Вестимские разбойники. Цикл книг: «Эйриния». Серия: «Марк и Афин». Том I

Перед ним предстала вся исхудавшая, чумазая, совершенно ему незнакомая мышка. В ее глазах, цвета зелени, он прочитал столько боли и отчаяния, что паренек на миг опешил.

А когда вновь хотел открыть рот, та повторила уже громче и отчетливее:

– Беги!

В этот самый момент сон оборвался. Марк оказался разбужен душераздирающим воплем где-то неподалеку.

Вскочив с места, как ошпаренный, мышонок кинулся к двери и сквозь щелочку стал свидетелем, как под дикий крик кого-то из воспитанников, из дому к углу здания двое неизвестных швырнули на землю старика воспитателя. Марк с замиранием сердца и расширенными от страха глазами, уставился на тот единственный клочок ужасной картины, что разыгрывалась в деревне.

– Кто вы?! Отпустите детей, прошу! Мы не богатая деревня, у нас нечем поживиться, – прохрипел Икиш, поднимаясь на ноги.

– Напротив – у вас есть то, зачем мы пришли, – прозвучал в ночи сухой грубый голос, от которого у мышонка сердце в пятки ушло, и он весь обратился в слух.

– Прошу, они всего лишь дети! От них вам мало проку, – вскочил старик и хотел кинуться туда, где загремели цепями, выводимые из здания дети, под тихий плач и стоны.

– Аля, – прохрипел Марк и стал силиться выбить дверь ударами плеча, но металлический засов был прочен.

– Лучше скажи… – подошел к старику говоривший, чуть ближе, до слуха которого долетели глухие удары Марка об дверь.

– Здесь все?! – прислушался он.

Марк, увидев высокую здоровую фигуру в черном плаще, стоявшую в его сторону спиной, замер на месте.

– Да, но… – Икиш невольно бросил быстрый взгляд в сторону сокрытого ночной мглой входа в подвал, куда был посажен непослушный воспитанник.

– Ну и хорошо! – перебил его здоровяк, и не успел воспитатель договорить, как тот, подскочив к нему, вонзил ему в грудь свой меч, по самую рукоятку.

– Не-е-е-е-т! – воскликнул от невыносимой боли, ужаса и страха Марк, и был бы точно услышан убийцей, но его крик утонул в десятке подобных ему, принадлежавших воспитанникам приюта, на глазах которых все и произошло.

– Уводите их! Остальных убить! Деревню сжечь дотла! Не оставлять следов! – вынул свой меч из тела воспитателя здоровяк, и утирая кровь с лезвия об его плечо, отшвырнул от себя.

В этот самый момент темноту ночи осветили не один десяток факелов, которые полетели в разные стороны. Падая на крышу домов, влетая в окна, они тут же вспыхивали ярким пламенем, разрастающемся с каждой секундой.

Один из таких зарев, осветивших доселе непроглядную тьму, осветило лицо того, кто до этого раздавал приказы своим подручным, стоя спиной. Тогда-то Марк и увидел лицо этого убийцы, на его морде на левой стороне зияет жуткий шрам от глаза до горла, а само лицо, его левая половина была закрыта металлической маской, с прорезями для глаза. Она была до такой степени отполирована, что на миг, отразив зарево огня, упало прямо мышонку на лицо, чем ослепило его, и он глухо зашипел.

Этот невольный шорох привлек внимание убийцы. Выхватив факел у мимо пробегающего подручного, он медленно направился на звук.

Марк почувствовал, что с каждым его тяжелым размеренным шагом, его сердце сжимается до размера горошины. Не найдя ничего лучше, как сжаться у стеночки противоположной стороны от двери, мышонок замер. Свет факела становился все ближе и ближе. И вот уже начал проникать сюда, в подвал, сквозь щелочки двери. Совершенно не дыша, устремив свои глазки, сжимая кулачки к сердцу, мышонок замер, понимая, что пропал.

Убийца уже достиг деревянной двери на земле, и даже стал тянуться к засову, как вдруг к нему подбежал один из его помощников.

– Все готов, можем уходить, – прозвучал голос подбежавшего, обличенного в подобную черную мантию, скрывающую обратившегося с головы до пят.

Причем его голос был слегка приглушен и казалось доносился издалека.

– Отлично, уходим, – прогремел их командир, и чтобы отбросить остатки сомнений, швырнул факел в дверь, которая медленно, но верно стала загораться.

За считанную минуту подвал наполнился едким дымом. Не успел Марк вздохнуть свободнее, что остался незамеченным, как новая смертельная опасность, окружила и принялась душила его.

Тяжело кашляя, мальчик кинулся к двери, и стал с неистовой силой колотить в нее ногами, ибо она вся была охвачена пламенем, и не позволяла приблизиться к ней близко.

Забыв про то, что был бос, почти не видя, и не слыша ничего вокруг себя, он раз за разом пинал и лягал дверь, но она не поддавалась.

Удар за ударом Марк разбивал себе ступни в кровь, опаляя шерсть, и лишь чудом не сломал ни единого пальца. Страх, ужас, охватившие все его нутро, заглушили все остальные чувства. Он не чувствовал боли и старался не придавать виду, что с потолка начал сыпаться горящий пепел, обжигая ему лицо и уши.

В голове вертелась только одна мыль – спастись любой ценой, и времени на это у него почти не оставалось.

Но с болью он еще мог совладать, но удушье с каждой секундой лишало его рассудка. Он начинал слабеть на глазах.

После очередного удара ногой, чуть не стоившей ему пары пальцев, он безнадежно рухнул на колени. Тяжело кашляя, сгорбившись от боли, что резко вернулась, принося с собой всю реальность безвыходного положения. Дрожа всем телом, не чувствуя под собой земли, он начал клониться на бок. На доли секунды его разум отключился. Перед глазами предстала его Аля, все на том же поле одуванчиков. Она протянула ему руку, и тихо улыбнувшись, молвила:

– Борись!

Эти слова прозвучали так реально и осязаемо, что эхом отозвались в ушах мышонка.

Не позволив себе окончательно упасть, Марк встал на четвереньки, и глухо зарычал:

– А-ля-я-я! – с криком бросился он головой на дверь.

На доли секунды огонь поглотил его, обыкновенного мышонка, чтобы затем исторгнуть из своих смертельных языков, того, кто смог не сдаться, даже тогда, когда все казалось обреченным.

Упав носом в землю, свернувшись в клубок, не в силах остановить кашель, Марк содрогался всем телом от каждого нового вздоха. Свежий ночной воздух уже не казался столь желанным и теперь причинял жуткую боль, нежели облегчение.

Так продолжалось с минуту, до тех пор, как сквозь потрескивание горящего дома, и невыносимого шума в ушах, до слуха Марка долетело хриплое дыхание. Оторвав голову от земли, он бросил взгляд на источник шума. Только сейчас он увидел того, благодаря которому и оказался спасен из огненного плена.

Из последних сил, чувствуя, что ему осталось недолго, воспитатель Икиш, даже будучи смертельно ранен, смог доползти досюда. И когда Марк решился на свой последний рывок на свободу к жизни, старик отодвинул засов.

Быстро сообразив кому был обязан жизнью, мышонок кинулся к нему, готовый разревется, но едкий дым и сухость во рту, не позволили и капле упасть с его глаз.

– По… – хрипел воспитатель, еле держа глаза открытыми, ища мышонка затуманенным взглядом.

– Простите… простите меня… я… я… – еле выдавил из себя мальчик, не находя нужных слов, сжимая уже холодеющую руку старика, давясь от подступившего к горлу кома и дрожа всем телом от страха перед неизбежным.

– По… помни, – было последнее, что осилил сказать Икиш, прежде чем его очи сомкнулись и руки, что сжимал мышонок обреченно упали на землю.

– Нет! Нет! – захрипел от нестерпимой боли утраты Марк.

Найдя в себе силы, он залился горькими слезами и рухнул ему на грудь.

Но ему не суждено было убиваться над погибшим вечно. В следующее мгновение тишину, воцарившуюся в ушах мышонка, нарушили глухие шлепки, за которыми последовал грубый голос.

– Ты все-таки смог выбраться. Похвально-о, – прозвучал до боли знакомый голос убийцы.

Марк вмиг отпрянул от погибшего, впился глазами в того, кто все это время стоял за углом дома, и ждал своей минуты, чтобы поглумиться.

Похлопав пару раз в ладоши, здоровяк скинул с головы капюшон и не скрывая жестокую усмешку, достал из ножен свой меч, обагренный кровью невинных. Воткнув его в землю, он стал надвигаться на мышонка, водя лезвием по земле, оставляя после себя багряную бороздку.

– А теперь, поиграли и хватит, – прогремел он, уже почти достигнув Марка, который, как завороженный застыл на месте, не в силах пошевелиться.