Деградация. Свои люди

– А то что? – высокомерно спросил его один из кавказцев, который, видимо, был их лидером.

Не вступая в дальнейшую словесную перепалку, Алексей запустил бутылку из–под пива в магнитофон. И попал. Бутылка от удара о магнитофон разлетелась на множество осколков, сам магнитофон слетел с плит, ударился до кучи о землю, и затих.

– Ненавижу хип–хоп! – заявил Алексей, так как совершенно не представлял, к какому музыкальному направлению отнести услышанное барабанное песнопение и не прекращающийся ударный ритм на один мотив. Поэтому просто выбрал одно из наиболее враждебных направлений его музыкальной культуре.

– Ты за это ответишь! – прошипел тот же кавказец.

– За что Чижа изуродовали?

– Мы взяли то, что принадлежит нам. Вы должны нам денег.

– Кто это «вы»? Мы вам ничего не должны! Никто из наших с вами никакого дела бы иметь не стал!

– Ваш парень, Миша, взял в долг у нас. И не отдал вовремя. Точней, вообще не отдал.

– Какой такой Миша? Что ты гонишь? – с вызовом произнес Алексей.

– Куприянов его фамилия.

Алексей изменился в лице. Миша Куприянов явно искал денег на дозу, и ему все равно было, где он их возьмет.

– Ты что, не видел, кому давал? Он давно уже не наш!

– У него на лбу не написано, что он уже не ваш, да и терся он постоянно с вами. А что он торчок, так это его личное дело. Свое слово мужчина должен держать.

– И при чем тут Чиж?

– Так Мишу вашего закрыли. Должна семья за него отвечать. Он из вашей семьи, первым нам попался, и не захотел долги отдавать. Еще и дерзил. Я уже сказал, мы взяли то, что принадлежит нам. Теперь вы должны нам еще за магнитофон.

Алексей бросил взгляд, полный ненависти, на кавказцев. Типичная их логика, дальше можно не продолжать. Они тоже прекрасно понимают, что разговор закончен, и в данный момент ожидают его решения, хватит ли у него смелости пойти в неравный бой, или же он отступит с позором. Если сейчас отступить, значит, они вообще ни во что не будут ставить их в дальнейшем, так как только язык силы для них приоритетен. Поэтому, набрав полную грудь воздуха, Алексей прокричал:

– Бей чертей!

И его группа пошла за ним в атаку. Их противники, ощущавшие свое численное превосходство, даже опешили от неожиданности и удивления, что стоило им потери инициативы, некоторые из них сразу упали, пропустив неожиданные встречные удары. Однако быстро пришли в себя. Завязалась жестокая и скоротечная уличная драка, без правил, без пощады, с добиванием упавших руками, ногами, палками и камнями что бы исключить всякую возможность их дальнейшего сопротивления. С обеих сторон уже было несколько лежавших на земле, так и не поднявшихся после лобового столкновения. Но вот из–за угла недостроенного здания показалась группа Ашота с ним же во главе, вооружившаяся палками, металлическими прутьями и прочими подручными средствами, доступными на стройке, и с воинственными криками атаковала кавказцев с тыла.

Их появление внесло решающий перелом. Не ожидавшие открытия «второго фронта» кавказцы растерялись, перестали прикрывать друг друга, были разбиты на мелкие кучки и стали терять одного за другим своих бойцов. Однако те из них, кто обернулся встречать новых противников, заметили атаковавшего их Ашота, ко всему прочему еще и кричащего что–то или на своем родном языке, или на каком–то другом кавказском диалекте, но своего он добился, его тут же приняли за приоритетную цель. Ох слукавил Ашот, знал с кем дело иметь придется. Но сейчас это было уже не важно. Как результат, Ашот, оказавшись в локальном меньшинстве, отбивался от двоих. Естественно, долго сопротивляться он не смог, пропустил очередной удар и оказался на земле. В этот самый момент Алексей как раз освободился от своего оппонента, и поспешил на помощь, и очень вовремя, так как Ашота не стали добивать ногами. Один из его противников потерял к нему интерес, оценив ситуацию на поле боя, он двинулся к другой группе, но вот второй… Присевший на одно колено кавказец держал нож и уже заносил руку для удара. Алексей в один прыжок оказался рядом, левой рукой перехватывая руку с ножом, правой опуская на голову вторую бутылку из–под пива, еще в прыжке выдернутую из внутреннего кармана косухи. Бутылка разбилась, посыпались осколки, противник сразу обмяк и выронил нож, по голове потекли струйки крови.

– Сзади! – прокричал Ашот, но было поздно. Второй кавказец, успев поднять металлический прут, по иронии судьбы потерянный Ашотом, вернулся и нанес удар Алексею по затылку. И он погрузился в темноту.

***

– У тебя сотрясение, нужно к врачу, – голос Ашота доносился издалека. – Давай Леха, вставай, отсюда надо валить. А то сча менты нагрянут…

Возвращение к реальности было неприятным. Алексей чувствовал тошноту, в глазах двоилось, зрение фокусировалось с трудом. Затылок пульсировал болью. А еще сильно горели щеки, вероятно приводили его в чувство пощечинами.

– Что произошло? Мы победили?

– Ага. По очкам. Когда ты уложил этого отморозка с ножом в руке, а потом уложили тебя рядом, они остановились. Видимо дошло до них, что оставшихся мы сомнем, а резня никому не нужна. Наши без тебя немного растерялись и тоже встали, на том и закончили. Ну поорали еще друг на друга… Ты прилично его приложил, у него вся башка в крови была…

– Где они?

– Кто знает… Собрали своих и быстро ушли. Наши тоже ушли, мы вчетвером остались тебя забрать. Думали, ты вообще коней двинул.

– Врача не надо, просто помогите до дома добраться. Значит, вы их отпустили?

– Ну не убивать же нам их, в самом деле! К нам они претензий более не имеют, это был наш ультиматум. Требовать что–то с них мы не стали, магнитофон ты им угробил капитально. Думаю, связываться побоятся впредь. Вроде нормальный результат.

– Ладно, помогите мне встать.

Примерно через час шатающегося Алексея доставили домой и сдали на руки Маше. Оставшись наедине, она, прикладывая намоченное полотенце к опухшей ране на голове, выговаривала ему:

– Вы идиоты! Друг друга калечите, не задумываясь. Так и поубиваете…

– Маша, не мы начали…

– Обещай мне, что прекратишь это! Хватит! – она не удержалась и заплакала. – Я к тебе пришла, что бы не видеть этого, а ты… Зачем…

– Не плачь…

Алексей где–то в глубине души понимал, что она права. Кроме того, женские слезы в любом нормальном мужчине порождают чувство вины, независимо от реальной картины. Но как он мог отказаться?

Следующие два дня он провалялся в постели. На утро третьего, собрав силы в кулак и взяв, скрепя сердцем, оставленные Машей двести долларов, он отправился в институт. Но прямо на выходе из подъезда к нему подошли милиционеры.

– Чернов Алексей? Вы задержаны, пройдемте с нами.

После чего его доставили в районное отделение, где ничего не объяснив, посадили в камеру на пару часов. Затем ему предъявили обвинение и рекомендовали признаться во всем чистосердечно, заодно назвав соучастников, дабы смягчить свою вину. Оказывается, что он, совместно с неизвестной группой лиц, руководствуясь какими–то своими мотивами, напал на гражданина Мамедова, мирно общавшегося с друзьями, нанес ему удар по голове бутылкой, что подтверждалось показанием еще нескольких свидетелей. Гражданин Мамедов получил сотрясение мозга и множественные резаные раны от осколков бутылки, и сейчас находится в больнице в тяжелом состоянии. Однако это тяжелое состояние, как ни странно, не помешало ему дать показания и вспомнить детали.

Изложить же иную версию происшедшего означало назвать тех, с кем он был на стройке, а их дела безобидными назвать нельзя. Поэтому Алексей молчал. Но его мнения особо никто и не спрашивал, по всей видимости, доказательной базы хватало и так. Более того, какие–то новые факты могли только запутать дело, и это никому не надо было. Его просто отправили назад в камеру.

Просьбу Алексея позвонить никто не исполнил, потому ночь он провел там же в полном неведенье о ситуации дома. Конечно, Маша наверняка подняла тревогу, но нашли его только на следующий день. Утром дверь камеры открылась и его снова повели по коридорам. Но вопреки ожиданиям об очередном допросе, привели его к кабинету начальника криминальной милиции отдела. После чего сопровождавший его сержант постучал в дверь, открыл ее, доложил о доставлении задержанного, услышав «заводи задержанного», подтолкнул Алексея в кабинет.

В кабинете несколько разномастных потертых столов, составленных вместе, образовывали букву «Т». Во главе этой конструкции сидел мужчина лет 45 в костюме, по всей видимости и являющийся начальником криминальной милиции. На гостевых местах находился отец Алексея, и его тетка, Филатова Людмила Владимировна, сестра его матери. Пока была жива мать, он часто видел ее в гостях, или сам бывал у нее с мамой, где он проводил время со своими двоюродными братом и сестрой, хотя это ему не сильно нравилось, так как они были сильно младше. В целом, у него складывалось впечатление, что она к нему относилась доброжелательно. Впрочем, после смерти матери общение с ней ограничивалось ее звонками по праздникам и взаимными поздравлениями с оными. Так же ему было известно, что она имела какое–то отношение к милиции. Милицию Алексей не любил, поэтому этот вопрос не выяснял. Сейчас при его появлении все бросили на него беглый взгляд, затем снова повернулись к начальнику КМ, который сказал:

– Ваш?

– Мой, – подтвердил отец.

– Почему ты никому не позвонил? – сразу спросила Алексея тетка.

– А как? – удивился Алексей. – Телефон у меня отобрали.

– Тебе не разрешили позвонить? – уточнила она.

– Ну да…

– Товарищ майор, вам не кажется, что вы допустили некоторое нарушение…

– Ну допустили, и? Людмила Владимировна, вы же понимаете, что это мелочь! Да и какое отношение это имеет к делу? – ответил он, улыбнувшись ей.