горе шло насквозь;
молча жизнь итожа,
ты седеешь тоже,
долгожданный гость.
…Ночь вспорхнёт, как птаха,
и опять без страха
вступим в новый день,
но вернётся вечер –
и расправит плечи
прожитого тень.
Нам уже под сорок,
не сыреет порох,
да куда палим?
Эх, быльё–былое,
дай, не будь же злое,
помолчать двоим…
***
Время мчится, длится, тянется,
горе капает в стакан,
жизнь пройдёт – оно останется
и другой изгорбит стан.
Друг мой, друг мой, что мы делаем,
отъезжая в никуда;
мысль пульсирует несмелая,
обжигая, как беда.
То ли гены дефективные,
то ль бескожая душа –
всё равно, коль диво дивное –
жизнь – уходит, злом дыша.
Друг мой, друг мой, встреча скорая
ждёт нас, но не за столом:
жёлтый дом, медбратья сворою,
боли гаснущий надлом.
Всё пройдёт, мой друг, прокатится,
вечного на свете нет…
Над могилами поплачутся
наши вдовы в сорок лет.
Кукушке
Кукушка, кукушка, лет пять накукуй,
и хватит,
родился на свет я, тоскуй – не тоскуй,
некстати.
Добро нёс и правду, а радостней ложь
поётся:
слезой захмелевшую душу встревожь –
уймётся.
Убогому сказку о золушке спой,
коль ропщет,
пусть будет и дальше глухой и слепой –
всем проще.