Роман Ангелины. Фантастический роман о фантастической любви

VI

Июль в самом начале!

Полдень. Жара.

Роман медленно, ссутулясь, бредёт по знакомой нам тропинке. Но направляется он не к камню, так полюбившемуся Ангелине. У этой тропинки есть ещё ответвление, и ведёт оно к одиноко стоящему домику. Он умело замаскировался пышными зарослями акации, и лишь почерневший от времени шифер крыши указывает на наличие здесь жилища. Из давно небелёной, покрытой сеткой мелких трещинок трубы тоненьким столбиком поднимался дымок, внизу узкий, но расширяющийся вверху, и создавалось такое впечатление, что из этой трубы вот-вот появится дежурный джинн и устало произнесёт: «Да когда же вы оставите меня в покое?!»

Роман немного замешкался перед дверью, и тут же из-за неё донёсся сочный женский голос:

– Заходи, заходи, не стесняйся!

Дверь распахнулась, и на пороге появилась стройная черноволосая особа. Да, это была настоящая красавица! Её чёрные глаза были так выразительны, прекрасны и манящи, что если бы я не был по самую последнюю чёрточку своей души влюблён в Ангелину, то уж в эту роскошную женщину влюбился бы безоговорочно!

– Входи, Роман, входи, я, признаюсь, уже давненько тебя поджидаю.

– Поджидаешь? – удивился поэт, но спохватился. – Ах да, конечно.

– Ну, молодец, хоть вспомнил, к кому пришёл! Боже мой, мне даже тебя жалко. Посмотри на себя, ты же стал похож на члена Политбюро, в тебе я вижу те же молодость и задор!

– Мне нравится твой юмор, Ванда, но, поверь, не теперь.

– Конечно, какой там нынче юмор, когда вот-вот концы отдашь! – Ванда прищурилась, и от этого её взгляд стал менее красивым и заблистал жестокостью. – Очень хочется стать святым? Не получится, поверь мне!

Роман ничего не ответил, но голова его дёрнулась, словно щеку обожгла смачная пощёчина. А Ванда вновь приветливо улыбнулась и указала рукой в глубь дома:

– И всё же заходи, если не передумал просить у меня совета.

Роман вошёл в жилище и присел на табурет перед огромным чёрным столом. Стол этот был таким древним, что вполне мог служить мебелью ещё Адаму и Еве, когда их выдворили из райских апартаментов за страстные занятия любовью.

– Вот, испей-ка, – поставила Ванда перед Романом большую керамическую кружку, – это мой квасок, энергетический!

Роман с подозрением покосился на посудину, но хозяйка, присев за стол рядом с ним, властно произнесла:

– Пей, не бойся, и тебе станет легче.

Невероятно, но несколько глотков прохладного и очень ароматного напитка вернули Роману способность мыслить и рассуждать логически.

– Я расскажу тебе, Ванда, всё с самого начала.

– Нет, Роман, это я тебе всё расскажу. Жил ты, не тужил, стихи пописывал, пером поскрипывал, книжонки почитывал, прожить лёгкую жизнь рассчитывал! Да не тут-то было! Свалилась снегом на голову девчоночка-красоточка, и закружилась головушка, и забухало сердечко, и пересох ротик, и заслезились глазки! И вот, подумал ты, пришла любовь-кручина безответная! Ан нет, а девчоночка-красоточка и сама тебя полюбила, да как! А ты взял, да и забил свою головушку всякою дребеденью о губительности возраста в любви! Всё это, пиит мой, я знаю. Но я ещё знаю то, чего ты знать не желаешь. Девчоночка-то эта действительно тебя любит, и страсть её куда твоей жарче, а решимость – прочнее!

Ванда умолкла, а чувства, переполнявшие её, раскрасили смуглые щёки алыми полосками. Пышная, безукоризненно правильная грудь живописно вздымалась под расшитым сарафаном, и Роман невольно залюбовался ею:

– Красивая ты, Ванда!

– Неужели? – зло выгнула она бровь. – Что-то раньше ты этого не замечал!

Роман не ответил на упрёк, он схватил кружку обеими руками и жадно прильнул к ней.

– Люби её, Роман, люби и ничего не бойся!

Поэт, осушив посудину, отставил её к краю стола и спокойно, почти холодно отчеканил:

– Вот видишь, Ванда, не всё ты знаешь, хоть и колдунья. Не за советом я пришёл к тебе. Мне нужно ТО средство!

– Ну почему ты такой упрямый?! Кому ты хочешь сделать лучше? Ты губишь себя, и её ты хочешь погубить?!

– Нет, я всё решил, и доказывать мне что-либо глупо. А она… Она просто ребёнок, это у неё всё возрастное, оно быстро пройдёт. А у меня не пройдёт никогда. Жить же с этим я не смогу.

– А ты хоть представляешь, что ты хочешь с собою сделать?

– Да, я представляю. Память моя умрёт, и я начну всё с чистого листа.

– Как просто ты рассуждаешь! – Красотка всплеснула руками и звонко хлопнула ладонями по своим округлым коленям. – Умрёт не только твоя память, но и рассудок! И кем ты станешь, обычным человеком или безвольной плесенью, даже я сказать не смогу!

– Пусть! – упрямо скрипнул зубами Роман. – Что будет – то будет! Так или иначе, а рассудок свой я всё равно потеряю!

– Нет, – печально покачала головой Ванда, – или ты её не любишь, или ты упрям, как сто миллионов ослов!

Но Роману надоел этот разговор:

– Так ты мне дашь то, что я прошу, или нет?

– То, что ты просишь, я тебе не дам! Но у меня есть средство другое. Я думаю, это как раз то, что тебе просто необходимо!

Ванда скрылась за низенькой дверцей, но очень скоро появилась:

– Вот! – и она поставила на стол маленький пузырёк.

Роман взял его в руки, открыл и высыпал на ладошку несколько белых горошин:

– Что это?

– Когда ты проглотишь эту конфетку, то исчезнешь из нашего времени. Я не знаю, куда ты попадёшь, но, глотая по одной горошинке, ты всегда будешь перемещаться в какую-либо эпоху. Кем ты там станешь, как сложится твоя жизнь, я тоже не знаю. Но держи этот пузырёк всегда под рукой, ибо, если ты его потеряешь, то останешься там навсегда! А последняя конфетка вернёт тебя сюда, если ты, конечно, этого захочешь.

Роман крепко сжал пузырёк в руке:

– Спасибо тебе, Ванда!

– За это не благодарят. Но я верю, пиит, ты поймёшь, что я была права! Я только верю в это, потому что, хоть я и колдунья, но такие вещи даже мне знать не дано!

О, какие гневные возгласы в свой адрес я слышу! Вот, мол, колдунью какую-то приплёл! Слабо самому придумать что-то оригинальное! Нет, вы просто не понимаете всей сути. Мне вам хочется показать не только любовь во всём её величии и божественности, но ещё и провести вас по разным эпохам, чтобы вы узнали, как жили ваши далёкие предки. А как, интересно, я отправлю героя туда, не прибегая к колдовству? Ну, и ещё, неужели же вам совсем не симпатична эта роскошная женщина?!

VII

В начале июля ночи белые, мягкие, тёплые. Как чудесно в такую ночь бродить вдвоём с человеком, который тебе ближе и дороже всех! Но как же тоскливо и тяжко, если этот человек не с тобою, не рядом, и вовсе не потому, что он где-то далеко или занят неотложными делами! Нет, он совсем близко, но сам, по своему непонятному хотению, не желает этой близости!

Ангелина долго и бесцельно бродит одна. Её не радует ни нежная прозрачная ночь, ни бестолковое радостное птичье пение, ни рождение нового дня. Что ей тёплая ночь, если любимый холоден, что ей птичье пение, если любимый молчалив, что ей светлый день, если любимый мрачен!