Масамунэ и Мурамаса. Детективная серия «Смерть на Кикладах»

    Ямомото Цунэтомо. «Хакагурэ».

– Стекло, говоришь, упало? На ценный экспонат? Во время выставки? – поинтересовался Виктор Манн. Видимо, он тоже шел где-то по улице: в телефоне стоял гул и раздавался треск. – Вот незадача! Не повезло музею, что тут скажешь! Ладно, присылай данные на твоего товарища, поможем, чем сможем! Копию паспорта, перечень экспонатов, что везет, – ну, как положено. А на выставку в Афинах давай обязательно сходим, я своих приведу. А то меня Тереза ругает, что никуда не ходим, ни в театры, ни в музеи… Вот и будет ей музей! Кстати, а что Стефания, проявилась как-то?

– Проявилась, – помолчав, нехотя ответил Алекс. – Письмо написала. Мол, по рабочим вопросам она полностью со мной согласна и совершенно мне доверяет во всем. Что у Фонда нет никаких сомнений в том, что проект будет успешно осуществлен. Желает мне скорейшего выздоровления и всего самого доброго. Вот так!

Смолев сидел на удобной деревянной скамейке главной аллеи в Летнем саду. Живые изгороди сада затянула яркая зелень, пышные кроны старых лип бросали на аллею густую тень. Многим из них было уже больше двухсот лет. Невдалеке журчал знаменитый фонтан «Пирамида».

Смолев любил приходить сюда. Он считал, что побывать в Петербурге и не навестить Летний сад он не может, не имеет права. Здесь было одно из немногих мест на Земле, где он чувствовал радость, покой и умиротворение.

Мимо по гравийным дорожкам неспешно фланировали отдыхающие горожане, с интересом разглядывая открытые после ремонта статуи. Проходя мимо они бросали любопытные взгляды на подтянутого брюнета с серыми глазами, в отлично сшитом светлом костюме, одиноко сидевшего на скамейке.

– Да, кисло, друг мой, – подытожил Виктор сквозь усилившийся шум, видимо он переходил оживленную улицу: в трубке явственно были слышны автомобильные сирены. – Но ты же понимаешь, что она тебе хотела сказать этим письмом?

– Витя, я ничего не понимаю! – в сердцах ответил Смолев. – Что случилось, почему уехала, что за тон такой официальный?! Я что-то сделал не так? А самое главное, когда успел? В больнице-то?

– Ладно, разберешься! Поговорю с Терезой, может, она что подскажет, – пересиливая шум, прокричал Виктор. – Нос не вешай! Слушай, я перезвоню чуть позже, я сейчас в центре по делам – сам себя не слышу! Обнимаю! Все, отбой!

– Давай, удачи! – грустно ответил Алекс и сбросил звонок.

Он прикрыл глаза и стал перебирать в памяти события последних дней.

То, что Стефания неожиданно покинула Наксос на пароме, он узнал, уже оставив больницу на следующий день к явной радости главного врача, которую тот и не потрудился скрыть.

Уже на вилле Катерина сообщила Смолеву, что Стефания накануне в спешке собралась и ушла из гостиницы к пирсу, чтобы успеть на последний паром до Пирея.

«На тот же самый, – уточнила говорливая горничная, радостно блестя глазами, – на котором уехали Цветковы и их подруга. Та самая Ариадна! Вернее, Цветковы-то уехали, а она осталась!»

Тут Катерина начала загадочно улыбаться. «К вам Димитрос и Леонидас, босс! – добавила она весело. – У них к вам какой-то серьезный разговор!»

Молодые мужчины уже ждали его на верхней террасе.

«Серьезный разговор» шел на английском – греческий Алекс только начал изучать – и продлился два часа, после чего плавно перешел в обед. После того, как в конце трапезы все уже выпили по традиционной рюмочке ракомело за «успех предприятия», Леонидас поднялся и протянул руку Смолеву.

– Спасибо вам, Алекс, я буду вам очень благодарен! – блестя глазами и несколько смущенно улыбаясь, проникновенно сказал молодой грек.

– Пока не за что, Леонидас, друг мой! Я впервые буду выступать в таком качестве, но сделаю все, что смогу! – широко улыбаясь в ответ и крепко пожимая его руку, ответил Алекс. – А где же сама Ариадна? Она пропустила обед!

– Они с вашей новой управляющей гуляют по набережной. Сказали, что пройдутся по магазинам и пообедают в таверне, – ответил Леонидас. – Спасибо вашей Софье, я хотел, чтобы этот разговор остался между нами. Если все получится – это будет огромная радость для всех нас!

– Праздник будет на весь остров! – подтвердил Димитрос, весело потирая руки. – На целых три дня!

– Ну что ж, – сказал Алекс, вставая, чтобы проводить гостя. – Мои наилучшие пожелания вашим родителям, надеюсь в скором времени порадовать вас вестями!

Вот так он и улетел в Петербург. Огорошенный неожиданным отъездом испанки и озадаченный непривычным поручением, которое взял на себя добровольно.

До встречи с Фудзиварой-сенсеем оставалось еще три часа. Этого было вполне достаточно, чтобы выполнить обещание, данное Леонидасу, и пешком – погода была отличная, а Алекс даже думать не хотел о такси – вернуться на Васильевский остров, где и находился спортивный клуб. Тот самый Додзе, в котором еще недавно и сам Смолев занимался Кендо.

Родственники Арины Филатовой жили совсем рядом с Летним садом – на Моховой, 33. Алекс несколько раз прокрутил в голове возможный сценарий разговора, потом быстрым движением легко поднялся со скамейки и направился по аллее в сторону Михайловского замка – к выходу из сада.

По дороге он зашел в цветочный магазин на Фонтанке, где много лет покупал прекрасные цветы.

Как часто бывает, все пошло совсем не так, как предполагаешь заранее.

Он позвонил, спустя мгновение тяжелая деревянная дверь неспешно отворилась. Стройная пожилая женщина, стоявшая на пороге, внимательно оглядела его с ног до головы.

– Александр Смолев, – представился Алекс, склонив голову. – Добрый день! Я звонил вам, Галина Александровна!

– Вот вы какой, – произнесла после паузы бабушка Арины глубоким грудным голосом. – Я несколько иначе представляла себе жителя греческого острова. А вы совсем не загорели! Боже мой, белые лилии! Мои любимые! Вы подготовились, молодой человек! Впрочем, что же это мы на пороге… Проходите, прошу вас!

Алекс шагнул вслед за хозяйкой в коридор. Вкусно пахло жареными пирожками.

Хозяйка и гость прошли в гостиную, где стоял большой круглый стол, накрытый для чаепития.

Смолев, еще раз поклонившись, вручил женщине букет и, пока та вышла ненадолго, чтобы налить в вазу воду для цветов, огляделся.

Это была типичная квартира старой ленинградской интеллигенции: много книг на полках шкафов, картины, репродукции и эстампы на стенах. Гравюры с видом Невы петровских времен привлекли его внимание, он постоял пару минут, рассматривая парусники и лодки напротив Петропавловской крепости. Старый мастер не упустил ни одной детали ни в такелаже судна, ни в парадных нарядах дам, толпившихся на молу.

Алекс пригляделся к гостиной повнимательнее. Обои давно требовали ремонта, да и потолок надо бы побелить. Но это не мешало комнате быть уютной. Он отметил удобные мягкие кресла и диван вдоль стены. Рядом с диваном находился журнальный столик с толстой стопкой журналов по архитектуре и дизайну.

В углу стоял старый переносной патефон времен войны – видимо, этот музейный экспонат иногда даже заводили: рядом стопкой лежали пластинки.

Алекс подошел и взял наугад несколько пластинок. Здесь были Утесов, Вертинский, Лещенко – еще тот Лещенко, Петр, а не Лев Валерьянович – Русланова, Лемешев, Шульженко, Козловский!..

Смолев увлекся, и не услышал, как в комнату вошла хозяйка.

– Вы, молодые, их уже и не помните, наверно, – произнесла Галина Александровна своим низким, бархатистым голосом. Она вошла с большой хрустальной вазой, в которую поместила принесенный Смолевым букет белых лилий. Женщина поставила букет на комод и внимательно наблюдала за гостем. – А для нас – это наша молодость, самые счастливые годы, несмотря на то, что они были очень тяжелыми.

– Ну почему же, – улыбнулся ей Алекс. – Я знаю их всех, очень люблю слушать Лемешева Сергея Яковлевича. Считаю его великим тенором всех времен! Обожаю старые фильмы с его участием! У вас прекрасная коллекция пластинок, Галина Александровна! Я вам по-доброму завидую!

– Это мой муж купил этот патефон, – кивнула, улыбаясь своим воспоминаниям, бабушка Арины. – В мае сорок первого. На нашу свадьбу. А в августе муж уже ушел добровольцем на войну. Петя воевал на Ленинградском фронте. Ему было двадцать лет. Впрочем, ему и сейчас по-прежнему только двадцать… Это я состарилась. А я всю войну проработала на Кировском заводе. С тех пор мы этот патефон и храним.

– Понимаю, – сказал, помолчав, Алекс и бережно вернул пластинки на место.

– Что же мы стоим? Давайте-ка пить чай! – смущенно всплеснула руками хозяйка. – С пирожками! Вы какие больше любите? С капустой, с картошкой или грибами?

– Я люблю все! – совершенно искренне ответил Смолев, усаживаясь за стол. Он давно уже проголодался. – Тем более, когда они так божественно пахнут! А как же мама Арины? Она к нам не присоединится? Разговор у меня для вас обеих…

– Она уже едет домой с работы, – кивая головой и аккуратно разливая чай в красивые фарфоровые чашки из праздничного сервиза, ответила женщина. – Она у нас дизайнер, архитектор. Очень талантливая, умница просто! Одна из лучших среди архитекторов города! И это не только мое мнение, поверьте. Но то ли заказчиков стало меньше, то ли архитекторов – больше, работать с каждым годом ей становится все труднее и труднее. Но она не жалуется, не подумайте! Это я так брюзжу по-стариковски! Ей долго ехать, через весь город. Говорят, сейчас жуткие пробки!

Алекс внимательно взглянул на хозяйку. Высокая, стройная и элегантная, с благородной осанкой, в свои восемьдесят с хвостиком Галина Александровна Филатова никак не производила впечатление «старухи». Умный и внимательный взгляд, точные движения, грамотная речь. Назвать ее так у него язык бы не повернулся. Скорее, интеллигентная дама в преклонных годах.

– Пейте чай и угощайтесь, – хозяйка пододвинула к нему большое блюдо с румяными пирожками. – За чаем и поговорим!

Они проговорили больше часа.

Алекс рассказал о себе и своей жизни на острове. Описал Наксос и его жителей, своих друзей, семью Спанидисов и самого Леонидаса. Рассказал про природу: море и пляжи, горы, рощи и виноградники.

Галина Александровна внимательно слушала его, не перебивая, изредка задавая вопросы, когда Алекс замолкал и переключался на очередной потрясающий пирожок. Он ел их, жмурясь от удовольствия, что не могло не порадовать хозяйку.