Игра в детектив

– Ну уж нет! – возмутился Гарик. – Это не Аркадий Дмитриевич с Леной, а как раз наоборот, Лена с Аркадием Дмитриевичем ушла.

– Хорошо. Ну и, наконец, Полина идет будить Щукина и обнаруживает, что он убит… Да, невесёлая получается картина.

– А главное, ни хрена не понятно! – огорчился Тугаринский.

Балабанов со вздохом захлопнул свой блокнот. Он подумал, что уж лучше ни хрена не понимать, чем прийти неожиданно к выводу, что убить Щукина мог каждый из присутствующих без исключения. Во всяком случае, возможность уединиться для этого была у всех, а алиби – зуб на отсечение! – нет ни у кого. Но ведь это абсурд. Так быть не должно! А тут ещё этот танцор Павел, который прячется и следит за всеми. Не ради же танцев?

3. История с неизвестным

(ВСЁ ЕЩЁ ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ)

Если не вдаваться в утомительные подробности и не разводить, как выражается полковник Разговоров, антимонии, то вся романтика морских путешествий заключается в двух словах: волны и ветер. Человека впечатлительного они захватывают, как сказки захватывают детей, и остаются с ним навсегда. Время от времени они дают о себе знать, вызывая сладкие грёзы о дальних морских путешествиях или тоскливые воспоминания о несбывшихся мечтах, сдобренные, словно булка марципаном, робкой надеждой. Что делать, люди чрезвычайно сентиментальны! Притом, как правило, они больше склонны сентиментальничать, чем что-либо делать. К примеру, если спросить любого попавшегося вам навстречу человека: «Гражданин, простите за любопытство, как бы вам понравились Карибские острова?», можно биться об заклад, что девять из десяти на это только усмехнутся, мол Карибы они, конечно, ничего себе, но что мы там забыли? Песок, море и джин с тоником? Так для этого совершенно необязательно отправляться так далеко… Вытекает из людей романтика, как вода из испорченного крана, с самого детства вытекает и становится человек тяжёлым на подъём и скучным. Он способен всю свою жизнь прожить в одном городе, ни о чём не задумываясь, а волны и ветер будут навевать на него тоску. Хотя, может быть, и не очень часто.

Так, несколько сумрачно и отрешённо, думал молодой повеса Паша Исаев, стоя на открытой кормовой площадке палубы «Променад». Облокотившись о перила, он задумчиво смотрел на пенистый след, остающийся после «России» в водах Эгейского моря. Он не был лишён романтических порывов, и его не обходила стороной поэзия волн и ветра, да и в жизни происходило достаточно того, что считается приключениями. Может быть, не всегда приятными, но приключениями. Так что, тоска обычно не успевала подниматься из глубин души, и до последнего времени Паше Исаеву даже не приходило в голову жаловаться на свою жизнь. Однако несколько прошедших дней с лихвой восполнили этот недостаток. И Паша был уверен, что это только начало.

Что и говорить, положение складывалось тяжёлое. Кое-что, конечно, уже удалось предпринять. Но теперь надо было каким-то образом решить вопрос с капитаном. И побыстрее, пока ещё оставалось время до прибытия в Пирей… Решать-то надо было, никто не спорит, но Исаеву с самого утра никак не удавалось сосредоточиться. Прямо наваждение! Сначала он понял, что в закупоренной маленькой каюте больше находиться не может. Придя к такому выводу, он отправился в художественный салон, где были развешаны какие-то до бездарности аккуратные картины и разложены совсем уж идиотские сувениры. Он побродил там в относительной тишине, но мысли всё равно не хотели фокусироваться и принимать осязаемый вид. В связи с этим спустя полчаса Исаев перебрался в бар «Вернисаж» по соседству, но там сосредоточиться было ещё труднее, хотя музыка играла приглушенно, а посетителей оказалось мало. Видимо, бар не располагает к логическим умозаключениям, более сложным чем: «Мадам, что будете пить? – Мартини. – Бармен, мартини, пожалуйста». Потеряв ещё полчаса на тупое созерцание сквозь свой бокал с джин-тоником полнеющей блондинки по соседству, Исаев не выдержал. Допив остатки уже тёплого напитка, он сбежал на кормовую площадку за рестораном «Москва», в надежде, что хоть там сможет приступить к делу, но, завороженный плавным движением корабля и пенящейся за бортом водой, был отвлечён размышлениями о ветре и волнах.

Неизвестно, как долго всё это продолжалось бы дальше, если бы за спиной Паши не послышались вдруг аккуратные шаги. Исаев нехотя обернулся и даже не удивился, когда обнаружил Полину.

– Привет, – сказала она. – А что ты здесь делаешь?

– Прячусь, но ты опять меня нашла.

– Да я и не искала. Просто мы обедали в ресторане, и я увидела, как ты прошёл мимо. Между прочим, у тебя был очень мрачный вид.

– У меня всегда мрачный вид, когда я не могу сосредоточиться… Как дела?

– Все тихо пока, – девушка беспечно отмахнулась. – Нас больше не расспрашивали. Наверно, капитан ещё спит.

– Капитан никогда не спит! – тут же совершенно серьёзно возразил Исаев, явно имея в виду нечто большее, чем просто упоминание капитана корабля.

– Слушай, – спросила вдруг Полина, – а ты в Пирее не собираешься сбежать?

– А что?

– Если нет, пошли загорать. Всё равно тут нечего больше делать.

Исаев немного подумал.

– Загорать мне некогда, – сказал он, – но если ты меня дождёшься, я, пожалуй, поднимусь искупаться.

– Окей. Жду.

Полина махнула прелестной ручкой и ушла с площадки, оставив Пашу снова в одиночестве. Но теперь ему уже не нужно было вымучивать решение, потому что оно пришло к нему само, пока он болтал с Полиной, и было самым простым и очевидным: он прямо сейчас отправиться к капитану Овсяннику и сделает своё дело. Немедленно сделает, не откладывая его до стоянки в Пирее. А там видно будет…

Оставим же на этом Пашу Исаева с его проблемами и проследим за другим человеком – Виктором Андреевичем Балабановым, тем более, что детектив наш пребывал в ещё более удручённом состоянии. Время для него в этот день текло катастрофически быстро. Он прекрасно понимал, что очень скоро потребуются принципиальные соображения о сложившейся ситуации. Но покамест он не мог бы представить соображений даже совершенно непринципиальных и приблизительных. Ухватиться было до обидного не за что.

А дело обстояло так:

Всё началось с пугающей закономерности, подмеченной Балабановым ещё во время утреннего опроса у капитана. Выходило, что каждый из одиннадцати пребывающих в живых действующих лиц, включая Тугаринского, отлучался на непродолжительное время, причём преимущественно в одиночестве, и имел, таким образом, прекрасную возможность незаметно подобраться к спящему Щукину. То есть, теоретически убить его мог любой! Однажды небезызвестная пани Иоанна Хмелевская написала детектив, который так и назывался – «Подозреваются все». Если бы Балабанов читал эту повесть, он обязательно отчеркнул бы свой список и с едким смешком надписал бы именно эту фразу, но детективы Балабанов не читал из принципа. Не любил он детективы. Да и некогда ему было отчёркивать, поскольку сразу за пугающей закономерностью на него свалился один очень нехороший факт – исчезло в неизвестном направлении одно из его действующих лиц. Этим лицом был тот самый бармен по имени Роман Джанк, который вытаскивал Щукина из бассейна и усаживал его в шезлонг. Более того, именно его казенным ножом Щукин был убит! Но после ночного опроса у бара «Матрёшка» Романа больше никто не видел. Его не было на утренней беседе у капитана, он так и не появился на своем рабочем месте в баре, а каюта его была заперта и не издавала ни единого звука. Наткнувшись на этот факт, Балабанов немедленно рассказал о нём Овсяннику, но капитан замотал головой и категорически отрезал: «Я н-не могу позволить, чтобы с моего корабля в открытом море исчезали люди! И-ищите!». С тех пор Балабанов и приуныл.

Чёрт знает что такое! В самом деле, сейчас надо было во что бы то ни стало найти таинственного Павла, а он вместо этого занят исчезновением совершенно конкретного члена команды. Промаявшись около двух часов в бесплодных поисках обоих, Виктор Андреевич оставил временно бармена в покое и отправился наводить справки о пассажирах теплохода. Определить личность и местонахождение Павла ему все равно не удалось, но в процессе своих поисков Балабанов обнаружил, что каюта номер 132, ключи от которой он нашёл в кармане убитого, забронирована на имя Аркадия Дмитриевича Федосюка! И, стало быть, это Федосюк храпел там в ночь убийства. Можете себе представить? Просто подлость какая-то! Мало, что ли, загадок было? Совершенно расстроившись и окончательно плюнув на все свои логические умозаключения, Балабанов выбрался на открытую палубу и медленно побрел разыскивать кого-нибудь из действующих лиц. Он ещё не знал толком, с кем из них и о чём именно будет разговаривать, но уже начинал подозревать, что это единственный способ хоть что-то прояснить.

Унылая, разморённая жарой и утомительной борьбой с умозрительным противником, фигура Балабанова появилась у злополучного бассейна на кормовой площадке палубы «Бутс», остановилась и, прикрывая рукой глаза от яркого солнца, огляделась по сторонам. Народу было немного, не больше десятка человек. Двое сидели в теньке у бара, двое на солнце за столиком, остальные расположились в шезлонгах там и сям, лениво подставляя лучам свои тела. В одном из таких шезлонгов, поодаль от остальных, лежала Полина Ковец. «Преступников всегда тянет на место преступления» – мысленно усмехнулся Балабанов и направился к девушке. Он не удивился бы, если обнаружил здесь и всех остальных действующих лиц. Но всех остальных здесь не было. Только Полина. Она лежала с закрытыми глазами, а потому не заметила, как детектив подошел и остановился рядом с ней.

Пришлось аккуратно откашляться.

Полина открыла глаза и сощурилась. Но едва узнав Балабанова, она с недовольным вздохом прикрыла их обратно.

– Отдыхаете? – поинтересовался Виктор Андреевич.

– А что, уже поймали убийцу?

Разговаривать Полина, видимо, решила с закрытыми глазами.

– Вы много от меня требуете, Полина Альбертовна…

– Можно просто Полина.

– Как скажете… Но я обязательно его найду. У меня такой богатый выбор!

– Вы уже кого-нибудь подозреваете?

– Конечно.

– Кого?

– Всех.

От удивления Полина открыла глаза и внимательно посмотрела на детектива.

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Но с вашей помощью, может быть, удастся кого-нибудь оправдать… Вы могли бы ответить на пару вопросов?

Полина ещё раз вздохнула.

– Ладно уж, задавайте.

Балабанов уселся на соседний шезлонг и расстегнул две верхние пуговицы на рубашке.

– Жарко… Скажите, Полина, вы больше не видели этого человека, Павла, с которым танцевали…

– Что вы ко мне с ним привязались! Чёрт! Вопросов других у вас что ли нет? – тут же рассердилась девушка.

– Но поймите, – резонно возразил Балабанов, – вы единственный человек, который его хорошо запомнил. И потом, вы могли его просто мельком увидеть в…

– Не видела я его, понятно? Ни мельком, ни кувырком!