Детство золотое. Повесть

– Идём на трамвай? – спросил он, довольный и счастливый, что им не удалось запихнуться в автобус.

Через несколько минут они уже ехали в полупустом вагоне на сидячих местах, и никто не ставил им здесь на головы ни ведра, ни корзины. На конечной остановке неторопливо вышли, оглядевшись и повздыхав, двинулись по узкой улочке. Не успели до моста через речку дойти, Павловна запыхалась, сипло задышала и теперь гораздо более походила на умирающую старуху, чем на пожилую умную женщину, не пожелавшую трамбоваться в автобус.

Раздражение матери от неудачной посадки давно исчезло, она только сожалеет о потерянном времени:

– Конечно, в автобусе здорово бы намучились, зато сейчас были на месте.

Перейдя через мост, под которым несла свои мутные воды речка Пивоварка, оказались на опушке соснового бора, где Павловна запросила отдыха под тремя соснами-великанами с красновато-жёлтыми стволами, на ощупь теплыми, будто живыми.

Митя первый присел на реденькую травку, росшую из плотного покрова старых коричневых иголок, бросил взгляд в сторону, на серую песчаную дорогу, уходящую в сторону кладбища.

– Мама, давай зайдём к папе, это ведь не очень далеко.

– В саду работы много, сынок, а нам ещё идти да идти. Как-нибудь на днях обязательно сходим.

Мите ясно, что отца навсегда оставили лежать на кладбище под тяжёлым песком, кроме того он уже ознакомлен и с тем прискорбным обстоятельством, что всем людям без исключения суждено умереть и быть зарытыми собственными родственниками, однако привыкнуть к столь странной жестокости никак не может. Когда задумывает об этом, хочется плакать.

Ему кажется, что если они навестят отцову могилку, тому станет не так страшно и тяжело лежать под землёй. Он их там ждёт всё время, а они проходят мимо, бегут в сад, жалея времени и сил зайти, хотя дорога-просека упирается прямо в кладбище, которого отсюда только по дальности не видно.

Павловна так и не присела – отдыхала стоя, опершись одной рукой на розовую тёплую сосну, другую приложив ко лбу козырьком, как и Митя, глядела на песчаную дорогу, узкой полосой пронзавшую глубину бора.

Дорога уходит вдаль прямо, вроде пущенной стрелы, и сколько хватает глаза, нигде не сворачивает: иногда ныряет вниз и вновь возникает на очередной горке, с обеих сторон её плотно обступают высокие сосны.

В лесу не так жарко, как в городе, воздух свежее, прохладнее, Мите легко и приятно дышать полной грудью. На верхушке соседнего дерева сидит самый настоящий дятел, долбит клювом ствол. Внизу под ним – целая гора шишек.

Где-то совсем близко кукует, как плачет, невидимая кукушка.

«Кукушка, кукушка, скажи, сколько мне лет жить осталось?» – спросил Митя, подражая матери, и, затаив дыхание, слушал нескончаемое кукование.

Жить предстояло немало лет, от сердца отлегло, ему не хочется быть закопанным в глубокую могилу, и страшно даже думать, что мама бросит на его гроб горсть песка. Как бы глубок не был мёртвый сон, он бы обязательно проснулся от этого стука и очень долго плакал в темноте под землёй.

Они отправились по еле заметной тропинке через лес. В сыроватых низинах росла высокая густая трава, усеянная множеством фиолетовых цветов. Мама называла их кукушкиными слёзками. Крохотные ягодки мелкой лесной земляники очень вкусные и, к сожалению, встречаются гораздо реже цветов. Павловна увидела на обочине гриб маслёнок, а мама нашла несколько сыроежек, которые, несмотря на название, сырыми есть совершенно невозможно.

Как-то раз Митя пробовал пожевать сыроежки, но сразу выплюнул и подумал, что такое вкусное название им присвоили, должно быть, очень-очень голодные люди.

– Если дожди пройдут, грибов за три дня нарастёт столько, что только успевай корзинами таскать. Скоро и боровики должны пойти.

Грибы Митю ничем не привлекали: пахнут невкусно, на вид некрасивые; в данный момент его интересовало другое.

– А почему цветы кукушкиными слёзками называются? Они ведь синенькие и не похожи на слёзы.

– Все птички весной вьют гнёзда, одна кукушка поленилась, не стала вить, снесла яйцо в чужое гнёздо. Другая птичка высидела кукушонка вместе с собственными птенцами, тут кукушка прилетела забрать своего птенца, но он её не признал за мать, пришлось ей улететь ни с чем. Летит, кукует, плачет, а из слёз её вырастают цветы, которые с тех пор и называются кукушкиными слёзками.

После рассказа заунывное кукование казалось особенно трогательным.

Через лес шли очень долго. Митя начал спрашивать: «Скоро придём в сад? Половину прошли?» – «Нет, пока третью часть». Теперь он устал больше всех, даже сильнее Павловны.

Тропинка то лезет в горку, то бежит вниз. Наконец перешли железнодорожную колею, шпалы которой засыпаны красивой разноцветной галькой. Митя поднял несколько штук и спрятал в карманы. Железная дорога – это как раз половина пути, пришла пора устроить привал, посидеть на пенёчках.

Мама умеет жонглировать тремя камешками, а у Мити и с двумя никак не получается. Сколько не пробовал подбрасывать их – камешки падают на землю. Ну что же, тогда идём дальше.

Птички поют и поют со всех сторон, как не устают? Митя страшно устал. Да, в следующий раз они, конечно же, поедут на автобусе, он согласен. И пусть ему только попробуют поставить на голову корзину, как в прошлый раз, уж он так заорёт! Молчать не будет.

Неожиданно лес поредел, открылось широкое поле аэродрома со взлетными полосами, над которым летали маленькие серебристые самолётики. На самом аэродроме длинными ровными рядами стоят настоящие большие самолёты с красными звёздами. Изумительная картина! Петь хочется: «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед!».

Миновав аэродром и еще несколько полей, перешли через шоссе – вот наконец-то и садоводство. Зайдя в ворота, Павловна с ними раскланялась, свернула на свою дорожку, а они зашагали вперед по центральной широкой аллее. Садовых участков много, никаких заборчиков меж ними нет, в лучшем случае отделяются друг от друга натянутой проволокой.

У них здесь множество знакомых, мама то и дело приостанавливается, чтобы поздороваться. Вон благообразный старичок в старомодном кителе, парусиновых светлых брюках, широкополой соломенной шляпе рыхлит тяпкой землю вокруг кустов смородины. Мама и с ним поздоровалась:

– Здравствуйте, Дмитрий Данилыч!

– День добрый!

О, так они почти дошли!

Своего тёзку Дмитрия Данилыча Митя прекрасно знает. Он единственный из ближних соседей имеет на крыше своего аккуратного домика ещё один, маленький, похожий на сказочный, в котором живут голуби, воркующие на высоком шесте и совершенно свободно гуляющие по крыше круглый день. Помахав симпатичному старичку рукой, Митя вознамерился тотчас направиться к нему в гости, но мама не разрешила, потому что первым делом надо зайти в свой сад, посмотреть, что да как.

Их выкрашенный синей краской домик мал даже в сравнении с домиком Дмитрия Данилыча, но тоже чрезвычайно красивый. В нём нет веранды, внутри находится только одна маленькая комнатка: небольшая кровать занимает её половину, по стенам стоят стол и две табуретки.

– Слава богу, добрались, – вздыхает мама, отворяя дверь, – сейчас приготовлю обед и пойду работать. Работы – непочатый край. Давай, Митя, устанавливай таганок, похлёбку сварим из баранинки с ключика.

Кострище расположено на краю сада. Здесь в твёрдой, как камень, земле есть дырка, куда надо воткнуть длинную прочную палку, на которой будет висеть котелок, подставить под неё специальную рогатинку. Искать дрова для костра – его любимая забота. В лесу Митя подобрал сухую валежину и принёс с собой на плече, значит, задел положен. Мама навесила котелок с холодной водой и мясом, развела под ним огонь, едва достававший днища котелка.

Пока он искал в округе и подкладывал сухие веточки, она чистила картошку, мыла крупу, разрезала луковицу и принесла с грядки большую тарелку красных ягод.

– Митя, смотри, какая крупная земляника у нас поспела. Самая-самая первая, поэтому сладкая необыкновенно. Попробуй-ка.

В голубом небе маленькие серебристые самолётики рисовали длинные белые линии. Иногда линии были двойными, а изредка даже тройными, что означало: в бой пошло целое звено.

Скоро суп с ключика готов, он очень вкусно пахнет. Сняв котелок с палки, мама говорит: «Пойдём обедать к Дмитрию Данилычу, а то на своем чае он совсем зачахнет».

Дмитрий Данилыч приходу соседей всегда рад:

– Как раз примус раскочегарил, у меня к чаю вкусное печенье имеется.

– Сначала суп поедим, потом чай будем пить.

В соседском домике пахнет травами, висящими вдоль стен небольшими сухими веничками, прохладно и нет мух. Кроме свисающих с потолка клейких лент, на подоконнике – блюдце с желтоватой жидкостью и кусочками грибов мухоморов.

– Осторожнее, руками не трогать, – напоминает Данилыч, – мушиная погибель для человека тоже ядовита. Сегодня у нас будет королевский обед, по такому случаю достанем серебряные ложки. Кстати, который час? Интересуемся временем, молодой человек? Тогда для вас, думаю, представят интерес эти часы.

Он достал из карманчика большой круглый предмет, размером с луковицу, на цепочке, нажал невидимую кнопку, крышка открылась, и на всеобщее обозрение предстал циферблат с изящными цифрами и старинными стрелками.

– Настоящие швейцарские. Однако время поспело, прошу всех к столу.

За обедом Митя не утерпел с вопросом:

– Данилыч, ты раньше купцом был?