Игра в детектив

Борис Соломонович Тугаринский,

Вика,

Гарик,

Лена Сычева,

Аркадий Дмитриевич Федосюк.

Снова черта. Потом следовало:

Эльвира,

Роман Джанк

и, наконец, неизвестный из ресторана.

Всего двенадцать имен. Двенадцать участников развернувшейся ночью трагедии. Напротив четвертого имени Балабанов поставил маленький крестик, а напротив последнего – большой вопросительный знак. Вот это было особенно важным, поскольку о подозрительном субъекте, явно следившем за всей компанией, практически ничего не было известно. А тот, кто прячется, по мнению Балабанова, вызывает самые большие подозрения. Таким образом, среди его действующих лиц нарисовался главный подозреваемый.

– Скажите, Полина, – спросил Балабанов, – а вы этого человека, который интересовался вами в ресторане, знаете?

– Нет.

– Что, он даже не представился?

– Кажется, его зовут Павел. Но я точно не помню.

– Вадиму он не понравился, – вставил Ковец. – Вызвал какое-то недовольство своим появлением.

– Вот как? – Балабанов нахмурился. – Щукин что-то говорил о нём?

– Да ничего особенного.

– Угу, – Виктор Андреевич вычеркнул в своем блокнотике слово «неизвестный» и вписал «Павел». Потом подчеркнул и прибавил восклицательный знак.

– Больше вы с этим Павлом не разговаривали? – спросил он у Полины.

– Нет. Только когда я увидела… ну, Вадима, мёртвым уже, он подошёл первым, сказал что-то вроде «Ну и ну» и сразу ушёл.

– Ну хорошо, а скажите, Щукин, он что, любитель выпить?

– Нет, – пожал плечами Ковец, – обычно он очень мало пил. Я не знаю, что на него нашло.

– Да он просто нализался «матрёшек», – объяснил скучающий Обухов, которого не особенно развлекал этот допрос.

– «Матрёшек»? – поинтересовался Балабанов. – Каких «матрёшек»?

– Вы что, никогда не были в том баре? Это их фирменный напиток… Шуток не понимает, вот и нализался, как дурак.

Балабанов с интересом воззрился на Обухова, как, собственно, и все остальные присутствующие. Костя нерешительно кашлянул, словно сболтнул лишнего.

– Это из-за меня, – сказала Полина. – Я предложила Косте подшутить над Вадимом. Мы знали, что он почти не пьёт и решили уговорить его попробовать «матрёшку». Это очень крепкий коктейль. Ну, а тот и согласился… Но потом он уже сам заказывал!

– Понравилось, – хихикнул Гарик.

– Ох, Полина! – прогромыхал Тугаринский. – Так это, оказывается, ты шлёпнула нашего Щукина?

Ковец недовольно вскинулся:

– Борис Соломонович!

– Секундочку, – спросил Балабанов Полину, – а зачем вы это сделали?

– Не знаю. Просто так. Он в ресторане всё хотел со мной выпить, вот я подумала…

– Ну, это понятно, – Балабанов потряс своим блокнотиком, – но вот вы говорите, что потом у бассейна был серьёзный скандал с Щукиным. Это же не на пустом месте? С чего он начался? Может быть, Щукин был недоволен кем-то конкретно?

Все замялись, как будто не зная с чего лучше начать. И тут за всех ответил Тугаринский:

– Да Вадим был всеми недоволен. Он просто встал и сообщил, что все мы тут говно неадекватное. Может быть, он и хотел обвинить кого-нибудь из нас конкретно, но в том состоянии он мог только сопли пузырями пускать. Так что мы ничего не поняли.

– А потом он упал в бассейн, – закончил за шефа Гарик.

– Может быть, он захлебнулся в бассейне? – предположил Балабанов. – Всё-таки пьяный человек. Ничего не соображает.

– В бассейн он упал по моей инициативе, – немедленно возмутился Боря, – и только для того, чтобы прийти в себя. Так что, выбрось это из головы!

– Значит, когда Щукина усаживали в шезлонг за бассейном, он был жив, а когда о нём вспомнили через некоторое время, он был уже мёртв?

– Он был не просто мёртв. Он был убит.

Последнее высказывание удалось Боре Тугаринскому на славу и получилось каким-то зловещим.

– Ну что ж, не буду вас больше утомлять, – произнёс Виктор Андреевич со вздохом. – Давайте только кое-что уточним. Значит, Щукин ещё жив и бармен отводит его в шезлонг за бассейном. Через некоторое время, появляетесь вы, Альберт Сергеевич, и вы, Эльвира.

Ковец кивнул.

Балабанов продолжил.

– Ещё через некоторое время Константин уходит с палубы за шалью по просьбе Альберта Сергеевича. Потом Аркадию Дмитриевичу становиться плохо и он отходит к борту корабля, туда, где потемней…

– Да уж, братец, тебе было так чудненько, что ты пол Эгейского моря заблевал! – хохотнул Тугаринский.

– Боря!… В самом деле!… – недовольно проворчал Федосюк, сжимая пальцами виски. Он почти не принимал участия в разговоре по причине страшной головной боли.

– Молчу уж.

– Дальше. Навстречу Аркадию Дмитриевичу, – ещё раз терпеливо продолжил Балабанов, – попадается неизвестный Павел, который почему-то решил передвинуться поближе. Чуть позже возвращается Константин, и почти сразу после этого уходите спать вы, Борис Соломонович. Вместе с Викой. А за вами и Аркадий Дмитриевич с Леной. Так?