Последний демон рая. Книга 2. Магия Ночи ночей

– Исчезаем. Потом – здесь!

И тут же покатился кубарем влево, едва-едва разминувшись со стрелой Треуха, который спустил её на мгновение ранее. Подхватив поудобнее магический меч и ножны, Волк резко отшатнулся, уклоняясь от мощного удара топором наступающего Быка. Топор, пронесшись у самого его плеча, порвав одежду, едва не угодил в стоявшего рядом акробата-Кота, поскольку в сумраке рассчитать точную дистанцию оказалось не просто. Используя заминку, К-Кэн, низко приседая и вихляя, уклонился от укола в грудь Кота и быстро прошмыгнул между Быком и Котом. Блеснул магический клинок, и Волк нырнул в ночные джунгли, растворившись там, как сахар в воде. Пока Треух долгую секунду смотрел ему вслед, сожалея о желанном мече, высокий Бык как-то скособочился, заморгал и рухнул в траву. Затем с трудом встал на колени, держась за бок. С недоумением он смотрел, как сквозь пальцы сочится алая кровь.

– Мелочь… – храбрился он, скрежеща зубами.

Кот грязно выругался, зажимая длинную рану на предплечье, оправдываясь:

– Я же его пырнул! И даже царапнул. А он ка-а-ак шарахнет меня своим мечом по пальцам, что мой и выпал!

И спешно стал заматывать тряпкой кровоточащие пальцы.

У Треуха глаза расширились от удивления:

– Ого! Шустрый мечник!

«Как это парень так быстро смог нанести на бегу точные удары, отвлекая сразу двух врагов? Лихо!»

Хоть и сильно хромая, но медвежатник-Бык, специалист по сейфам и почтовым каретам, тут же ринулся к самой сладкой добыче – девушке-Кошке. Той была уготована роль жертвенной овечки, растрёпанной и извивающейся, плачущей и умоляющей остановить насилие, которое, как водится в таких случаях неизбежно. Если бы жертвы знали, как сильно слёзы заводят насильников и распаляют их похоть!

– Какой может быть отпор от такой крали? – скалил Бык крупные гнилые зубы.

Но «краля», стоя у края костра, подцепила носком сапога головешку и подбросила её прямо в лицо взвывшему от неожиданной боли Быку. Он едва успел убрать голову от вращающегося полена, и оно только вскользь зацепило его по щеке, обжигая и осыпая искрами. Взвыв, Бык ринулся вперёд и рубанул топором сверху, в ярости почти раскроив Кошке череп.

Почти. Потому что она вовремя присела под свистнувшим над головой тяжёлым лезвием. И тут же, сидя на корточках, Ан-ньи подхватила котелок с кипятком и выплеснула кипящую жидкость в лицо Быку.

Тут Бык резво, как молоденький телёнок, отпрыгнул в сторону и отделался обширным ожогом пальцев на руке. Ан-ньи оскалилась и метнулась в прореху, образовавшуюся после его отступления, и метнулась в тёмную чащу джунглей. Гибко, как истинная Кошка, она просочилась в дебри, ловко пробираясь между лианами и деревьями. Вслед за ней нёсся раскатистый каскад проклятий обожжённого Быка.

Змей-атаман крикнул, подзадоривая уголовников:

– У неё нет оружия! Кто хочет развлечься, может взять её. Без труда!

А сам ринулся ловить коней – самую ценную оставшуюся добычу. Опытный конокрад, он, изловчившись, схватил за гриву ближайшую лошадь и прыгнул к ней на спину. Набросив верёвку-узду, да ещё ударив кулаком между ушей, он заставил брыкающегося коня присмиреть.

Второй конь вздыбился, клацнув зубами и вырываясь из рук уголовника. Потом отпрыгнул в сторону и обрушился вниз, метя копытами в грудь ошпаренного и невезучего сегодня, как никогда, ошпаренного Быка. Хрустнули рёбра, и громила отпрянул назад. А конь победно заржал, схватил в зубы две сумки и ловко забросил их себе на спину. Затем он круто развернулся, сбил с ног крупом второго бандита, и выскочил на тропинку, по которой путешественники приехали сюда на ночлег.

И конь унёсся в ночь, только глухой стук копыт и стих вдали…

В это время Бык-медвежатник, которому осколок ребра, расколотого копытом, пробил сердце, умер ещё стоя. Он вытаращился, открыл рот, качнулся и грузно, как камень, рухнул лицом вниз прямо в раскалённые красные угли и языки пламени костра. Когда он зарылся лицом в красный жар углей, затрещало и едко запахло.

Но он даже не пошевельнулся.

Костер вспыхнул и потом, мигнув, почти погас, погрузив всю поляну в зловещий сумрак. Как будто тёмная душа негодяя, улетая, прихватила с собой и жизнь костерка…

Семь

Матёрый толстый насильник малолеток, потомственный извращенец из клана Кабана по кличке «Хряк», поднял увесистый топор возле упавшего в костёр Быка. Наступив на его тело он, облизнувшись, ломанулся за убегающей Кошкой:

– Она моя. Сладкая девочка далеко не убежит! – крикнул он ей вслед, пугая.

Как и все Кошки, Ан-ньи хорошо видела в лесу, тем более, что он ей был знаком. Она сейчас находилась недалеко от своего селения. А ещё ближе располагалась яма-ловушка, куда угодил не так давно любитель «клубнички» Птицелов:

– Заманю подонка-Кабана в ловушку. Столкну вниз на кол… И там должно быть оружие Птицелова.

Хряк не имел такого отменного ночного зрения, как девушка из клана Кошек. Но ясно слышал, как она пробирается впереди него по ночному лесу, по которому невозможно пройти бесшумно, разве что, если ты птица. С широким боевым топором он легко прорубал себе дорогу и меньше цеплялся за каждую колючку, как приходилось безоружной девушке, снявшей тяжёлый пояс с оружием час назад у костра. Интуитивно приняв вправо, он начал нагонять и вдруг, выскочив на поляну, потерял добычу. Хряк недовольно забурчал под нос:

– Странно… Вот её след – примятая трава… А, она начала прыгать? Допрыгаешься, Кошка. Скоро я заставлю тебя и поизвиваться!

Его «послужной список» содержал шесть изнасилованных и удушенных девушек и девочек. И если бы не гениальная изворотливость Треуха, он уже болтался в петле или ворочал веслом на галере, прикованный к нему пожизненно…

Но где эта рыжая Кошка? Он зарычал:

– Ты будешь моей седьмой девушкой! Говорят, что «семь» счастливое число. Но не для тебя, красотка! – выкрикнул он в темноту, чтобы испугать девушку.

И она почти испугалась.

Как мог он очутиться так близко и так быстро?

Для неповоротливого толстого Кабана это казалось невероятным. Без ошибки отыскав вход в ловушку, она аккуратно спускалась по выемкам в стене на дно ловчей ямы. Внизу, на земле вокруг обитого металлом кола белел рассыпавшийся скелет. Луч луны скупо высветил смеющийся череп – в джунглях очень быстро от тела не остаётся ничего: грызуны и насекомые аккуратно подчистили всё, что могло быть съедобным.

Тут Ан-ньи ожидало разочарование: оружия не оказалось вовсе.

«Где меч и кинжал, которые должны были остаться на боевом поясе Красавчика? Кто-то побывал здесь раньше меня…».

Пояс валялся надгрызенным в том месте, где пролитая кровь привлекла мышей. А оружие перекочевало, видимо, в другие, более удачливые руки какого-нибудь охотника. Выбравшись из ямы, Ан-ньи всмотрелась в глубь леса: там царила только обычная суета ночных джунглей:

«Где Кабан? Заблудился? Неужели всё закончилось?»

И она облегчённо вздохнула. Затем стала поправлять истрёпанную куртку, кое-где порванную вездесущими колючками. Теперь придётся немало потрудиться, зашивая разрывы.

Тут её сзади грубо ухватили за волосы, и сильная рука рванула назад. Над ухом взревел Хряк:

– Вот и всё, крошка!

Мир перевернулся, когда резкая боль вышибла из глаз слёзы. Через мгновение Кошка лежала на спине, а Хряк наступил ей на бедро, придерживая. Кабан слишком хорошо знал на своём опыте о противной привычке девушек пинать мужчину между ног. Поэтому прижимал её на земле, надёжно припечатав каблуком сапога. Потом покрутил каблуком, с удовольствием замечая, какую острую боль причиняет жертве вонзающийся сапог. А поскольку она не кричала и не умоляла его о пощаде, то это ему скоро наскучило:

– Ну что Кошка-норушка, думала, меня столкнуть в это яму? Я что, только вчера родился? Мой отец после каторги много чего рассказывал об охотничьих ловушках охраны! – раззадоривал он себя.

Хряк, привычно чувствуя, как изнутри поднимается знакомое алое пламя вожделения, заставляющее его напрячься в сладком предвкушении безнаказанного насилия:

– Но сначала я тебя немножко стреножу. Да, обрежу поджилки! Или отрублю ногу, кхе-кхе…

Он примерился топором и замахнулся. Но удар не попал в цель: Кошка выпростала из-под себя ремень Птицелова и, приподнявшись, ударила Хряка в лицо увесистой пряжкой. Тут же, крутанув ремень, захлестнула им древко топора. И рванула обеими руками в сторону, поворачиваясь для увеличения силы.

Старый трюк пограничников сработал: лезвие топора со стуком вонзилось в толстый узловатый корень дерева рядом с Ан-ньи. Оружие промахнулось меньше, чем на палец, а из рассеченного лба у Кабана потекла кровь. Он отступил и схватился руками за рану на лице, стирая набегающую кровь. Выронив от неожиданности топор, он выхватил из ножен длинный охотничий нож. Сжав в широкой ладони удобную костяную рукоять, он зло хмыкнул:

– Ты, крошка, меня возбудила всерьёз! А каково будет отведать вот этого? – и он потряс сверкнувший сталью.

– Сначала достань! – прошипела Ан-ньи, спешно отползая на локтях назад.