Он знал, что если Иван Михайлович шел в загул, значит, все будет серьезно. На работе ништяк, все отрегулировано, беспокоить никто в обозначенное время не будет. С девчонками всегда порядок, они безумно влюблялись в Потапыча, так его любовно называли подруги.
Дорога была недальней, через двадцать минут они уже были в Новом городе. Встречала гостей в своей квартире голубоглазая блондинка Светлана Озерова, Федора ждала жгучая брюнетка Татьяна. Света была разведенка, дети жили с бабушкой.
А Татьяна была замужем, и квартира ее находилась в том же подъезде, что и у Светланы, только на первом этаже. Гулянка понеслась сразу со старта полным ходом. Иван уходил с красавицей блондинкой в спальню, они занимались любовью и снова возвращались к столу. Все весело бухали чистую, как слеза, водку и закусывали сибирскими деликатесами: речной рыбой и диким мясом.
Федор раздел Татьяну. Она хоть и была замужем, но не очень владела премудростями сексуального искусства. Стеснялась, тормозила поначалу. Потом, правда, разогрелась, раскрепостилась, и сексуальная энергия заполнила всю Светкину квартиру. Стоны доносились то из одной комнаты, то из другой. Пир пьянства и секса был в полном разгаре, когда в дверь квартиры позвонили.
Татьяна напряглась как струна.
– Это муж, сейчас он устроит дебош и поножовщину. Он бывший сиделец, терять ему особо нечего, – с тревогой в голосе произнесла она.
Все замерли в ожидании развязки. Света на цыпочках подошла к двери и тихонько посмотрела в дверной глазок. На площадке стоял разъяренный, как бык, муж Таньки. Он готов был наброситься на тореадора с топором. Топор был с широким лезвием для рубки мяса, рукоятка длинная.
– Слышь, ты, козел, – начала из-за двери вещать Светка. – Катись отсюда, пока не нашел на свою жопу приключений. Ты че ко мне тарабанишь, пьянчуга? Я со своим мужчиной занимаюсь любовью, а ты тут с топором выеживаться пришел. Еще раз по-хорошему прошу: уходи отсюда нафиг или тебе хуже будет, – твердо, без тени страха отчеканила блондинка.
– Ты мне нахер не нужна, Светка. Пусть моя Танька выходит, – уже без прежнего напора начал кричать из-за двери обиженный муж.
– Нет тут никакой Таньки, катись отсюда!
– Светка, открывай, я только посмотрю и уйду.
– Ага, сейчас, буду я перед тобой голыми сиськами сверкать. Иди к своей Таньке и любуйся ее дойками, а от меня отстань или я милицию пошла вызывать.
– Ну, сука, ладно, я в подъезде тогда караулить буду. Все равно рано или поздно выйдете, бляди, из квартиры.
– Хрен с тобой, сиди и жди сколько хочешь, только не на моей лестничной площадке, долбодятел непонятливый.
Обескураженный Отелло ушел вниз. Пир продолжился.
На грани риска жизни и смерти оргазмы у Татьяны были еще жгучее, еще острее. Она улетала в небеса и со всего маха падала вниз в постель в объятия Федора. Теряла сознание и снова возвращалась, охваченная дурманящими чувствами экстаза. Ей было все равно, что будет потом. Главное, сейчас ее Феденька рядом и его большой «интеллект» бороздит вселенную ее еще не раскрытых ранее пластов сладострастных чувств.
– Феденька, Феденька, любимый, как мне хорошо с тобой, – шептала она, прижимаясь к Федору.
Но всему приходит конец, пришло время завершать и этот сексуальный марафон. Иван Михайлович оделся. Смотрясь в зеркало прихожей, поправил галстук. Федор тоже уже был наготове. Договорились спускаться медленно и возле машины решили быть осторожными. Отелло с топором не должен был застать плейбоев врасплох. Поцеловав подруг, наши герои шагнули в темноту подъезда.
На лестничной площадке первого этажа они увидели сидящую сгорбленную фигуру с топором наперевес. Федор страховал, а Иван Михайлович демонстративно перешагнул обезумевшего и съежившегося от страха Отелло. Фигура Ивана Михайловича заполнила весь лестничный проем. Федор пнул ногой в жопу сторожившего свою неверную жену «мавра»:
– Пододвинься, мудило. Весь проход перегородил.
Отелло принял с благодарностью этот поджопник. Он, наверное, подумал: «Хорошо, что хоть бить не стали». А наши герои сели в уазик, отъехали по проспекту Мира несколько метров. Потом машина еще долго сотрясалась от смеха молодых и озорных героев-любовников.
Забота о здоровье. Умирать-то неохота
Жить оставалось полтора года. По крайней мере, столько отмерил Федору экстрасенс-волшебник. Жизнь прекрасна, и помирать уж очень сильно не хотелось. Федор решил заняться закаливанием. Очень жалел, что не уточнил у предсказателя, от чего загнется, или дубу даст, или ласты завернет. Как бы ни говорили, а такие знания не лишние, может, и побороться бы смог. Защитить себя. А так – общее закаливание организма. Так велел главный врач железнодорожной больницы Николай Алексеевич Наумов, что из поселка Железнодорожный.
Когда я встретил Федора на улице, у меня пропал дар речи.
Переведя дыхание, я спросил донжуана моржового:
– Федя, мороз минус сорок семь градусов, ты идешь в болоньевой куртке на голое тело, без шапки. Тебе не кажется, что люди могут подумать про тебя – безмозглый дурак?
– Не, не подумают, – поглаживая заиндевевшие кудри на своей груди, ответил Федор. – Люди увидят, что я не босиком, а в кедах, и сразу поймут, что парень закаляется, – беззаботно заключил мой друг.
Я посмотрел – действительно, в резиновых кедах на босу ногу.
– Доказывать что-то бесполезно. Разреши, Федя, сразу перейти на оскорбление, – продолжаю разговор. – Ты, Федя, при такой погоде себе болт отморозишь, девки любить перестанут, – предостерегаю я своего друга.
Федя громко захохотал, клубы густого пара вместе с выдыхаемым воздухом вылетали изо рта моржа. От этого он походил на Деда Мороза и Змея Горыныча одновременно. Но не на простых сказочных героев, а на придурков на всю голову шибанутых.
Я как накаркал. Спустя некоторое время от простуды у Феди закапало с конца. Привожу его к Николаю Алексеевичу Наумову в больницу и решаю приколоться.
– Коля, у моего кореша нижний зуб заболел. От любви или нет, не знаю. Проверить бы надо. Только одна проблема. У него писюн малюсенький. Попроси, чтобы медсестра Настя отыскала его в штанах парня и сделала мазок для бактериологического анализа.
Когда Федор по моему приглашению вошел в кабинет главного врача больницы, Наумов подбадривающим голосом сказал, обращаясь к Федору:
– Не переживай сильно, Федор, хрен не должен быть большим, он должен быть веселым.
Федор ничего не ответил. Он только пожал плечами в недоумении.
Настя, высокая стройная брюнетка с великолепной фигурой и гордой осанкой, перечить главврачу не стала. Вот они с пациентом идут в процедурный кабинет. Она – высокая и статная, и Федор – ростом ей до груди, но коренастый, как штангист. Я весь замер в ожидании. Через несколько минут Настя заходит в кабинет Наумова с гордо поднятой головой. Она умная девчонка, догадалась о моем приколе про маленький пенис пациента.
– Николай Алексеевич, ваше указание выполнено. Я взяла мазок из этого «маленького» писюна. Даже наклоняться не пришлось, – хитро улыбаясь, девушка поглядела на меня и ушла.
Федор зашел следом, он выглядел ошеломленным.
– Вот это баба! Какая фигура! Какой рост! Ее в грудь целовать можно не нагибаясь. Все, Серега, я женюсь. Кончилась моя холостяцкая жизнь. Я встретил свою мечту. Она будет матерью моих детей. А потом уже и помирать можно…
Свадьба и брачная ночь на осколках битого стекла
После первой брачной ночи Настя прибежала в комнату в общаге к Петру. Он был нашим общим другом, и они ранее иногда с Настей придавались любовным утехам.
– Петя, слышь, у него этот самый… как пожарный брандспойт, – стала причитать девушка.
От испугу она немного преувеличивала.
– После комсомольской свадьбы, когда гости разошлись и мы остались одни в комнате общежития, Федор постелил простынь на полу, – продолжила Настя. – Потом – о ужас! – разбил молотком с десяток пустых бутылок. Осколки стекол положил на импровизированное брачное ложе, – голос девушки задрожал.
– Теперь мы, Настя, будем с тобой строгать маленького Буратино, – сказал Федор, содрогаясь от сексуальной страсти…
Петя осмотрел спину девушки. Порезов не было видно, но вмятины от острых граней битого стекла запечатлелись на упругой коже девушки. Наверное, Федор смог передать супруге какие-то йоговские импульсы, которые спасли кожу девушки от глубоких порезов.
– Я с перепугу думала, что после полового акта пойдем голыми на мороз бегать босиком по снегу или по горящим углям возле общаги… Петенька, мне страшно. Я боюсь этого монстра. Пожалей меня, – девушка горько заплакала.
Петя пожалел девушку четыре раза за ночь. Наутро она ушла к своему йогу.
«От такого брандспойта сбегала к обычному парню», – подумал я.
Опять мне вспомнились слова Наумова Николая Алексеевича: «Хрен не должен быть большим, он должен быть веселым!»