Алина

Дорога была сухая, чистая. Мы выехали за шлагбаум и покатились по крепкому белому асфальту. Длинные лучи солнца, тут и там прикрытые короткими пухлыми облаками, пестро освещали пейзажи по обе стороны дороги. Сегодня все здесь казалось радостным, солнечным, живым. Всюду свежая от росы, сверкающая зелень, блестящие поля. Мы переглянулись с Алиной и глазами сказали друг другу – а здесь все-таки хорошо! Довольные, сели в обнимку и стали и дальше глазеть по сторонам. Скоро на дороге появилась вывеска «С», и мы повернули в город.

Это был крошечный каталонский городишко, стоящий почти у самой французской границы. Несмотря на то, что проехать его весь можно было всего за четверть часа, он производил впечатление и имел свое лицо. В центре его, где мы сразу же и оказались, лежала круглая каменная площадь с собором, от нее ручейком растекались узкие мощеные улочки со старинными домами, чугунными воротами и, как водится, цветущими балкончиками; наш минивэн не без труда протискивался среди них. Место для завтрака искали долго. Где бы мы ни останавливались, что-то было не так, то не подавали завтраков, одни лишь сухие булки с хлебом да черный кофе, то заведение казалось нам недостаточно приятным изнутри, в одном было полным-полно невесть откуда взявшихся здесь китайцев, занявших всю залу и по своему обыкновению шумно гомонящих, другой ресторанчик, весьма опрятный и привлекательный на вид, оказался заперт и открывался лишь в полдень. Все мы, кроме Лии, к тому времени были страшно голодны, в особенности Мишаня. Мы с Алиной хоть немного перекусили – боясь, как бы она не заболела после нашей утренней прогулки, я поставил для нее чай, и перед выходом мы выпили с ней по чашке и доели печенье, да и то, в желудке у меня теперь громко урчало, до того хотелось есть. Мишаня же, как я понимал, не ел ничего со вчерашнего дня, и потому сейчас он с раздражением ругался, называя городок «чертовым местом, в котором даже поесть негде».

Мне пришла в голову мысль поехать в какой-нибудь отель и позавтракать там – они-то уж точно кормили завтраками своих постояльцев. Мишаня сразу поддержал меня и даже вспомнил, что видел один на холме, когда мы только заезжали в город.

– И что, вы хотите получить на завтрак колбасу и сосиски, оставшиеся со вчерашнего ужина? – спросила нас Лия тоном учительницы.

– Хотим, Лия, хотим! – горячо ответил Мишаня. – Да я не только сосиски, я готов уже съесть весь их вчерашний ужин!

Она ничего не сказала, а Мишаня, видя по ее лицу, что не убедил ее, потянулся к рулю и стал поторапливать:

– Давай, давай, Лия, разворачивайся вот здесь! Поехали назад. Есть охота, уже сил нет.

В отеле нас действительно накормили. Взяв за всю компанию шестьдесят евро, которые достал из бумажника Мишаня, снова осадив меня решительным жестом, нас провели в длинный залитый светом зал и пригласили к шведскому столу. Мы трое с поспешностью схватили тарелки и набрали в них разных закусок, сыров и колбас, булок и круассанов, меда, варенья, фруктов, словом, всего подряд, заказали кофе и чаю, и расселись у просторного окна друг напротив друга – мы с Алиной лицом на улицу, на сияющее небо и холмы, Лия с Мишаней лицом к нам. Мы с Мишаней молча накинулись на еду. Быстро утолив первый голод, поднялись, прошлись по рядам во второй раз, снова взялись за еду и потом только, оторвав головы от тарелок и сыто выпятив животы, уселись поудобнее, попивать чай и глядеть на наших дам.

– Вы как будто неделю не ели, – заметила Лия, и мы все засмеялись.

В голосе ее впервые мне послышалась доброта и какая-то ласковая насмешка. Мишаня тоже размяк от еды и от ее ласкового тона. Наклонив голову над столом, он сбоку заглянул ей в лицо и сказал:

– Голодный мужчина – сердитый мужчина.

– Надо было кашу поесть, я же предлагала, – произнесла она, почему-то глядя на меня, а не на него.

Мишаня вскинулся и фыркнул от смеха:

– Кашу…

– А что? Уже не восемнадцать лет, пора следить за своим здоровьем.

Сама она клевала изюм и орешки, подбирая их с тарелки длинными пальцами.

– Алина готовит вам по утрам кашу? – вдруг спросила она, продолжая смотреть на меня прямым и улыбчивым взглядом.

– Нет! – воскликнула Алина.

– Да, – вместе с ней ответил я, и все снова рассмеялись.

– Я не кашу, я омлеты готовлю или бутерброды… – поправилась Алина.

– Омлеты? – Лия изумленно изогнула бровь.

– Ну да…

– Когда это ты научилась делать омлеты? Ты же не умела никогда. Знаете, – обратилась она ко мне и ко всем нам, – соберется делать омлет, яиц разобьет, я не знаю сколько, болтает там что-то, болтает, переворачивает на сковородке по сто раз, помидоры добавит, сыра чуть ли не килограмм, еще чего-то, продуктов изведет целый холодильник! А потом приносит к столу и говорит – будем есть яичницу. И так каждый раз, – она повела кистью руки и посмотрела на Алину со снисходительностью матери к неразумному ребенку. – Так теперь, говоришь, научилась?

– Ну да, вроде научилась…

– И что, Алексею нравится, как ты готовишь? – не успокаивалась она.

– Алеша все равно каши не любит…

– Алина прекрасно меня кормит, – поставил я точку, спасая Алину от опасной темы.

– Лия тоже когда-то прекрасно меня кормила, – вздохнул Мишаня. – И прекрасно готовила.

– А что, разве сейчас я плохо готовлю? – она снова почему-то смотрела на нас с Алиной, а не на него, и улыбалась нам как будто заговорщицки.

– Сейчас? – Мишаня, наоборот, весь развернулся к ней и искал, требовал ее взгляда, но напрасно, и только буравил глазами ее профиль. – Сейчас, Лия?

– Да, сейчас. А что?

– Да я не знаю, когда ты вообще последний раз для меня готовила!

– Две недели назад.

Мишаня удивленно поднял брови, потом нахмурился, вспоминая.

– На день рождения Темы, что ли? – наконец изрек он. – Да.

– Ха! – криво ухмыльнулся он.

– А что, тебе не понравилось?

Он поставил на стол локти, уронил голову и, покачав перед нами костистым безволосым затылком, с горечью прошептал:

– Ну ты даешь.

Что-то между ними происходило, но я не понимал, что именно. Алина, я видел, тоже. Мы с ней слушали этот странный разговор и оба ни о чем не спрашивали, опасаясь, что наши нечаянные расспросы могут вызвать ураган эмоций, которые так и клокотали в их паре.

– А где вы познакомились? – решила перевести разговор Лия, по-прежнему не глядя в сторону мужа.

Я не сомневался, что она отлично знает все подробности нашего знакомства от Алины, и не собирался покупаться на ее уловку, но Алина подхватила ее идею и стала рассказывать все как в первый раз. Лия оглядывала меня скользящим из-под ресниц, мягким, обволакивающим взглядом, и я чувствовал себя неловко от него – и что это за манера, не смотреть в глаза собеседнику, а глядеть куда попало, сердито думал я. Из нас двоих говорила больше Алина, а смотрела она только на меня. Смуглое лицо ее тонко сияло улыбкой, из-под губ то и дело вспыхивали своей сверкающей белизной зубы, глаза смотрели без обычной отрешенности, казалось, сейчас она вся была здесь и говорила со мной с непридуманным интересом. Мишаня тоже поднял глаза и слушал, поглядывая на всех нас своим зорким и прицелистым взглядом. Мне казалось, что и он чаще останавливался на мне и смотрел испытующе, но не строго, не по-родственному, как на будущего мужа Алины – до нее, по-моему, ему не было никакого дела, – а словно присматривался ко мне с какой-то собственной мыслью и прикидывал в уме, на что бы я мог ему сгодиться.

Постепенно между нами завязался разговор. Я стал расспрашивать об их жизни в Барселоне, задавая самые обычные, ни к чему не обязывающие вопросы – быстро ли они обустроились, что поразило их больше всего в характере каталонцев, привыкли ли к новой жизни дети, какова местная экономика и цены на жилье.

– Дом мы выбирали долго, – сказала Лия. – Мы хотели жить на море…

– Кто это мы? – прервал ее Мишаня. – Ты. Ты хотела.

– Ну хорошо, я.

– Вот. Так и говори.

– Я хотела жить на море, иначе для чего мы переезжали в эту страну? Хотела, чтобы Тема с Костей бегали по песку, купались, дышали морским воздухом.

Мишаня ухмыльнулся и покачал головой, мол, что за ерунда.

– И наш первый дом, который мы арендовали, пока не выбрали свой, был прямо на море.