Внизу наш дом

– Простите, а для чего ставить на истребитель противотанковую пушку? – поинтересовался «полувоенный». – Ведь её отдача просто остановит машину в полёте, особенно после длинной очереди.

– Вы и сами ответили, – улыбнулся я. – Для борьбы с бронетехникой. Многие лёгкие и средние танки будут уязвимы для снарядов этих калибров. Что же касается торможения – да, оно окажется серьёзным. И отдача получится немилосердной. Вот это нам и предстоит учесть в своей работе заранее. Возможно, ограничив длину очереди. Или добившись от конструкторов вооружения использования принципа длинного отката ствола, растягивающего отдачу. Стрелять с пикирования, наконец.

– При длинном откате ствола ухудшается кучность.

– А разве бывает, чтобы решение не имело отрицательных сторон? – пожал я плечами. – В одном выиграешь, в другом – проиграешь. Нужно искать варианты, дающие максимальную эффективность. Скажем, с самолёта по танку будут стрелять с пары-тройки сотен метров. На таких дистанциях кучность ещё приемлемая, и на пикировании остановить самолёт не так-то просто.

– Простите мою смелость, юноша, – вмешался «интеллигентный». – Но хотелось бы знать, как это вы, столь молодой человек, безапелляционно рассуждаете о вопросах, которыми явно не занимались. Вы ведь даже не лётчик, не говоря уже об опыте конструирования или эксплуатации самолётов.

– Уже лётчик, – ухмыльнулся Конарев. – Можно сказать – воздушный хулиган.

– Э-э… Егор Кузьмич! Дозвольте мне самому объяснить, – прервал я своего «следящего». – Дело в свойствах моей памяти. Многие люди щедро поделились со мной своими знаниями, а я хорошо запомнил то, что узнал. Работаю я учеником моториста в аэроклубе – так что не понаслышке знаком с особенностями эксплуатации летательных аппаратов. Вот одно к одному и сложилось. Ну а Николай Николаевич счёл полезным выдавить из меня всё до капли, чему я искренне рад. Иногда могу выступить в роли справочника по ряду вопросов – то есть допрашивать меня можно. Если в чём не разобрался – сознаюсь сразу. И ещё я расчетчик, каких мало. Профиль крыла, винтомоторная группа, управляемость и иногда могу турбулентность предсказать в местах сопряжения поверхностей. Бывать здесь смогу наездами, но, если понадобится, меня вызовут.

«Интеллигентный» кивнул. Похоже, я его удовлетворил.

* * *

Когда основная масса присутствующих разошлась, в комнате кроме нас с Поликарповым остались только Конарев и стенографистка.

– Ну и жук вы, Александр Трофимович! – воскликнул безопасник. – Я уж испугался, что выложите всё про перенос памяти, а ишь как гладенько острые-то углы объехали. И нигде не соврали.

– Стар я уже, чтобы врать, но уж если правду говорить нельзя, то просто нужно подобрать правильные слова.

– Слова. Кстати о словах! Вы как-то раз упомянули какую-то шнягу. Что имелось в виду? – поднял глаза от бумаг Поликарпов.

– Это из молодёжного жаргона. Знаете, сколько этих вывёрнутых словечек в разное время резало мои уши. Я их, конечно, не одобрял, потому что мусор они в языке, но в ряде случаев проявил нестойкость. Подпал, так сказать, под влияние. Особенно правнуки меня активно обрабатывали – такие балбесы и пустозвоны, что… простите старческое ворчание. Ну а у слова «шняга» имеется целый ряд близких аналогов. Приблуда, фиговина, ерундовина, хреновина, приспособа, штукенция, рогопега и… право, число им – тьма. Но основное значение – устройство, вещь, действующий образец.

Глава 17. Жизнь-жестянка

– Давайте, Александр Трофимович, поговорим о планах на будущее.

Сидим мы сейчас не на заводе, а в моём гостиничном номере. Конарев и стенографистка Наденька нанесли мне визит, о котором предупредили заранее.

– Давайте. Начнём, наверное, с того, что связано с коллективом Поликарпова.

– Что? Вы не всё изложили? – охнул мой куратор. – Там же работы распланированы на много лет вперёд.

– Этого недостаточно, – улыбнулся я. – Во-первых, сам Николай Николаевич давно осознаёт, что заложенный в проекте самолёт не станет королём воздуха – из-за своей многофункциональности он окажется несколько перетяжелён, отчего потеряет в динамике и будет проигрывать самолётам противника. А нам потребуется истребитель истребляющий. В первую очередь, истребляющий истребители. Машина для захвата господства в воздухе.

Поверьте, он уже задумал отсечь от семнадцатого всё лишнее, облегчив его и обжав, оставив только пару пулемётов и далеко не противотанковую пушку – этого хватит против любых самолётов противника, а лучшей защитой такой машины послужат маневренность и скорость.

Не нужно ему в этом мешать. Лучше иногда закрыть глаза на некоторое самовольство, чем задушить на корню хорошую идею. Тем более что технологически этот семнадцатый – обозначим его индексом «М», что значит маневренный – окажется близок к основному – универсальному. То есть перестройки производства под себя не потребует – обе машины можно будет даже чередовать в одном потоке.

– Ну, это понятно, – согласился Конарев. – Но это даже не план, а просто предвидение.

– Ещё Николаю Николаевичу поручат проектирование высотного истребителя для противовоздушной обороны промышленных центров. Высотность где-то больше десяти тысяч метров и кислородное оборудование. Но от меня там ничего не потребуется – этот коллектив справится с задачей сам, причем наилучшим образом. Где-то после тридцать восьмого года – то есть успеют вовремя.

– А почему не сейчас?

– Нет подходящего мотора. Но появится он именно тогда, когда нужно. И новая высотная машина в своей конструкции впитает в себя опыт, накопленный при работе над нашим семнадцатым. Так было и в прошлый раз. Только тогда этот семнадцатый так и не «допилили» – то Валерий Павлович летал в Америку через Северный полюс, то Поликарпов строил истребитель танков с двумя моторами или участвовал в конкурсе на самый простой бомбардировщик. Сейчас за Чкалова и я смогу поработать, а коллектив сконцентрирован на том, что действительно нужно. Не стоит ничего менять.

– Ну, а на других направлениях? Вы же разбираетесь и в штурмовой авиации, и в бомбардировочной.

– Если вмешаться раньше времени или даже начать обращать внимание на деятельность какого-то конструкторского коллектива, то невозможно с уверенностью предсказать результат – я не вижу будущего, а знаю только то, что было. Если это «было» изменить – мы лишимся послезнания. Отсюда и моя сдержанность в выдаче информации. Впрочем, есть момент, о котором мне стоило бы узнать, как только, так сразу. Если это в ваших силах – свистните, как только конструктор-вооруженец Таубин представит на испытания первый образец двадцатитрёхмиллиметровой авиационной мотор-пушки. А вообще-то следующее моё вмешательство потребуется только летом тридцать восьмого. Но где и как – лучше, чтобы это оставалось неизвестным даже вам.

– А до тех пор?

– До тех пор я стану бывать здесь наездами и с удовольствием принимать участие во всём, что творится на этой творческой кухне, то есть жить в своё удовольствие. А дома, в аэроклубе, зарабатывать на жизнь.

– Да уж, да уж! – хохотнул Егор Кузьмич. – Так я и поверил, что не затеешь какую-нибудь новую постройку.

* * *

В конструкторском бюро действительно было очень интересно – полным ходом шли компоновочные работы и быстрые прикидки. Тот период, когда будущая машина буквально рождается на глазах, обретая зримые очертания. Я мало что предлагал – этот процесс отлично шёл и без меня. Иногда проверял сделанные расчёты, но тихонько, про себя.

Как обычно, никуда не хотели со вкусом вставать радиаторы охлаждения двигателя. Их нужно обдувать, а они создают сопротивление. Я по памяти нарисовал конфигурацию воздухозаборников Пе-2, где применялись аналогичные моторы. Этот вариант совпадал идеологически с тем, что был принят раньше, но парни его сильнее «загладили», то есть тут я не помог. Зато помог с винтом – здесь раньше не делали четырёхлопастных. Я ужал его с трёх и двух десятых метра до двух семидесяти, загнув лопасти саблями – приготовил сразу для всех последующих модификаций моторов до максимальной из тех, какие помнил и в расчёте на максимальные обороты. Для более ранних моторов этот винт тоже проходил не хуже традиционных с прямыми лопастями – уж если делать для них литьевые формы, то один раз. Да и втулку сразу следует на все случаи сконструировать и отладить.

Много работы было на стыке крыла и фюзеляжа и со сдвижным колпаком фонаря. Пришлось повыделываться, чтобы снять турбулентность с его задних кромок. А ещё из-за риска заедания в случае повреждения полозьев в бою он мне вообще не нравился, но откидной, как у «мессера», тоже не годился – сорвёт, если открыть в полёте, а наши лётчики часто переговариваются жестами, потому что без раций. Срисовал с Фокке-Вульфа-190, за что был проклят технологами, занимавшимися оргстеклом.

А потом командировка моя закончилась, и я отправился домой. Как раз в аэроклубе настала пора интенсивной лётной подготовки – самое страдное время.

* * *

«Счастье» рухнуло на мою голову внезапно. Мои четырехлопастные винты попались на глаза кому-то из туполевских ребят. Их ведь делают на моторостроительном заводе, а авиаконструкторы интересуются. Эти «шняги» сразу «освоили» для каких-то бомбардировщиков, но мне не сказали, для каких. Хотя я точно знаю – для СБ. Те, кому положено, выяснили, что чертежи пришли из Горького и взяли за воротник Поликарпова. А тот так и сказал – субботинская шняга.

Потом была премия. Большие деньги, если кто сомневается. Ну, на мой достаток – вообще целое состояние. То есть я крепко растерялся, потому что просто не представлял себе, что с этим делать. То есть – ну, не умею я тратить. Мог бы, конечно, купить авиадвигатель, если бы они продавались, но, во-первых, не продаются, а стоят на штучном учёте. А, во-вторых, доступный, в принципе, стосильник М-11 кажется мне слабоватым – хочется чего-нибудь более солидного. Но ничего подходящего ни в памяти, ни на виду нет.

Пачку резаной бумаги привёз мне Конарев и, как принято в их ведомстве, не стал объявлять во всеуслышание о том, какой я замечательный. Он вообще как-то сумел замять шум и провернуть всё тихо. Но поймите моё затруднение – не умею я тратить такие суммы. Раньше, когда случались у меня крупные премии – отдавал жене. Они и булькали куда-то в неведомое. Но сейчас Мусенька ещё маленькая – не стоит ей даже знать о них.

* * *

На Троицу был я в семье своей суженой – обедали мы. Разговор крутился о том о сём, но вдруг средняя сестрица возьми и ляпни:

– Ты, Муська, небось, когда вырастешь – уедешь со своим лётчиком. А сюда только в гости будешь заезжать, – и на меня покосилась. Дразнится.

– Нет уж, – отвечаю, – лучше вы к нам. Вот будете у нас на Колыме…

Радость моя рассмеялась, а младшая из сестричек распахнула свои глаза и удивилась:

– Ты же говорила, что хочешь переехать на Волгу, а не на Колыму.

Тут у меня мозги и заработали по-взрослому. Ведь, действительно, жили мы в Горьком, и нам там нравилось. Сначала по частным квартирам мыкались, потом в бараке, а уж, когда хрущоб понастроили, то и в квартиру с удобствами переехали. Но сейчас-то никто не мешает мне купить домик на окраине в тихом месте. А потом, глядишь, как начнётся война, перевезти туда мать и сестёр моей ненаглядной. Отца-то не спасти – его дело солдатское. Но, глядишь, дети наши при бабушке вырастут, да с родными тётками. Это, если кто не знает – большое дело. И не придётся Мусеньке работать там, откуда всегда можно прибежать домой – дворничкой или уборщицей. Она только, когда детей подняли, устроилась библиотекарем, как мечтала.

Итак – подумаю о жилье в Горьком. Смогу ли я купить квартиру за деньги? Не уверен. Будь у меня таланты Остапа Бендера – наверное, ухитрился бы. Но, что имеем, то имеем. К мошенничеству особых способностей у вашего покорного слуги нет.

Частный дом? Наверное, смогу купить. Если не на своё имя, то на Мусенькину маму – чай, не откажет в такой малости! Меня в этой семье принимают всерьёз, хотя с виду я и мальчик. Видимо, суженая моя всех заразила своей верой в серьёзность моих намерений. Она же старшая – сёстры её слушаются, да и матушка считается с её мнением – это заметно.

Но, если покупать в пределах известной мне городской застройки ведь снесут! Ну и что, что дадут квартиру со всеми удобствами! А кто заранее угадает, на какое количество членов семьи?! Дети-то у меня довольно быстро разлетелись по институтам в разные города. А потом и зажили своими семьями. Попробуй, предскажи, когда этот снос произойдёт в каком районе – я просто этого не помню.