Комната исполнения желаний. Часть 1

– Тайное мое желание.

Валентина весело прыснула в ладонь:

– Представляешь, Тань, а я-то дура, думала, вот не смогут они мой бартер пристроить, фиг им, а не тыщу триста рублей. Во дуреха. Дуреха. Да не сдался мне этот бартер триста лет. Плевать я на него хотела. А тут все по-честному. Я там только одно у это интеллигентика спросила. Вы, говорю, это больше никому не покажите? А он дураком прикидывается, лыбится. Вы, о чем, говорит? Про что, про это? А, я ему, ну про это, что мне сейчас показали? А, он мне так убедительно мурлычет, я, говорит, никому ничего не покажу, сударыня, если только вы сами этого не захотите. Я ему, не волнуйтесь, говорю, я точно не захочу. А этот смотрит на меня, и так нагло улыбается. Как знать, говорит, как знать. А потом так хитро меня так спрашивает, вы довольны проведенным сеансом исполнения желаний? Тут-то я и поняла. Этот. Этот не проболтается. Протягиваю ему деньги, довольна, говорю. А он говорит, это не мне, это вы товарищу на выходе отдайте, это он у нас бухгалтерией занимается. А, я ему с дуру взяла и брякнула, а если я ему не отдам? Скажу ему, что мне не понравилось. Думала, он сейчас в мои денежки вцепится, хитрюга.

Валентина загадочно улыбнулась:

– Нет. Не вцепился. Вздохнул так печально, и говорит, в каждом деле бывают издержки. Но мне, говорит, кажется, вам захочется еще раз сюда прийти, как вы тогда будете в глаза моему напарнику смотреть?

Татьяна полюбопытствовала:

– А ты чего?

Валентина шагнула на следующую ступеньку, и беззаботно улыбнулась:

– А я что? Да ничего. Спрашиваю его, вы думаете у меня еще остались желания. А, этот усмехается. Я говорит, в этом уверен. Посмотрел на меня исподлобья с улыбочкой, и тихо так говорит, я совершенно уверен, что вы и об этом своем желании не подозревали. А мне и ответить нечего. Вот так-то, Танюха.

7__х_ 16 апреля 1996 год. Квартира на третьем этаже в пятиэтажке

После похода в магазин, подруги вновь сидели за столом, на котором стояла новая бутылка вина. На этот раз говорила в основном Татьяна. Одной рукой она подпирала голову, облокотившись на стол, другой рукой держалась за ножку бокала. У Валентины же запал рассказчицы пропал. Она, похоже, выговорилась перед подругой, нервное напряжение спало, и это принесло ей некоторое успокоение и облегчение. Теперь она пыталась молча осмыслить и переварить произошедшие события. Татьяна грустно причитала:

– Надоело все. Каждый день, один в один, как предыдущий. Это раньше мы конструктора были нужны. Производство работало. Соцсоревнования, премии, и ежемесячные, и квартальные. А по итогам года, вообще песня.

Она ностальгически улыбнулась:

– Какие только нам разные приспособления и изделия не заказывали конструировать. Мы и рацпредложения оформляли. За них тоже копеечки капали. Пусть небольшие, но капали. К нам записывались в очередь, а мы еще кочевряжились.

Татьяна скорчила надменную физиономию, пытаясь продемонстрировать как они кочевряжились:

– В этом месяце не успею, только в следующем, если не будет срочных работ.

Она печально поморщилась:

– Теперь все. Никому ничего не надо. Производство встало, делают что-то с грехом пополам. О премиях давно забыли. Да и зарплату, так, из милости платят. Хотят задерживают, хотят вообще не платят. А ты им слово не скажи. Не нравится – вали на все четыре стороны, скатертью дорожка, переживать не будем. Хорошо хоть наш Михалыч изредка левые работы подкидывает. Тебе не понять. У тебя-то, Валька, с работой все в порядке.

Валентина презрительно хмыкнула:

– У меня-то в порядке? Я тебя умоляю. Я тебе что, генеральный директор, или в администрации работаю? Это у них там деньги куры не клюют. А на нас им тоже наплевать. Подумаешь, планово-экономический отдел. Скажешь, тоже мне. Тут, знаешь, тоже все непросто. Или ты помогаешь им их темные делишки проворачивать, и дрожишь, что тебя сделают козлом отпущения, или гуляй Вася. Мне тоже уже часть зарплаты бартером выдают. Вся кладовка уже забита. Работа говоришь? Да пропади она пропадом, такая работа.

Татьяна опечаленно смотрела на свой бокал:

– Нет, ты что не говори, счастливая ты, Крылова. И муж у тебя есть, как-никак, надежда и опора.

Валентина печально вздохнула:

– Да брось ты, Танюха. Муж.

Она горько усмехнулась:

– Какая надежда, какая опора? Я тебя умоляю. Пыжится только, а толку-то от него кот наплакал. Все мы девки дуры. Мечтаем в юности лишь бы поскорее замуж выскочить. Главное, чтобы был не урод и незаконченный мерзавец. Я тоже дурой была. Колька предложил за него выйти, я особо и не раздумывала, не артачилась. Люблю – не люблю, разбираться и копаться в себе не стала. Думала, ерунда это все. Как это говорят, стерпится – слюбится. Оказалось, не ерунда. В юности оно, вообще, все проще кажется. Вот и сижу теперь, как собака на сене, ни себе, ни людям.

Валентина погрустнела и добавила:

– Хотя, вру, конечно, привыкла я к ему, притерлись мы с ним. Нянчусь с ним, как с дитём. К тебе вот выбраться не могу. Вечером надо домой – мужа ублажать и обихаживать. Это ты, Тань, счастливая. Вернулась домой, хочешь сериалы смотри по телеку, хочешь просто ложись на диван, и балдей. Хочешь иди куда угодно, хочешь в гости, хочешь в кино, никаких помех.

Татьяна всхлипнула:

– Да лучше бы я ужин каждый день готовила на всю семью, только бы не одной куковать.

В голосе Татьяны появились слезливые нотки:

– Такая тоска. Такая тоска, Валюха. Куда хочешь иди, говоришь? А куда идти-то? Куда идти? Без мужика на меня все как на ущербную смотрят.

Валентина снова закурила и выдохнула дым в потолок:

– Так заведи себе мужика. Чего ты переживаешь? Ты чай не уродина, все при тебе. Только, как я, замуж сразу не выскакивай. Вот захочешь от него родить, тогда и выходи.

8__х_ 16 апреля 1996 год. Кухня в квартире на третьем этаже в пятиэтажке

Татьяна с обреченностью посмотрела на подругу:

– Ты, чего, Крылова? Ты что, у моей двери видела толпу мужиков? Они что, в очереди толкались, спорили, кто из них первый у меня руки попросит? Я что-то не замечала никаких мужиков, если не считать Петьку с четвертого этажа, когда он мусор выносит.

Валентина снисходительно хмыкнула:

– Да, ладно тебе прибедняться. Это в публичный дом мужики в очередь стоят, ну за пивом еще. А, чтобы настоящий мужик клюнул и жениться решил, тут наживка нужна.

В глазах Татьяны стояла тоска и безнадежность:

– Какая еще наживка? Это, типа, шмотки?

Валентина затянулась сигаретой и продолжила:

– Ну, шмотки, конечно, не последнее дело, макияж там. Но главное, это у женщины взгляд.

Татьяна тоскливо буркнула:

– Какой еще взгляд? На жизнь что ли? А как он его узнает, какие у меня взгляды на жизнь, если мы даже не знакомы?

Валентина бодро улыбнулась:

– По глазам, Танюха, по глазам. У тебя вот взгляд потухший, а мужикам нужно…

Валентина пощелкала пальцами, подняла глаза к потолку:

– Ну как это сказать? Ну, уверенность в себе, что ли, должна быть. Походка, осанка. Чтобы он хотел тебя добиваться. Чтобы преграду видел. Мужикам, им преодолевать что-то надо. А у тебя взгляд потухший, взгляд кролика перед удавом. Вечно ты сутулишься, идешь как будто гири пудовые несешь. Мужики такое не любят.

Татьяна обиженно фыркнула: