Красный вестерн

Но! Есть обстоятельство, навсегда вписавшее эту картину в историю вестерна под красным знаменем.

Иосиф Прут, как мы помним, был соавтором сценария фильма «Тринадцать», в котором, как опять-таки, уже отмечалось на этих страницах, была отражена непримиримость советского государства к любым проявлениям русскости. Со времени выхода фильма Ромма прошло шесть лет, и тот же драматург уже в первых эпизодах «Секретаря райкома» выдает прямо противоположное.

Фамилия старика, просящегося в отряд Кочета по призыву Сталина, – Руссов.

Значимая, не правда ли? А вот, что этот самый Руссов говорит: «Я ведь с ним, с немцем-то, в третий раз встречаюсь… трепанул он нас в четырнадцатом, ох трепанул! Так трепанул, что весь наш лейб-гвардии его императорского высочества великого князя Сергея Александровича полк верст сорок драл без оглядки. Вона, брат, как. Ну, ничего… ничего… рассчитались мы с ним за это в восемнадцатом. Так, брат рассчитались, что от всего ихнего их императорского высочества… кронпринца Рупрехта Баварского полка ни хрена не осталось. А он, гляди, в третий лезет… Да ну, ничего. Посмотрим, как оно получится…Одно только скажу: держава наша крепкая».

Вслед за этим монологом, произносимым Михаилом Жаровым с народными ужимками да покрякиванием, следует короткая перепалка с внуком и взгляд на сталинский портрет.

Так в первом же эпизоде первого же советского военного фильма определена коренная смена идеологического курса СССР. Вместо Интернационала и жизни «без Россий, без Латвий» – попытка представить сталинскую державу прямой продолжательницей великого дела русских, их всемирно-исторической миссии. Пока еще – робкая попытка. С традиционной иронией в адрес «царского режима». Но, ведь это – первый эпизод.

Когда Кочет отправляет Гаврилу Руссова на задание, внук Саша просит командира: «Только вы, товарищ Кочет, прикажите ему свои погремушки снять». Оказывается, храбрый воин Гаврила Руссов – георгиевский кавалер. Узнав об этом, советские партизаны не спешат сдавать старика «дорогим органам» – нет таковых в отряде – а просят Гаврилу показать ордена. «Уж ты, ядрена корень! О-у-у! Ох, красота!» – так реагируют товарищи на царские награды, наличие которых еще год назад могло бы стоить Гавриле жизни, а им, смотрящим без осуждения, – свободы.

«Герой! Герой! – восклицает Кочет. – Гаврила Федорович, а за что ж ты их получил?»

«За веру, царя и отечество», – отвечает Руссов и… ничего. Никто не стреляет в него, никто не волочет на расправу. Все лишь смеются.

«Как же так, – мягко журит Кочет, – партизан, агитатор и вдруг…»

«Да, неудобно», – замечает, конечно же, еврей-интеллигент Ротман.

«Неудобно? – гремит Руссов. – А я вам вот что скажу, товарищи: за веру – это бог с ней, за царя, конечно, хрен с ним, а отечество – оно всегда остается… не меняется наше отечество. И нет такой силы, чтобы его изменить. Вот».

Итак, в середине картины главная мысль высказана более открыто. И, надо заметить, весьма изящно.

«За веру – это бог с ней «можно воспринимать как очередную «шутку юмора», но ведь Бог действительно там, где вера. А Сталин действительно решил подключить религию к созданию своей красной империи. Время, когда священников закапывали живьем в землю, прошло. Время разрушения храмов – тоже. Настает эпоха, когда коммунизм и религия станут союзниками.

И еще в самом начале фильма один из стариков— партизан произнесет: «Но ничего, авось бог милостив». «До свидания, товарищ Глущенко», – скажет ему Кочет. «До свидания, товарищ секретарь», – ответит пожилой гражданин Страны Советов.

Где Бог? Где товарищи? Что творится?

А еще будет упоминание о священнике, выхаживающем раненых партизан. И ловушку для врагов и предателя секретарь райкома устроит в церкви. А перед тем, как полковник Макенау в исполнении выдающегося артиста Михаила Астангова поймет, что это ловушка, он пообещает Кочету: «А тебя, собака, сукин ты сын, я распну на кресте».

Всех, стало быть, повесят, а секретаря райкома ВКП(б) – распнут на кресте. Сильно!

Когда в 1964 году Пьер Паоло Пазолини выпустит свое «Евангелие от Матфея», где Иисус Христос предстанет первым коммунистом, советское начальство станет его журить, объясняя неправомочность соединения христианства с марксизмом. Но никто не вспомнит, что за двадцать два года до итальянского гения мастер советской колхозной кинокомедии сделал то же самое. И ничего ему за это не было!

Финальный эпизод «Секретаря райкома» разыгрывается на колокольне. Здесь обманутая красавица стреляет в предателя, за несколько секунд до того пытавшегося заглушить набатный звон колокола. Здесь Кочет произносит последнюю тираду, обращенную к старику-звонарю и всему советскому народу: «Громче бей, старик! Чтоб звон набата в душу русскую врывался, за сердце брал людей, вздымал их ярость и к мести звал…звони, старик!»

Если бы по окончании работы над сценарием «Тринадцати», кто-нибудь сказал Иосифу Пруту, что через шесть лет он напишет такой текст…

Впрочем, изумление по поводу идеологической метаморфозы может родиться в умах лишь так называемых «подготовленных» зрителей, знакомых с историей страны и историей кино. Обычным посетителям архивных киносеансов не должно быть из-за этого неуютно. Ведь обращение к Богу, к религии естественно для героев вестерна, находящихся в экстремальных ситуациях, где лишь на высшую силу порой и остается уповать.

Нелишне заметить, что через два года после появления «Секретаря райкома» американцы отплатили Пырьеву за его страстную любовь к вестерну, проявленную в «Секретаре райкома». В 1944 году Льюис Майлстоун (Лев Милыитейн из Кишинева) снял в Голливуде замечательный фильм «Северная звезда», где рассказывалось о советском колхозе, жители которого борются с немецкими захватчиками. Мирная довоенная жизнь селян в картине была стилизована под кадры из пырьевских колхозных комедий.

Персонажи то и дело пускаются в пляс – женщины плывут лебедушками, парни танцуют вприсядку, а над чистым небом разносится:

«Тары – бары, растабары…»

Юные красавицы и бравые красавцы вышагивают, бодро распевая:

«The young generation is the feature of the nation».

Думается, Ивану Александровичу смотреть это было приятно.

Однако, ему, да и остальным зрителям Страны Советов недолго довелось наслаждаться этой лентой. Спустя год после ее выпуска война победоносно завершилась. Еще через год началась другая война, холодная. Она станет определять все аспекты советской жизни. Кинематографический – в первую очередь.

Поначалу для начальства все будет складываться отлично. Казалось, сбываются призывы «Великого гражданина» Шахова из фильма, поставленного Фридрихом Эрмлером в 1937–1939 годах: «Эх, после хорошей, большой войны, выйти да взглянуть на Советский Союз из республик этак тридцати-сорока! Черт его знает, как хорошо!»

Разумеется, никто не говорил о том, что страны Восточной Европы становятся советскими республиками. Они были и официально остались независимыми государствами. Более того, вышеупомянутые рассуждения о большой войне и увеличении числа подданных красной империи были изъяты не только изо всех прокатных копий «Великого гражданина», но даже из негатива, хранящегося в Госфильмофонде (вгиковский экземпляр фильма до недавнего времени оставался единственно полным). Однако порядки, установившиеся в Албании, Болгарии, Венгрии, Румынии, Польше, Чехословакии и Восточной Германии, свидетельствовали: народам этих стран, только что освободившимся от фашизма, уготовано еще одно испытание.

После 1948 года иллюзии, если таковые у кого-то и были, улетучились. Казарменный социализм вступил в свои права и на восточноевропейской территории. Кинематографии стран «народной демократии» были национализированы и стали выпускать продукцию, подражающую советским фильмам эпохи «большого террора». Фильмов с Запада почти не поступало. Их заменили картины с Востока, заполонившие экраны Варшавы и Праги, Софии и Будапешта…

Когда в 1955 году на советские экраны выйдет чехословацкий пятнадцатиминутный мультфильм «Ария прерий», все искренне удивятся дате его выпуска в Праге. Сорок девятый год…

Да что там пятьдесят пятый год! В 2003-м смотришь картину и диву даешься – как же пропустили-то?

Безусловно, вестерны в этом очаровательном мультфильме пародируются. Это обстоятельство, вне всякого сомнения, послужило художнику оправданием. В славном сорок девятом шутить можно было лишь над теми событиями и явлениями, которые имели место за границами государств, «расцветавших под солнцем сталинских идей». И даже через тридцать три года после выхода фильма, в брошюре, изданной Бюро пропаганды киноискусства и посвященной Трнке, есть такие строки: «Куклы в «Арии прерий» превосходно выполняют роль обобщенно-типизированных гротесковых образов-масок, разоблачающих фальшь расхожих клише ковбойской «романтики» («Иржи Трнка – тайна кинокуклы». ВБПК. М., 1982).

Автор этих строк Сергей Асенин, замечательный знаток мультипликации, мог бы, казалось обойтись без упоминания о «фальши расхожих клише». Но инерция мышления и генетический страх советского гражданина перед Властью был присущ тогда всем.

Дело ведь в том, что, высмеивая вестерн, автор «Арии прерий» ежесекундно дает нам понять, как он в этот самый вестерн влюблен.

Да, герой – белокурый красавец, несколько глуповат. Но подчеркивается его недалекость такими вот вещами: громадный камень падает на голову ковбою, защищающему свою суженую. Ничуть не пострадав от удара, наш герой достает из кармана расческу, дабы поправить аккуратную укладку своих пшеничных волос.

Разумеется, Красотка, за которую Хороший Парень борется с Плохим, тоже – не кладезь премудрости. Вяжет чулок во время потасовки, а унесенная ветром на ветку дерева, распевает вышеупомянутую арию.

Злодей, конечно же, картежник и пьяница, успевающий хлебнуть из бутылки даже по пути в пропасть. И он одет, разумеется, в черное.

Не обличение вестерна было задачей Трнки, а именно веселая пародия. Не прокурором выступал он, а милым другом, показывающим приятелям смешные моменты их жизни. Доброта трнковского юмора подчеркивается очаровательностью кукол, придуманных для «Арии прерий». Даже Злодей, не говоря уже о Герое и Красавице, прелестен. Даже куклы второстепенных персонажей не содержат в своем облике элементов злого шаржа.

Более того. Куклу сурового охранника, сопровождающего дилижанс, Иржи Трнка делал с самого себя. Нужно ли другое подтверждение отсутствия у режиссера стремления обличить «вредоносный, буржуазный киножанр»?!

Состояние счастливой радости, в котором и современные зрители пребывают во время просмотра «Арии прерий», ныне может быть объяснено еще и тем, что для сценариста Иржи Брдечки мультфильм 1949 года стал своеобразным эскизом для игрового фильма 1964 года. В этом фильме вновь появятся Белокурый Герой, Черный Злодей и Незатейливая Красавица. В первом же кадре снова зазвучит неподражаемая ария прерий – та самая. А страсти вокруг бочки с золотом уступят место основополагающему конфликту виски с лимонадом…

То будет, безусловно, лучший вестерн под красным знаменем. Но до него еще пятнадцать лет. Пока же следует запомнить, что сорок девятый год в нашей истории стал поворотным. В коммунистической стране впервые появился фильм, где действие разворачивалось на Диком Западе. Снят он был не в метрополии, а в одном из ее сателлитов. Никакого обличения «буржуазного образа жизни» в картине не было – лишь искрометное веселье и буйство таланта.

По иронии истории, политической и художественной, появление скромного мультика случилось в год семидесятилетия Вождя и вполне могло рассматриваться чешскими товарищами как своеобразный подарок. Ведь любовь Сталина к вестернам была известна тем, кому надо. Может быть, именно это обстоятельство и спасло прекрасного режиссера Иржи Трнку.

Годы пятидесятые. Сталин дал приказ!

В 1951 году на экран было выпущено всего три (!) советских художественных фильма, но были также и картины, русские субтитры на которые налагались исключительно для самого главного кинозрителя. Среди этих лент выделялись американские вестерны, самими названиями своими свидетельствовавшие о кинематографических пристрастиях Киномана № 1: «Парень из Оклахомы», «Техасские рейнджеры», «Додж-Сити», «Юнион Пасифик», «Вирджиния-Сити»…

Очевидно, в какой-то момент Вождь удивился, почему американцы романтизировали свою не столь уж и романтичную историю, а советские кинематографисты не спешат с созданием увлекательных кинозрелищ на материале только что победоносно завершившейся войны. Удивился и повелел исправить недоработку. Конечно, барнетовский «Подвиг разведчика» был замечательным приключенческим фильмом про войну. Но, во-первых, одной картины за пять лет все же маловато. А во-вторых, как бы мы сказали сегодня, не шпионский триллер был потребен Сталину, не любившему детективы. Ему нужны были широкие пространства, дикая манящая природа и всадники – хорошие и плохие.

Сценарий фильма было поручено написать Михаилу Вольпину и Николаю Эрдману. Классики советской литературы, испытавшие на себе все прелести коммунистического режима вплоть до концлагеря и ссылки, к тому же – евреи, были допущены к выполнению высочайшего кинозаказа в самый разгар государственной кампании «по борьбе с буржуазным космополитизмом». Драматурги, безусловно, понимали, что если главному зрителю что-то не понравится, им, придумавшим историю, припомнят все.

Вольпин и Эрдман старались.