– Да. В этом случае на один гениальный роман больше напишет Достоевский.
– Интересная концепция.
– Это не концепция, это факт.
– А как далеко НАСА зашло в своих экспериментах?
– Вы слышали о фараоне Хура?
– Честно говоря, нет…
– А имя Хеопс, или Хуфу, вам о чем-нибудь говорит?
– Конечно, его именем названа самая большая пирамида в Гизе.
– Так вот, это была пирамида фараона Хура. Просто в результате неловких действий одного из агентов Хура умер несколько раньше, чем стал фараоном. Это, пожалуй, самое значимое отличие изначального мира от того, который мы знаем сейчас. Во всяком случае, самое значимое отличие, о котором известно. Если не считать того, что теорию гравитации впервые сформулировал не Эйнштейн.
– А кто же?
– Какой-то безвестный венский физик.
– Интересно. Я думал, американцы в первую очередь возьмутся за Гитлера.
– Хотели, но было принято другое решение. Так или иначе, роль личности в истории равна нулю.
– А откуда вам все это известно?
– Как откуда? Меня же готовили как хрононавта и посвятили во все детали.
– Так вы профессиональный хрононавт?
– Нет, я скорее «космический турист». После того как эксперименты доказали, что глобальные изменения в истории невозможны, а в секрете проект не удержали, американцы решили на этом заработать. Наставив кучу ограничений и обязав будущих хрононавтов пройти жесточайший психологический тренинг в НАСА, они предложили путешествовать во времени всем желающим.
– А что за ограничения?
– Ну, например, можно появляться только до своего рождения, потому что иначе одна из копий (сам хрононавт) стирается. Иногда стираются обе копии и человек исчезает навсегда. Были прецеденты. Так Вселенная решает локальный временной парадокс. Кроме того, надо пройти неоднократную проверку на самых современных детекторах лжи. Цель хрононавта не должна быть намеренно деструктивной по отношению к другим людям.
– Что ж, это радует…
– Путешествие довольно дорогое. Мне хватило денег на билет в один конец.
– То есть вернуться вы не сможете?
– Нет, но это и не входит в мои планы. Я все же надеюсь вас убедить.
– В чем? – заморгал я, уже забыв про начало нашего разговора.
– Надеть сегодня презерватив.
– Да надену я презерватив, надену! – вскричал я.
Все обернулись и посмотрели на меня: кто неодобрительно, а кто и брезгливо.
– Правда? – Лицо моего странного знакомого засияло. – Значит, вы все-таки планируете предохраняться?
– Я уже сказал, не выхожу из дома без презервативов. Вам-то что? Стоп! – Кажется, я начал догадываться. – Вы сказали, что вы мой сын.
– Да.
– Единственный сын?
– В той реальности, где я существую, – да. Но вам, Сергей, не так много лет и в моей реальности, поэтому…
– Вы хотите, чтобы сегодня я… не зачал вас?
– Может, перейдем на «ты»? – спросил он невпопад.
– Да уж… Так… Ты… Зачем? Зачем тебе это надо?
– Мне надо… не родиться на свет.
– Почему?
– Потому что, – помрачнел он, – я пережил чудовищную жизненную трагедию.
– Какую?
– Смерть любимой женщины. Я не хотел бы об этом говорить…
– Неужели из-за этого стоит…
– Да, стоит! – резко оборвал он меня. – Правда. Так странно видеть тебя молодым… Я же не произвожу впечатления шизофреника или человека с маниакально-депрессивным психозом?
– Ну, вообще производишь…
– Я продумал все возможные варианты, и этот представляется мне наиболее приемлемым.
– А почему ты вместо этого не отправишься в прошлое и не предотвратишь эту смерть?
– К сожалению, это невозможно. Это был не несчастный случай, а особенно злая форма аутоиммунного заболевания. Ее лечить так и не научились. Она сгорела за месяц. К тому же мое появление после моего же рождения могло повлечь за собой исчезновение обеих моих копий, что сильно огорчило бы моих родственников и друзей.
– А чего бы попросту себя не убить? Извини, что я задаю такой вопрос, но…
– Нормальный вопрос. Да, есть множество легальных способов уйти из жизни, но это бы, во-первых, не решило проблему, о которой я рассказал тебе до этого, а во-вторых, и это гораздо важнее…
Он задумался, а я подался вперед.
– Видишь ли, после первого порыва убить себя я попытался найти утешение в религии… И хотя утешения мне найти не удалось, я стал искренне верить. Можно даже сказать, я пришел к Богу. И я верю в то, что самоубийство – это тяжкий грех, который навсегда запятнает мою бессмертную душу…