Изобретатель. Истории про лихого мальчика

– Я пошутил, – сказал он. – И про двойку тоже пошутил.

Папа замер от неожиданности.

А Никашкин немедленно вынул из-за спины ту самую свою коробочку с Изобретением и продемонстрировал папе. Маленькая красная лампочка на коробочке мигала словно сумасшедшая, а сам Никашкин сиял от удовольствия.

– Вот, – сказал он. – Работает.

– Что это? – спросил папа.

– Это моя машина, – пояснил Никашкин. – Она зарядилась энергией, которую ты вырабатывал, когда кричал на меня. Теперь ее можно в мирных целях использовать. Лампочки, например, зажигать! Я же сказал, что только у тебя получится…

Никашкин сунул коробочку в розетку и все лампы в квартире сначала ярко вспыхнули, а потом разом взорвались, погаснув вместе с телевизором.

– Правда, здорово? – спросил Никашкин в полной темноте.

Папа почему-то ничего не ответил.

А когда пришёл в себя после первого Изобретения своего сына и осознал всю разрушительную сущность его нового таланта, то категорически запретил Никашкину изобретать. По крайней мере, около жилых помещений и в общественных местах.

Но остановить Никашкина было уже невозможно.

Вот с тех пор в жизни моего знакомого и начались сплошные неприятности. Но об этом – в следующих историях.

Ореховая Соня

и тинэйджеры

Неприятности начались оттого, что изобретательский талант Никашкина почему-то никто не понимал.

Не то, чтобы его совсем не замечали – как раз наоборот. Некоторые даже уверяли, что фамилия «Никашкин» звучит слишком часто. Особенно в школе. Причём по любому поводу. Как будто это не фамилия, а название тайфуна, обрушившегося на наш район.

А Ореховая Соня однажды сказала, что из-за Никашкина происходят все безобразия в школе и его пора изолировать от нормальных детей. Ореховая Соня – это на самом деле Софья Петровна, классный руководитель Никашкина. Но прозвище «Ореховая Соня» так прицепилось к ней, что Софьей Петровной её давно уже никто не называл.

Как-то она узнала, что прозвище придумал ей именно Никашкин. Софья Петровна очень обиделась и повела его к Директрисе в кабинет.

– Ты понимаешь, что поступил очень плохо? – грозно спросила Директриса.

– Нет, – честно признался Никашкин.

– Может быть, не ты придумал это идиотское прозвище? – рассердилась Директриса.

– Не я.

– А кто же?

– Льюис Кэрролл.

Директриса тяжело вздохнула и покачала головой.

Возразить на это ей было нечего.

– Ну что мне с тобой делать? – спросила она.

Спрашивала она так уже не в первый раз. И не только у самого Никашкина. Она и его папе задавала тот же вопрос. И учителям. И даже сама себе задавала. Бывало, остановится в коридоре и спросит сама у себя:

– Ну что же мне с ним делать?

Такие бессмысленные вопросы называются у взрослых «риторическими»…

А Никашкин с удивлением размышлял о том, что может быть плохого в Ореховой Соне? У него даже закралась мысль, что Софья Петровна никогда не читала «Алису в Стране Чудес». Это было бы совсем удивительно, потому что его классная руководительница вела как раз русский язык и литературу…

Наказывать в тот раз Никашкина не стали. Ограничились риторическим вопросом и отпустили. Но с тех пор Ореховая Соня очень внимательно начала следить за его поведением. Особенно на уроках.

И вот, однажды утром Никашкин вошёл в класс. Была как раз литература, но урок ещё не начался. Никашкин с грохотом бросил свой школьный рюкзак на парту и громко объявил одноклассникам, что теперь он знает, как все они называются по-научному.

– Мы теперь надцатники! – сказал он.

Раздался такой смех, что из коридора стали заглядывать соседи из других классов.

– Над чем?

– Да не «над чем», а надцатники, – пояснил Никашкин. – Это «тинэйджер» в переводе на русский.

Этим замечанием он вызвал оживлённый спор.

– Тинэйджеры – это дети!…

– Тинэйджеры – это те, кто на концерты ходят…

– Ты что, дурак? Тинэйджеры – это подростки…

– Сама дура…

– А есть ещё просто тины…

– Это те, кто до тинэйджеров не дорос?

– Не остроумно!

– Ой-ой! То же мне, острая нашлась…

– Да это одно и то же…

Никашкин набрал в лёгкие побольше воздуха, чтоб всех перекричать.

– Тихо!! – скомандовал он.

Спор не прекратился, но шуму стало поменьше.