Искатели неба: Холодные берега. Близится утро

– Не в человеческих силах спасти всех. Когда мы можем помочь – мы помогаем…

– Брат Рууд, тебе ведь двойной грех – лгать, – сказал я.

Священник быстро сложил руки столбиком, зашептал молитву. Видно, мои слова пришлись к месту, почуял он в себе ложь, попытку уйти от ответа.

– Ты прав, брат Ильмар, – закончив краткую молитву, произнес он. – Церковь не может спасти каждого беглого каторжника, да и не станет чинить помехи мирскому правосудию.

– Тогда почему ты хочешь меня укрыть?

– Преемник Юлий, Пасынок Божий, велел всем слугам Искупителя и Сестры доставить к нему Ильмара-вора и младшего принца Маркуса… буде такие встретятся.

Я вздрогнул.

К самому Преемнику?

Это что же, сам Пасынок Господний меня видеть желает? Меня – каторжника?

– Повинуешься ли ты воле Преемника Юлия?

– Повинуюсь, – кивнул я. – Да, брат мой.

И вдруг ехидный воровской норов проснулся и заставил спросить:

– А если бы отказался я, брат Рууд? Стражу бы кликнул? Или сам принудил бы?

– Не суди о том, что не сделано, – спокойно ответил священник. – Я знаю, ты верующий человек и чтишь Господа. Зачем тебе противиться святой воле?

Я кивнул:

– Хорошо, брат Рууд. Повинуюсь, твоей защите себя вручаю и готов идти с тобой.

– Подожди, – неохотно сказал священник. – Брат Ильмар, не так все легко. Я не могу просто взять и доставить тебя к Преемнику Юлию. Стены имеют уши, а люди имеют языки. У Дома другие планы на твой счет, Ильмар. Если до стражи дойдет, что ты здесь…

На миг мне представилась безумная, немыслимая сцена. Стража, штурмующая храм, и священники, с мечами идущие навстречу…

Ой…

Во что же я вляпался?

– Я не вправе никому говорить о том, что ты в храме. – Рууд будто рассуждал вслух. – Все может случиться, и, если прольется кровь…

Ох, грехи мои непомерные!

– Я недостойный и слабый слуга Божий. – Рууд посмотрел на меня. – Я не смогу сам доставить тебя в Урбис. Мы пойдем к епископу – и ему ты признаешься, кто ты есть. Больше никому! Запомнил?

– Да, брат мой… – прошептал я. – Можно мне напиться?

– Пей, Ильмар. Утоли жажду. Но у меня нет ничего, кроме чистой воды…

Я жадно выпил полную кружку. Вода на самом-то деле была не такая уж чистая и свежая. Стоялая, и хорошо если со вчерашнего дня. Брат Рууд – аскет… прости Сестра, я даже сейчас предпочел бы глоток легкого вина…

Почему-то мне думалось, что резиденция епископа будет где-то наверху, под крышей храма. А пришлось подниматься совсем немного. Старик, наверное, епископ, как же я не сообразил, тяжело ему карабкаться…

Здесь встречалась охрана. Тоже священники, только в алых одеждах, с короткими бронзовыми мечами, дозволенными Сестрой. Обманчивые мечи – из особой бронзы, она подороже стали выйдет.

Нас не останавливали. Видно, брат Рууд на хорошем счету и к епископу вхож. Мы миновали два поста, остановились у двери, ничем от других не отличающейся. Рууд тихонько постучал. Миновала минута, и дверь открылась. В проеме стоял молодой парень, такой же бледный и просветленный, как сам Рууд.

– Добрый вечер, брат Кастор…

– Добрый, брат Рууд…

Кастор глянул мимолетно на меня, но любопытствовать не стал.

– Мы должны поговорить с его преосвященством.

– Брат Ульбрихт готовился отойти ко сну…

– Служение Сестре не знает отдыха.

Как все просто у них! Кастор отступил, освобождая проход. Мы вошли в большой зал, больше всего напомнивший мне чиновничью канцелярию. Столы, заваленные бумагами, стеклянный сосуд, в котором мок, впитывая чернила, десяток стильев. У стены высится механическая счетная машина, масляно поблескивающая медными шестеренками.

Ого! Неужели у храма такая потребность в бухгалтерии?

– Я спрошу брата Ульбрихта… – без особого энтузиазма сказал Кастор. Только сейчас я заметил еще одну дверцу в стене. С чего бы это епископ амстердамский, брат во Сестре Ульбрихт, опочивал рядом с канцелярией?

Священник скользнул в дверь, а я подошел к окну. Глянул. На площади еще горели фонари, и в их свете поблескивали кольчужные нашивки на кожаных куртках стражников. Два или три патруля прохаживались вокруг храма.

Вовремя же я успел.

– Входите, братья, – тихо позвал Кастор. – Его преосвященство вас примет.

Брат Рууд зачем-то взял меня за руку – будто боялся, что я растаю в воздухе или вздумаю убежать. Провожаемые взглядом Кастора, мы вошли в опочивальню епископа.

Да. Брат наш во Сестре аскетом не был.

Дорогой персидский ковер устилал весь пол. Стены тоже были в коврах, гобеленах, картинах – словно бы и не роскоши ради, потому что на каждом выткан, вышит или нарисован лик Сестры. Наверное, подношения храму от прихожан. И все же эти горы мягкого хлама больше подошли бы опочивальне старой аристократки, чем обиталищу духовного лица.

Мебель тоже была дорогая, пышная, а уж кровати – низкой, широкой, с железными шариками, украшающими спинки, – в спальне богатого повесы стоять, а не у священника…

И запах – да что ж это, сплошные благовония и духи разлиты в комнате? Куда такое годится?

Но когда я увидел самого епископа, все насмешливые и неодобрительные мысли разом вылетели из головы.

Епископ амстердамский, брат во Сестре Ульбрихт, был парализован. Он сидел в легком деревянном кресле на колесиках, одетый в одну ночную рубашку. Еще не старик, хоть и пожилой, но весь высохший, прикрытые пледом ноги тонки и неподвижны.

– Подожди там, брат Кастор… – сказал епископ.

Священник за нашей спиной молча вышел, прикрыл дверь.