Золотая бляха дворника. Фантастические байки Бендера. Фантастические байки Путина. Потусторонние байки

Остап решил начать галантно с плавным переходом в витиеватость

– Видите ли, по решению общего собрания, в русле новейших тенденций направляющей линии, а проще – по требованию этой линии – билеты, к сожалению, именные.

– И? – ничего не понял дядя, но, на всякий случай, не ушел.

– Вы знаете – как мы гордимся нашей соседкой, наш… ваш…, нашей знаменитой сожительницей Лизой из третьего подъезда и мы, ну, просто не можем взять с нее деньги за отопительный билет. Но, билеты – именные! Вот в чем диссонанс и эскапада. Если Елизавета не подпишет – это выйдет наружу, а взять с нее деньги, а она даст, обязательно даст, вы же знаете – мы не можем себе позволить. Попросите несравненную – поставить свой автограф на билете. Я буду ждать вас здесь же через два часа.

– Все? – спросил дядя.

– Да. – ответил Остап.

Через два часа дядя вышел из подъезда, где уже дежурил Остап, молча протянул подписанный Лизой билет, сел в машину и уехал. Остап направился в домком, по такому случаю взял не карандаш, а перо и снизу дописал: СДАНО: V/15 (25).

Слухи распространяются быстро, обгоняя друг друга. В личной подписи Лизы никто не сомневался, хотя никто никогда ее не видел, а вот, что значит V и, что значит 15 (25)? Вопрос с V общими усилиями разрешился быстро: понятно, что это дядя, его два раза видели с дворником и они обменивались какими-то бумагами. Но что значит 15 (25)? Можно сдать 15, а запишут 25? Но кто же это скажет? Тем более всем подряд?

С утра в понедельник председатель домкома принимал жильцов дома №10 строго по одному, даже, если это был коллективный спор или коллективная жалоба. Первым послали Ивана Исаковича из 94-ой квартиры. Ему уже было 78 лет, и вряд ли ему что-то грозило, даже в случае чего. Иван Исакович вышел через десять минут с загадочным видом, выдержал паузу и сказал всем:

– ИМ… ХО.

Все поняли правильно: поменьше слов, молча сдать полтора червонца, поставить автограф, запишут – 25!

За три недели собрали 5205 рублей. Сдали не все, видимо, по объективным причинам. Тем не менее, разводку труб решили провести всем, сметно-подрядная организация на основании письма из домкома на бланке домкома с размашистой резолюцией «Упс/осметить и спроект.» за подписью: зам. пр. О Бен. – принялась за работу.

Колеса бюрократической машины завертелись. Материалы и комплектующие были завезены, смета и проект были подготовлены и отправлены в вышестоящие инстанции, там они были завизированы и спущены обратно вниз для исполнения. Работа закипела. Машина функционировала как часы. Через полгода центральное отопление было без торжеств и внутридомовых митингов запущено. Председатель Гарпищенко общедомовым собранием заочно был избран пожизненным председателем. Остался один вопрос! Кто получит главный приз облигационно-лотерейного займа?! Каждый надеялся, что это будет именно он! Отопление и так провели, а 15 рублей, т.е. 25 – это вам не шутки, которые на дороге валяются!

Деньги были на месте, Остап, максимум, потратил рублей триста на свои текущие нужды. В придомовом воздухе запахло грозой. Казалось бы – чего тут сложного, бери коробочку и адью! – А квартира на Шаболовке? Пусть и временная, но квартира! А репутация и уважение, хоть и сомнительного, но всего дома! А вошедшая в привычку московская жизнь, хоть она и та еще себе сладкая? А? Разменять на пять тысяч фантиков блестящую партию? Нет, господа присяжные заседатели! Матч состоится при любой погоде!

Надо было срочно что-то придумать. Деньги не имели ценности в стране Советов, хотя и не изжили себя, за них по-прежнему цеплялись как за ложную панацею, которую врачи издевательски называют «плацебо». Они имеют ценность там, за бугром, где культ золотого тельца – свят, а его беспрестанно растущее руно – и есть счастье. – Орден «Золотого Руна»! Он же есть у меня! У деда! В Бессарабии, в Валахии или в… черт их разберешь молдаван с румынами. Деньги есть, крыша есть, времени – мало, но есть. Второй раз через Днестр я не пойду. Нужен один из тридцати легальных способов перехода. Какой именно? Надо подумать.

Чтобы думалось продуктивнее, Остап решил прогуляться в Парк Культуры, благо, это рядом, да и погожий осенний денек располагал. В парке Остап доедал на ходу уже третью порцию знаменитого московского эскимо, но даже маломальскую тропинку Большого Пути так и не нащупал. Уже на площади, перед центральным входом, Остап увидел знак судьбы. Знак представлял из себя высокого темнокожего парня, ожидающего разрешения на переход на ту сторону Садового. – Он явно был оттуда! Откуда же еще! Остап заговаривать с ним не стал, а решил посмотреть куда он идет. Парень шел к зданию на Зубовском бульваре и Остап вспомнил! – Точно! Там то ли академия МИД, то ли филармония КИД, то ли посольство Чад, но что-то, крепко связанное с заграницей.

У входа людей было не много, Остап выбрал для получения справки маленького скромного китайца, задумчиво глядевшего в сторону далекой родины.

– Монгол шудан, камарад! – поздоровался Остап. Китаец грустно спросил:

– Доброволец?

– Как вам сказать. – напустил на себя загадочности Остап. – В некотором роде.

– Тогда вам в 17-й кабинет, но зря стараетесь, товарищ, там берут только бурятов и летчиков. Я вот – калмык, и то не взяли.

– Ничего, прорвемся! – уверил собрата Остап и решительно вошел в холл здания. – Главное, действовать стремительно!

Стремительно не получилось. Остап споткнулся о связку книг, лежавшую на полу рядом с горячо спорящими молодыми людьми и чертыхнулся, интуитивно на иностранном: – Бранзулетка, секуритатя! Карамба, дэчи мори!

Спор мгновенно прекратился. – Товарищ! – схватил Остапа за руку один из спорщиков. – Вы же подарок!

– Ну, подарок, я, предположим, тот еще. – А в чем дело?

– Ведь это же Румынский! Правда? Ну, чистейший Румынский!

Остап напрягся. – Не имею чести, то есть честь имею, но никого отношения. Стамбул.

– Стамбул охвачен, товарищ. После присоединения Баку к нашему великому делу, турецкая секция переполнена. А вот с румынской секцией – беда! Вся наша делегация уже третий месяц ловит несознательных цыганских пролетариев, ограбивших их на вокзале в Бухаресте. И не спорьте! Немедленно идем!

Они поднялись на второй этаж в комнату номер 21. Убранство секции было простое: обшарпанный стол и дюжина новеньких стульев вдоль стен. – Жаль не тех! – взгрустнул Остап. – Вот. Товарищ, располагайтесь и немедленно начинайте работать! Я – второй секретарь комкома, Радий Баров. Ваша фамилия? – достал блокнот и карандаш активист.

– Остап Бендер, сказал зачем-то правду Остап, что редко с ним случалось, но, впоследствии, это могло пригодиться при оформлении выездных документов.

– Ну вот, я же говорил! Бендер! А еще говорите, что не румын! Язык вас выдал, товарищ Бендер. А произношение?! У-у! – подытожил наставник. – Вот вам первое комсомольское поручение! К следующей среде вам следует сформировать секцию из 5—6 человек со знанием румынского языка. В четверг отчетное собрание по Европе, а с вами – вся Европа будет закрыта!

– Европа – это неплохо. – сказал Остап. – А нельзя ли возглавить секцию какой-нибудь Франции или, на худой конец, Британии?

– Нет, это очень тяжелые участки, на них работают только старые Кидовцы. Завтра зайдите в шестую комнату, сдайте карточку на удостоверение. А сейчас, немедленно поезжайте на Курский вокзал, там всегда очень много цыганско-румынских активистов, видимо, постоянно помогают железнодорожникам с ремонтом паровозов в депо. Все! В среду перед собранием, жду вас у себя в первом кабинете с отчетом. Будь готов.

– Всегда готов! – машинально ответил Остап.

В понедельник Остап получил красивейшее удостоверение, в котором значилось:

МИД РСФСР

КИД Москва

секция:

Румыния

руководитель:

Остап Бендер

– С таким, пожалуй, и на трамвае можно ездить. – подумалось Остапу. В среду утром Остап накидал список из пяти румынских фамилий, которые были на слуху: Ротару, Попеску, Гацкан, Додон, пятая фамилия не давалась, и Остап вписал: Боцман, по созвучию с Гацкан.

Собрание прошло торжественно и успешно, особенно отметили молодую румынскую секцию и ее подающего большие надежды идейного руководителя. Трамвай стал бесплатным, ни Остапу, ни кондукторам даже в голову не приходило узнать: дает ли красная книжица право на проезд. Это вам – не дворницкая бляха, это – удостоверение с фото! Все это было замечательно, но никак не приближало Остапа к цели: выезду на «замшелые участки» Европы с золотой бляхой, которая временно хранилась у деда в приграничном селе.

Зимой Остап съездил к деду в село, по официальной линии КИДа для проведения воспитательной работы в колеблющихся приграничных районах. Бляха была на месте. Дед еще строже стал хранить тайну, исполняя ответственное государственное задание, воодушевившись, что Остап вернул ему 50 рублей, а не 40, которые занимал. Отчет Остапа о поездке был признан ярким. Районы перестали колебаться. Остапа наградили зачислением в вечернюю спец. школу с углубленным изучением тревожной международной обстановки сроком на шесть месяцев. По окончании школы планировалось дипломная поездка в так называемое «поле» для практического закрепления теоретических знаний.

По этой причине Остап халявить не стал. Школу регулярно посещал. Но поездка в румынское «поле» – его, ну никак не устраивала, и он стал вне класса посещать занятия немецкой группы. Это был хоть и призрачный, но какой-никакой шанс попасть на «разложившиеся участки» континента. С профессором они сошлись дружески на воспоминаниях о Старгороде, откуда профессор был родом, его предки переехали в Старгород из Померании, когда там начались гонения на жителей, говоривших на непатриотичном померанском диалекте. И хотя Гольдберг, была очень благозвучной немецкой фамилией, лучше было уехать. Ювелиры везде нужны! В Старгороде местечковый померанский диалект идиш, оказался литературным немецким, и сын ювелира стал давать частные уроки немецкого, а после революции и подавления последнего мятежа в Малиновке – его и вовсе в университет отрядили, так как старая профессура поехала кататься на пароходе, да так и не вернулась. Чем богаты, как говорится…

После того как Тельман со своими знакомыми дамами подхватил знамя революционной борьбы в Германии, старгородские красные студенты написали ему пламенное письмо. Гольдберг его перевел, а сосед Костя-моряк через знакомых контрабандистов переправил письмо в Германию. Удивительно, но ответ старгородским студентам и лично партайгеноссе Гольдбергу пришел за подписью Тельмана в МИД, в Москву. Профессора срочно вызвали в столицу, тщательно проверили на «шкурность» и направили на особо важный участок, в школу с углубленным погружением революционной молодежи.

Подготовка молодежи в школе откровенно хромала, так как часть молодежи во время прохождения практики в «поле» – бесследно исчезала вместе с карманными командировочными, а вторая часть – в порыве рвения тут же выходила на центральную площадь «поля» с красным флагом и кричала на заученном немецком: «Вся власть Советам» и «Долой», после чего начинала петь «Интернационал» на русском и также бесследно исчезала где-то в Моабитских застенках.

С приходом Гольдберга ситуация в школе с выпускниками слегка улучшилась, некоторые даже просто работали и руководство профессора за это ценило. Помимо языка, Гольдберг учил своих студентов быть незаметными, чтоб по морде за акцент не получить, а если что – всегда можно сдаться! Как бы понарошку, для дела. Вопрос о членстве Остапа в выпускной группе, которая направлялась в Дрезден решился на внеклассном занятии, когда Остап молча положил на стол профессора 200 рублей и максимально трагично произнес: – Сберегите это для священного дела светлой борьбы! Путь мой тернист, а потомкам это пригодится. Гольдберг заверил Остапа, что потомки, с которыми он знаком, свято верят в благополучное возвращение Остапа с победой и никогда его не забудут.

До отправления голубого экспресса Москва-Варшава, до Дрездена прямых поездов не было, оставалось еще несколько месяцев.

Остап в доме №10 расклеил объявления, что главный приз «облигационно-лотерейного займа» будет торжественно разыгран и вручен Первого Мая, в день солидарности трудящихся всего мира до седьмого пота. Главный приз – интертурпутевка в «Нью-Йорк – город контрастов» с питанием и проживанием на целый месяц, на комфортабельном круизном лайнере «Михаил Светлов». Программа круиза была насыщенной: 14 дней из Старгорода до Нью-Йорка, 14 дней из Нью-Йорка обратно в Старгород, один день из Москвы в Старгород, один день из Старгорода в Москву и – один незабываемый день в Нью-Йорке с экскурсией на бронированном автобусе в Гарлем, которая называлась: «Так жить нельзя!». Счастливчик также награждался субботней лекцией в летнем театре в Парке Культуры: «Империализм – путь в никуда!». Обязательным условием, помимо именного билета, участники должны были предоставить в Оргкомитет в домком следующие документы: