Рокофрения

– Ну Lost Man.

– Ни разу не слышал.

С этих слов у меня начало подгорать. Моя вера в человечество пошатнулось. Как же так, самая известная метал-группа города, а школота про нее даже не слышала, так не может быть. Тогда я и начал осознавать, насколько направление рока нишевое в нашем городе, в стране, а может и в мире. Безвозвратно ушли те времена, когда рокеры были повсюду. Я всегда наслаждался документалками про рок-группы запада, Led Zeppelin, Metallica, Bon Jovi. Казалось, что раз они стали властелинами мира, то и мы когда-нибудь сможем. Во всех этих фильмах и биографических книжках чувствовалось, что рок правит миром. И, раз уж с 90-х годов это докатилось и до нас, почему бы и нам не попытать счастья и залезть на вершину. Ведь у многих, вроде Цоя получилось. Думал что так было и будет всегда, а засилье всякого рэпа – это лишь временное явление. После этого содержательного диалога я вышел в коридор, Скуб и Монгол уже шли за мной. Нас объявили, пора на сцену.

Передо мной открылся актовый зал, украшенный по всем стандартам школьной дискотеки. Я сразу почувствовал себя не в своей тарелке, словно Марти МакФлай на балу «Глубоководные чудеса». Отыграв четыре песни, я не увидел в лицах школьников того огня, который обычно вижу на концертах. Да, кто-то хлопал, кто-то свистел, но взаимного экстаза от единения публики с исполнителями не было, что подтвердило мои мысли. В гараж я вернулся подавленным. Только Скуб меня тормошил:

– Че такое, бро?

– Да так, о своем задумался..

– Если ты про сегодня, не парься, нормально отыграли. И ты молодец.

– Да, только школоте походу похер было.

– Да и насрать. Наше дело выйти сыграть, и мы сыграли. Так что забей.

Такие, казалось бы, незамысловатые слова слегка подняли мне настроение, даже немного воодушевили. Это же воодушевление пришло ко мне с новой силой, когда уже на следующий день мы мы сидели в гримерке уже «Химеры». Между нами слонялись малолетки с гитарами, кричали, смеялись, говорили на своем детском языке, которого я не понимал. Пока они «флексили» и «чилили», я разминался. Ко мне подключился Монгол. Он не был особо разговорчивым. Его языком была музыка. Не знаю, чем объяснить, но сесть и молча поиграть нам было проще, чем просто посидеть и поболтать. Я был неплох, когда вел ритм, но Монгол своими соляками мог заткнуть за пояс любого. Даже пиздюки с гитарами то и дело показывали на него пальцем, и кажется даже снимали на телефоны. Однако их интереса хватило ненадолго. Они продолжили орать и тупо шутить, изрядно меня раздражая. Одна за другой, эти молодежные группы выходили на сцену, и когда возвращались, их глаза горели, рты жадно хватали воздух. Они смогли ощутить то, чего вчера не смог ощутить я. И тем не менее, вид этих взмокших, растрепаных и счастливых пацанов натолкнул меня на мысль, что для рока еще не всё потеряно.

Хоть пиздюки и вели себя надменно, вызывающе, и даже нагло, на нас они смотрели с большим почтением. Даже на меня, хотя я и был всего на пару лет старше них. На меня смотрели так, будто они это я, а я это какой-нибудь Джимми Пейдж. Это слегка смущало, но я совру, ю если скажу, что это мне не нравилось. Молодые ребятки, сколотившие группы, названия которых я никогда не запомню, тянулсь ко мне, будто мне открыта какая-то великая истина, а им почему-то ещё нет. Но я всего лишь хотел играть, и получать от этого удовольствие. И я его получил выйдя на сцену. Наконец-то я снова ощутил это. Толпа ревет, местами даже громче усилителей, Кроу швыряет что-то со сцены, парни беснуются с гитарами, Полина с каменным лицом бегает пальцами по клавишам. Это ощущение не сравнить ни с чем.

Глава 4

А дальше репетиции, концерты в немногочисленных клубах города, иногда выезды в другие города, не дальше ста километров. Так продолжалось несколько месяцев. Потихоньку это начало меня изматывать. Пришла пора отдохнуть. А где может отдохнуть музыкант? Конечно же, в этих же клубах и барах, на концертах других групп, местных или приезжих. В ближайшую субботу в «Гевару» должен был приехать кавер-бэнд «Туман», исполняющий песни «Сектора Газа». Так как я был выращен в том числе и на творчестве легендарных воронежских панков, я бы себе не простил, если бы пропустил это. Но перед этим, надо было решить несколько проблем. В первую очередь, учебных. Успеваемость хромала, надо было вытягивать себя из болота. Марк уже забил даже на посещаемость, но во мне еще оставалась совесть. Зачет по высшей математике я получил каким-то чудом. До самого конца я был уверен, что не сдам. Меня успокаивало то, что с Верой Борисовной я был в хороших отношениях. У нее был свой подход к педагогике, и несмотря на то, что она учила жестко, такие балбесы как мы ее очень любили. Ведь она действительно старалась нас хоть чему-то научить. Не только касаемо математики, но и жизни. К ней всегда можно было прийти за советом, неважно каким, даже самым житейским. Главный принцип любого дела, неважно какого, я научился именно у нее. Важно не знать всё на свете, ведь это нереально, как говорил дядя Саша Пушной, а знать, где подсмотреть. Поэтому шпаргалка с формулами была всегда при мне. Они мне не сильно помогали, так как весь год мои оценки колебались от кола до двойки. И вот, в день зачета, я, ни на что не надеясь, вошел в аудиторию, как смертник в газовую камеру. Сорок минут прострации, и вот я уже вышел. Еще несколько часов переживаний и размышлений, на тему того, как я буду ночами готовиться к пересдаче, как объявили оценки. Пятерка. Я попросил перепроверить, а не ошиблась ли Вера Борисовна. Она только улыбнулась. Она исполнила свой преподавательский долг, вытянула самого безнадежного балбеса в своей карьере. Ну, одного из самых безнадежных. Марк на зачет так и не явился.

Самой проблемной оставалась химия. Там произошло примерно тоже самое. В отличии от физики и электротехники, я ненавидел химию, так как не понимал ее теоретическую часть. Опыты еще ладно, но уравнения вызывали у меня такую неприязнь, что я даже кушать не мог. Озарение, как решать эти сраные уравнения, пришло ко мне за десять минут до окончания зачета. Впопыхах решив где-то две трети, я хлопнул бумажкой по столу химички в момент звонка. После звонка она никогда не принимала работы. А дальше снова ожидание, снова трясущаяся нога, нервные шутейки от одногруппников, выходы на перекур. Мне объявили о сдаче на тройку. Моей радости не было предела. Я радовался своей честно заслуженной тройке больше, чем наш староста своей пятерке. Переполненный радостью, я бросился прочь из училища, ничего больше меня там не держало. К кавер-концерту я подошел основательно. Нашел старую футболку «Сектора Газа», погладил ее, да на этом в общем-то и всё. Через полчаса я очутился в «Геваре». Я взял себе стакан и подошел к сцене. Вокалист больше был похож на Князя, но он старательно копировал повадки Хоя, и даже пытался изображать воронежский говор. Он вполне неплохо исполнил «Колхозного панка» и «Гуляй мужик». Я был рад, что подобное творчество не забывают. Ведь оно было поистине народным. Хой был простым парнем из простого Воронежа, звезд с неба не хватал, и просто писал о чем думал, и пел о чем думал. И это находило отклик в сердцах людей. И находит до сих пор. Иначе всего этого тут сегодня бы не было. И тут мое сердце остановилось. В первых рядах я увидел её. Она стояла, облокотившись на колонну. В полумраке я видел, как её черные волосы переливались на свету мигающих разными цветами прожекторов. Я потерял дар речи, прокручивал в голове, как лучше начать разговор, но даже сделать шаг в ее сторону я не смог. Я резко развернулся и быстро пошел обратно к бару, надеясь, что она меня не заметила. Интересно, думал я, в моих силах подкатить к любой девушке, на концерте мне ничего бы не стоило вытащить любую фанатку прямо на сцену, а она была бы только рада, а в ситуациях с ней я всегда теряюсь, и снова становлюсь застенчивым школьником. У стойки из ниоткуда ко мне подскочил Марк.

– А, вот ты где! Че пропал? Всё, звездимся, старых друзей забыли? – Дыша перегаром, смеялся Марк.

– Ты первый перестал звонить.

– Да ладн, не обижайся. Я всю неделю татуху делал.

– Тебя отчисляют, ты в курсе?

– Да и пох, я зато работу нашел, в пригороде, на автосервисе. А? Как тебе?

– Нормально, нормально.

– Слышь, я тут нашу черноволоску приметил в зале. Вы вроде как не вместе, ничего если я приударю? А тебя я с кем-нить познакомлю.

Во мне проснулось резкое желание двинуть ему в челюсть. Но я до последнего надеялся, что это его очередная идиотская шутка. Не дождавшись моего ответа, Марк улыбнулся и хлопнул меня по плечу:

– Не скучай тут.

Я остался переваривать услышанное. Такого ножа в спину я не ожидал. Ярость. Вот слово, которым можно в полной мере описать мое тогдашнее состояние. Если бы кто-то подошел ко мне в тот момент, неважно с какими намерениями, то получил бы стаканом по голове. Рассудок, если не покинул меня, то перешел на сторону эмоций, так как я тут же начал планировать, куда буду прятать тело. Допив пиво для храбрости, я отошел от стойки. Я направился за Марком, полный решимости убить его. В тот момент мне было насрать, что будет дальше. Марк уже приступил к делу. Он прижался к колонне, нависая над ней, о чем-то говорил, и уже тянул к ней руку. Она изо всех сил пыталась изобразить вежливость, но было видно, что ей неприятно. Я скользил сквозь толпу, словно ассассин, стараясь успеть, как будто это был вопрос жизни и смерти. Хотя, впрочем, это он и был. Я, не останавливаясь, схватил его за шкирку и поволок в сторону выхода, словно я на ходу сорвал цветочек на лугу. Он даже не сопротивлялся, явно потратив какое-то время на осознание происходящего. Он заметил, что его тащу я, когда мы уже подошли к выходу, и стал буровить что-то бессвязное. Хотя мне могло показаться, что он буровил что-то бессвязное, потому что в тот момент я ничего не слышал, и не хотел слышать. Я выволок это тело в предбанник, и в следующий момент оно полетело с лестницы с громким гиканьем. Вполне возможно, что в тот момент оно не чувствовало боли. «Ничего,»» – с усмешкой подумал я – «Завтра почувствует». Я вернулся в зал, где меня уже ждала она. Я увидел на ее лице улыбку. Не ту, которая обычно появляется на лице у прекрасных принцесс, когда их спасают благородные рыцари, а скорее улыбка, говорящая «Какой же ты дурачок». Мы без слов подошли друг к другу. Со сцены заиграл знакомый гитарный перебор, Вокалист объявил, что сейчас дам могут приглашать кавалеров и наоборот. Началась песня «Лирика». Я протянул ей руку, и мы закружились в танце. Счастливей момента в моей жизни не было. Вот о чем пишут классики и поют певцы. Тот самый момент, который интимнее всяких ласк и проникновений. Тот момент, который хочется расписать во всех подробностях, заламинировать, вставить в рамку, и повесить на самом видном и теплом месте своего сознания, где он будет до конца жизни. Мы еще долго кружились, даже когда песня уже сменилась. Мы смотрели друг другу в глаза, не видя ничего вокруг. Для нас этот мир остался где-то там, за скобками. В тот момент были только мы, она и я.