С пылью в глазах

– Эх… ладно, – парень глубоко вдохнул, набравшись смелости, но и дополнительный поток уверенности не помог ему сперва. Он продолжал молча стоять. В конце концов, спрятав стеснение на дне кармана брюк, лабрадор взглянул в обеспокоенные глаза крольчихи. – Я хочу предложить тебе встречаться, – пёс присел на тумбочку, сгорбив спину и подперев тело локтями о колени. – Мне давно хочется сказать, что я тебя… люблю. Очень давно. Но я всегда боялся, что ты скажешь мне нет, а я не так часто влюбляюсь в девушек, чтобы разбрасываться своей жизнью направо и налево.

Дорен не отрываясь смотрела на пса, не могла поверить своим ушам. В её душе расцвёл закрытый от всех бутон любви, который она хотела распустить только для Хью и никому не позволяла дотрагиваться до него. Она ждала признания, этих нежных слов.

Но ведь не только лабрадор думал о своих чувствах и ответственности за них.

Для крольчихи приоритетом в жизни являлась семья, о которой она мечтала с самого детства. Ей хотелось иметь обычного мужа, без желания выделиться из толпы или разбогатеть до безумства, как можно больше детей и спокойной домашней жизни. Купить домик у озера за городом, чтобы дети могли полноценно развиваться параллельно губящей цивилизации, заниматься садоводством, посадить любимые девушкой груши и вишни. Дорен хотела простой жизни. Но Хью мог дать ей не всё, чего она желала.

– Ты не думай, что я забочусь только о себе, – продолжил парень. – Если ты мне откажешь, я обижусь, но пойму.

– Хью, дослушай меня до конца, пожалуйста, – крольчиха подошла ближе к псу, аккуратно взяла его ладонь. – Ты мне тоже очень нравишься. Я сама хотела тебе в этом признаться, – лабрадор пришёл в восторг – ему хотелось подпрыгнуть до почерневших небес и взлететь, но он лишь легонько сжал ручку Дорен. – Только я не думаю, что могу стать экстернормом.

– Можно ведь и не…

– Нет, Хью, я просила дать мне договорить, – резко прервала парня девушка и продолжила в более накалённой атмосфере. – Мы можем с тобой встречаться – не больше. А я хочу семьи. Нормальной семьи.

– Но есть ведь средства. Есть таблетки, которые могут помочь. Да и… – Хью замолчал, пытаясь придумать аргумент в свою пользу, но в голову не пришло ни единой здравой идеи. – Ты тот самый зверь, который думает головой, а не сердцем.

– Может быть. Но моего мнения это не изменит.

Лабрадор сурово опустил уши и брови. Обида встала к пульту управления над ним. Последующие слова Дорен он нарочно пропускал мимо ушей, не уделил им ни секунды. Он понимал её, отказ был вполне логичен и закономерен, но так нежелателен для него, что Хью со злости мог сказать любую глупость или же сделать её.

– Букет заберёшь? – сказала девушка и сравняла с землёй вечный бастион псовой непоколебимости.

Встав и поправив костюм, Хью сорвал с шеи галстук-бабочку и, бросив её на пол, вышел из квартиры. Ему хотелось хлопком двери показать свой гнев, но дверная ручка выскользнула из его руки и выполнить задуманное не получилось. Убегая по лестнице, лабрадор вглядывался в дверь её квартиры, но она так и не вышла.

На улице прохлада чуть остудила разгорячённого парня. Он, думая, что Дорен из чувства совести должна следить за ним из окна, решил наглядней продемонстрировать недовольство и перевернул кверху дном мусорный бак, из которого, звеня и шурша, посыпались битые стёкла и пластиковые пакеты. Его огненное настроение, зажигавшее исключительно всё плохое в Хьюе, изливалось на всём подряд, и даже те розы, что парень рассматривал перед встречей с девушкой, не смогли укрыться от разозлившегося пса. Он с силой схватил стебель одной из них, шипом проткнул ладонь, и, ощутив боль с привкусом крови, всё же отломил цветок от общего куста.

Скалясь на всех подряд и сморщив селлион, Хью молча шёл по улицам города, иногда заплывал в мыслях. От него шарахались звери, старались обходить стороной. Но парень не замечал этого, как и всего происходящего вокруг – как рядом говорили о тревоге в городе, о перекрытых дорогах, как полицейские автомобили стаями колесили по каждому закоулку.

Спустя несколько минут слепой ходьбы он уткнулся в стоящее у угла тротуара зеркало. Разъярённый вид не шёл ему – ни злобный оскал, ни сжатые брови, ни «Грозная стойка. Хью привык быть весёлым и беспечным, чтобы искренняя улыбка не сходила с его морды. Он взглянул на своё отражение, отдалённо напоминавшее его.

Хегли ждал своего друга у себя в квартире, успев сбегать к «Шестому» и обменяться парой фраз с Купрусом. Охранник с удовольствием и напряжением слушал про побег диверсантов от оперативников, про их разговор с Брауном, но, что показалось странным Фланнагану, иногда прерывал рассказчика и спрашивал про Молнию. Сам импала не слышал ничего о девушке после их последней встречи и от того жил, как на иглах, переживая, не находя себе места.

Вернулся антилопа позже пса, который пришёл к пустой квартире, прозвонил в звонок минут десять и, отчаявшись, приняв за предательство, сел около двери. Его низко опущенная голова, спрятанная за руками, не шевельнулась, когда Хегли прозвенел ключами перед ухом лабрадора. Хью уснул, не дождался блудного друга. Но его крепкий от соло на нервах сон прервал хозяин квартиры. Все попытки убедить пса отоспаться у Фланнагана были тщетно разбиты об отвесный пик горького опыта. Потерявший веру в себя зверь хотел поделиться свои несчастьем и донести до друга суровую мораль.

За разговором они просидели до двух ночи, не отклоняясь от одной и той же темы, постоянно подкрепляя её новыми размышлениями и историями. Ведущим диалога был Хью, рассказывавший о всех девушках, что повстречались в его жизни, и о их ничтожности по сравнению с Дорен. Ему хотелось выпить, говорить и действовать, но Хегли разрешил только общение. Псу не хватало слов, чтобы описать антилопе собственные переживания и чувства, он помогал себе активной жестикуляцией и постоянными резкими вставаниями со стула. Иногда переходил на крик, иногда говорил еле слышно – от всей души, передавая эмоции в чистейшем виде.

– И что ты думаешь делать? – спросил импала, который подпёр подбородок руками, чтобы не свалиться от усталости на стол. Он незаметно пытался закрыть глаза – опустить занавес, закрывающий сцену театра, но один настырный актёр так и лез за неё. – Сдашься? Или как обычно?

– Надо следовать логике. Дай подумать, – ответил Хью и зевнул во всю ширину пасти. – Кому она нужна?

– Тебе.

– Верно. Я всё равно продолжу за ней ухаживать, только теперь ещё… как бы это сказать… лучше, в общем. Вот согласись, что библиотекари стали не очень востребованы в народе. Сто пудов её подцепит какой-нибудь раздолбай, и через лет двадцать она будет сожалеть, что мне отказала.

– А ты что будешь делать эти двадцать лет? Будешь специально сидеть в холостяках, купишь дом напротив её дома и каждый вечер здороваться с ней после возвращения с работы? Надо бы процесс ускорить.

– Да, ты прав. Я докажу ей, что кроме меня она никому не нужна.

– Это не совсем то, что я хотел тебе предложить, но, думаю, тебя это вряд ли остановит, – Хегли улёгся на стол, раскинув руки, и на секундочку закрыл болевшие, ноющие глаза. – И вообще, я у тебя совета для себя просил.

– Да какой там совет, – отмахнулся пёс. Он, подойдя к другу, толкнул того в бок и свалился на стоявший рядом стул. – Я вот в юношестве хотел быть экстернормом. Хотел, чтобы у меня была девушка из травоядных.

– И чем это отличается от твоих желаний сейчас?

– Я про кроликов как-то не думал. Да хотя бы… – Хью стал размахивать рукой по сторонам, придавая своему двигателю внутреннего мышления больший КПД, – импалу хотел. Мы ведь все думаем, что в паре хищник будет доминировать, что это так классно. Я бы и сам так хотел. Каждому хищнику нужно чувство власти, нужно играться со своим партнёром, издеваться над ним, чтобы потешить своё эго. Больше я тебе толком ничего и не расскажу. Тем более на сонную голову. Моё койка-место не уехало?

– Ждёт тебя, – не отрываясь от поверхности стола сказал Фланнаган. Он уже медленно засыпал, отрекаясь от надоевшей реальности.

Внутренний голос Хегли приказывал ему встать со стула и лечь на кровати, где гораздо удобнее спать и наслаждаться полным спокойствием. Но усталое тело отказывалось прислушиваться к словам в голове и не двигалось. Антилопа уснул.

К этому времени уснул и город, который вечером потрясли не прекращавшиеся рейды полицейских и службы специальной охраны. Только за то время, что Хегли разговаривал с Хью, арестовали две сотни подозреваемых в сделках с «Грозой», закрыли около десятка частных фирм и опечатали закрытый завод в исторической части города. И всё за один час. За один роковой для многих зверей час.

Во тьме повсеместно мигали сине-красные огни, готовые в любой момент беспощадно действовать по одному лишь щелчку пальцев. Щелчок за щелчком – тревога в городе превратилась в триллер для многих приезжих из Пустыни зверей. В редких случаях стражи порядка решались разобраться в деле; обычно же забирали с собой всех, кто находился под пристальным взором. К утру городская тюрьма была заполнена невиновными.

Ярвинен ещё в рядах кадетов Академии отличалась твёрдостью и хладнокровием, поэтому её план не вызвал удивления в высших рядах. А в народе заговорили об уволенном Брауне, который, пусть и мало результативно, боролся с «Грозой» в пределах правил, никогда не выходил за тонкую черту и никому не позволял ступить шаг за неё.

Медведь имел право претендовать на свою должность – он захотел её выбить. Его поддержали снизу. Тигрица настойчиво придерживалась жёсткому плану, способному выловить всю «Грозу» за короткие сроки. Её поддержали сверху.

К началу рабочего дня город разделился на две неравные части: тех, кто поддерживал законное представительство Доминиона, и тех, кому по душе пришёлся вновь вставший в стойку вице-прокурор.

Про нападение на Брауна никто и не вспомнил. Газеты, телевидение, радио – все молчали о самом зачатке конфликта, отнеся его к второсортным новостям. И даже Хегли, ожидавший с утра увидеть фотографию Грома хоть в одном достойном издании для пополнения «Критерия», удивился положенным на довольно громкое событие затмением. В некоторых изданиях абсолютно все страницы пестрили новостями про «войну у небес», где-то мимолётно отмечали роль «Грозы».

И лишь в одной недостаточно престижной газетёнки, которая, вероятно, отстала от общего информационного клубка, Фланнаган нашёл весть об убийстве одного из оперативников – выстрелом в грудь со снайперской винтовки во время погони за Молнией. Первое чувство, испытанное парнем, – гордость – постепенно перешло в ненависть за данный Ярвинен повод для ареста многих подданных Пустыни.

Как разобрался Хегли, Мишель специально арестовала многих невинных зверей, чтобы жалостью заставить диверсантов сложить оружие у порога Префектуры, но официальный пресс-секретарь Доминиона сообщил о плановом рейде, продуманном задолго до ночных событий. В любом случае Ярвинен уходила в плюс.

Фланнаган нарочно пошёл на работу по длинному пути, желая разобраться с головоломкой в его голове. События с лёгкостью сходились в целое, но импала не видел логики, не видел следа, что мог бы привести к следующему событию раньше обер-прокурора. Ситуация превратилась в минное поле, на котором не было чистых линий и некуда была ступить.

– Рогатый, ты уже здесь? – сказал вышедший из двери шеф-повар с чашкой кофе в руках. Он осмотрел не выспавшегося парня от кончиков рогов до ног и усмехнулся. – Выпустили тебя?

– Меня и не забирали.

– Повезло, значит. А что ж тогда такой невыспавшийся? – спросил шеф, но Хегли не стал отвечать на вопрос, ответ на который выглядел очень размытым. – Я думал, тебя забрали посреди ночи и только выпустили, как и других сомнительных мигрантов.

Импала на несколько секунд замер, прокручивая в голове пластинку с последней фразой шефа всё снова и снова. Он цеплялся к каждому слову. И впервые за тот день на его морде сверкнула довольная улыбка, которая слегка терялась в тандеме с напуганным взглядом.

– Их выпустили? – Хегли всем телом повернулся к начальнику в ожидании нужных ему слов.

– Ну да. У меня зять в полиции работает, говорит, многих довезли до тюрьмы и обратно, даже не проверяли. Да, некоторых действительно посадили, проверяют. Но не зря ловили: нашли какого-то наркоторговца с Юга, троих беглецов с Севера и диверсанта поймали на десерт.

– Какого диверсанта? – спросил Фланнаган, стараясь делать наименее заинтересованное и взволнованное выражение морды. Но внутри он сгорел за те мгновения, что шеф молчал. Поймали его сослуживца, возможно, близкого приятеля или вообще… Молнию. Хегли не знал, что хуже.

– А в полосатом костюме который. Обыск в квартире устроили и задержали. Мой зять сам задерживал, – шеф сделал глоток бодрящего кофе, чуть прикрыв глаза. – Зачем надо было столько народу ловить? Ну… баба у руля – этим всё ясно.

– Да, при Брауне такого не было.

– С другой стороны, если поймали, значит, всё работает. Недовольство будет, конечно. Да оно всегда есть, даже если ты всё отлично делаешь.