его утомлять и он съехал на дачу, начал больше уделять времени себе и своему дому и всякой, вновь открывшейся для него в этой новой жизни, всячине. Поразительно, но он меньше стал интересоваться грибным делом, а увлекся чем-то новым, для него необычным, но не менее восхитительным, делом. Например, приобрел и развил навыки искусного газонокосильщика, выкашивая свой участок до идеальности и добиваясь ослепительной красоты. А с какой легкостью и невозмутимостью он сжигал в бочке дачный мусор! А как грациозно собирал черную, да и не только черную, но и красную и розовую смородину. А жимолость, а горох и потом послегорошное музыкальное сопровождение. Пожалуй главное, чем поразил он меня прямо в самое сердце это рыболовство. Вероятно, рыба просто полюбила этого доброго человека и сама с удовольствие ловилась в его незамысловатые сети и потом нанизывалась на кукан.