Пушинка в урагане. Контуры нового мира

Голос химика глуховатый, в нём чувствуется внутренняя сила. Рука тоже внушает уважение: твёрдая, ухватистая, без мозолей, зато с пятнами от заживших ожогов.

– Главный помощник руководителя группы, и, как Вы, государь, любите выражаться, генератор новых идей, Татаркин Александр Гордеевич.

Остальных химиков я как-то не запомнил, и немудрено: передо мной проходят тысячи лиц, я запоминаю лишь важнейшие. На остальных ребята из секретарского аппарата Андрея Ефимовича ведут фарли-досье[1 - Фарли-досье представляет собой набор записей, хранимых политиками, на людей, с которыми они встречались ранее. Термин назван по имени Джеймса Алоизиуса Фарли, бывшего менеджера предвыборной кампании Франклина Делано Рузвельта.]. В случае встречи с этими людьми когда-нибудь в будущем, секретарь заранее представит мне карточку со сведениями об этом человеке, и о наших предыдущих встречах, и я смогу с ним говорить демонстрируя полное знание биографии и жизненных обстоятельств собеседника. Кто-то скажет, что это недостойный приём, но будет прав лишь частично: политик моего нынешнего ранга, при всём желании неспособен запомнить всех людей, с которыми встречается, поэтому нужны подсказки. Наконец процедура представления закончена, переходим к основной части:

– Итак, Дмитрий Иванович, прошу Вас рассказать более подробно о том, что вы принесли.

– Если Вам, государь, будет угодно, расскажет Аксель Борисович.

– Слушаю Вас, Аксель Борисович. Хотя, погодите минутку, давайте сядем поудобнее, выпьем чаю. Если кто-то желает другой напиток, скажите, и вам подадут требуемое.

– После некоторых дискуссий мы коллегиально выбрали несколько веществ, самым перспективным из которых оказался фенол.

– Да-да припоминаю, мне показывали это вещество в качестве продукта получаемого из торфа.

– Совершенно верно государь, сейчас мы его получаем в основном методами торфохимии. Путём сложных превращений мы получили новое вещество, из которого и вытянули волокно, а из него, в свою очередь, и получили эти нити.

– На что пригодны эти нити сейчас?

– Из них вполне можно ткать грубые ткани, например рогожу для мешков, поскольку такая ткань по прочности равна джутовой, а по цене, если начнётся массовая выделка, обещает быть вдвое дешевле.

– Прекрасно. Испытайте ткань на устойчивость к различными видам воздействий: повышенной и пониженной температуры, сырости, солнечному излучению и прочих факторов, а если, в смысле когда, выявятся недостатки, подумайте как их купировать или избежать.

– Мы считаем, что материал готов к массовой выделке уже в существующем виде.

– Это даже не обсуждается: надо – значит надо. Составляйте план, смету, и Министерство химической промышленности вам поможет. Кстати, вы связывались с ним?

– Разумеется, государь. Все исследования финансировались сначала по линии Академии Наук, а потом, по мере получения реальных результатов, мы перешли на финансирование от министерства.

– Где собираетесь строить первый завод?

– Завод уже начали строить, государь. В Орле. Министерство химической промышленности сразу выделило куратора наших исследований, это титулярный советник Зайцев Онон Ононович, он и посодействовал началу строительства.

– Значит, поощрения удостоится и он. Есть ещё вопросы?

– Так точно, государь, вопросы имеются.

– Слушаю Вас, Дмитрий Иванович.

– По моим, и моих коллег наблюдениям, Ваши советы позволяют значительно сократить время поиска верного пути исследований. Подскажите: в каком направлении нам следует сосредоточить основные усилия?

Внимательно смотрю на Менделеева и присутствующий учёный народ. Любопытно, но ни на одном лице нет и тени ехидства, или даже иронии. Нет и сладенькой струи лести. Взрослые мужики ждут дельного совета от взрослого мужика. Вот так-так! Неужели я заслужил настолько высокий авторитет? Похоже, что да.

– Ну что же, коль скоро вы не брезгаете суждениями дилетанта, выскажусь. Во-первых, вам необходимо добиться минимально возможной толщины волокна. Всем известно, что чем тоньше и длиннее волокно, тем тоньше и прочнее нить, спряденная из этих волокон. Но создание материала, из которого тянется нить, это задача химиков, и задача эта, господа, чрезвычайно сложная. Я бы вам рекомендовал создать несколько групп химиков, технологов и текстильщиков, которые бы занялись созданием конкретных тканей: для верхней одежды, для платья и для нижнего белья. Скорее всего, первые успехи нас ожидают на пути создания смесовых тканей, в которых основные механические нагрузки примут на себя синтетические волокна, а органолептические показатели обеспечат натуральные волокна растительного и животного происхождения. Чисто синтетические ткани нужны для верхней одежды: плащей и тому подобного. А полного успеха вы добьётесь, когда вам удастся создать нить, из которой будут вязать тончайшие женские чулки. Такой вот парадокс, господа: создание легкомысленного элемента одежды требует гигантских усилий целых отраслей науки, технологии и промышленности.

Присутствующие заулыбались, начали переглядываться.

– Но скорее всего я хотел бы получить от вас синтетическую ткань на замену перкалю. Натуральный перкаль довольно дорог, а для нужд авиации его требуется огромное количество. Ваша задача, господа, создать заменитель перкаля вдвое дешевле, вдвое тоньше и вдвое прочнее натурального. Вы понимаете, что эта задача не на один года, она будет состоять из многих промежуточных этапов, со своими достижениями, но она сулит колоссальную помощь нашей стране и населяющим её людям всех сословий. Следующая задача – это создание волокна на замену шёлку. Вы знаете, что существует такое средство спасения лётчиков, как парашют, изготовляемый из шёлка. Нам нужна ткань легче и прочнее, более износостойкая, и, что немаловажно, более дешёвая. Далее: нужно волокно, для армирования шин, транспортерных лент и клиновых ремней, которые используются в технике, особенно сельскохозяйственной. Господа инженеры, если вы при этом создадите машины, для армирования этих устройств без участия человека, моя благодарность будет безбрежной. Ну и последнее, вернее первое по срокам: в мировом хозяйстве ежегодно употребляются тысячи тонн различных верёвок, от корабельных канатов до упаковочных бечёвок и шнурков для ботинок. На мой взгляд, вам нужно как можно быстрее начинать их производить.

На этом мы и расстались, я задержал только Гердта.

– Аксель Борисович, прошу Вас составить список лиц достойных награждения, с подробным изложением заслуг кандидата. Не стесняйтесь выдвинуть на пожалование и совсем молодых людей. Главное – это степень существующих заслуг и потенциал человека. Бывает так, что человека надо наградить авансом, но сами понимаете, такое должно быть нечасто.

***

Подготовка к войне завершена, военные роют землю копытом и рвутся в бой, дело осталось за формальным поводом для войны. Я ломал голову в поисках повода, МИД, едва ли не в полном составе напрягался на ту же тему, а тут англичане сами буквально на блюдечке, преподнесли нам Casus belli[2 - Casus belli (лат) – повод для начала войны.].

Произошло это так: из Петербурга на Дальний Восток отправились три парохода с грузами для поселенцев, которые потихоньку заселяли Приморье. Кроме всего прочего, что потребно жителям дальних рубежей, везли пароходы и оружие: охотничьи ружья и дробовики, переделанные из списанного боевого оружия. И боеприпасы имелись: дробь, картечь, жаканы и прочий охотничий скарб. Разумеется, весь груз был добросовестно указан в грузовых документах. Пароходы зашли в Ирландию, где на одной из семенных станций для нас был приготовлен груз семенного картофеля, и тут началось самое забавное. Британские таможенные власти объявили охотничье оружие военной контрабандой для ирландских повстанцев, и на этом основании пароходы вместе с грузами были реквизированы. Экипажи в полном составе отданы по суд и после неприлично краткого разбирательства, всего за пятнадцать минут, отправлены на каторгу в Австралию. Русские консульство и посольство просто не были поставлены в известность об инциденте. Слава богу, наша агентура в Ирландии достаточно развита, и получив сведения о происшествии, тут же доложила по команде. Консул в Дублине и посол в Лондоне немедленно заявили решительный протест, впрочем, проигнорированный англичанами. Спустя сутки русский посол явился на приём к королю и предъявил ультиматум: если Великобритания в течение суток не освободит корабли и экипажи арестованных пароходов, то Россия оставляет за собой полную свободу действий, и для начала арестует всю собственность британских подданных на территории Российской империи. В случае, если и после этого корабли и экипажи не будут освобождены, а компенсации за моральные и финансовые убытки не выплачены, то Россия национализирует всё имущество британских подданных на своей территории. Следующим шагом на пути к справедливости будет уничтожение боевых кораблей британского флота, где бы они в тот момент ни находились.

Текст ультиматума в тот же день был опубликован в крупнейших газетах Европы, так что англичанам остались только два варианта действий. Первый: уступить, и получить национальное унижение, которое повлечёт за собой крах всей колониальной державы. Второй вариант – идти на обострение со стопроцентной вероятностью получения войны на несколько фронтов. Основной бой будет с Россией, а в это время остальные хищники начнут отгрызать у Англии колонии, что уже определено на Вашингтонской конференции.

Англичане, как выяснилось, ещё не растеряли своего боевитого духа, и выбрали войну. Посол в Петербурге представил мне телеграмму своего короля, в которой тот отвергал ультиматум и объявлял войну России. Я, в свою очередь, заявил, что войны не желаю, и всего лишь накажу зарвавшихся наглецов. Я бы удовлетворился наказанием чиновников, явно превысивших свои полномочия, но поскольку король берёт на себя ответственность за чужую глупость, то наказано будет государство, а коль так, то русскому флоту даётся указание арестовывать, а в случае неповиновения топить, все английские торговые суда. И наш флот вышел в Балтийское море, где в течение недели перехватил и привёл в наши порты все корабли, находящиеся в собственности британских подданных, вне зависимости от того, под чьим флагом в этот момент они шли. Наш МИД выступил с заявлением, что англичане известные лжецы, и для них сменить флаг – дело пустяковое. Попытался зашевелиться шведский парламент, но хорошо проплаченные шведские патриоты организовали множество демонстраций и газетную шумиху под общим лозунгом: «Швеция хочет быть нейтральной». Европа в этом случае, склонялась скорее на сторону России, чему способствовала и пропаганда в газетах: русские борются за свободу, честь и достоинство своих моряков, причём действует она совершенно в духе самой Великобритании. На Севере мы резко усилили группировку боевых кораблей Пограничной Стражи, и открыли сезон охоты на английских контрабандистов, скупщиков мехов и прочих бандитов под британским флагом. Англичане, от большого ума, сунулись на наш Север силами трёх крейсеров, но они, попытавшись обстрелять сторожевики Пограничной Стражи, тут же получили ответ в виде девятки бомбардировщиков. Наши пилоты засыпали британские крейсера мелкими бомбами, и в результате на трёх кораблях осталось только два офицера-механика. Остальные в момент налёта находились на верхней палубе или на мостике, куда и метили лётчики. Артиллерия крейсеров была прикрыта только броневыми щитами, отчего повреждены оказались и пушки. Короче все кто мог, спрятались на нижних палубах. Потом на борт поднялись матёрые волки из морской пехоты, для такого случая переодетые в форму пограничников. Пограничники зафиксировали попытку вооружённой поддержки контрабандистов, и отконвоировали крейсера в Архангельск. В Архангельске английских моряков судили и отправили на каторгу, а в газетах появились ядовитые комментарии в духе: «Вот, мол, каковы английские военные моряки, если их берёт в плен обычная пограничная стража». Рынок отреагировал на события вполне ожидаемо: желающих фрахтовать английские грузовые суда стало как-то очень мало, что повлекло серьёзные убытки.

Удара по кошельку островитяне стерпеть не смогли, и впали в ура-патриотический раж. Во всех газетах печатали карикатуры, в которых изображали, как и в какие сроки, Англия поставит на колени Россию. Общество воспылало патриотизмом и не только кричало о войне, но и, в виде своих представителей, делом подтверждало лозунги. Только за первую неделю после объявления войны, британский флот пополнился тридцатью тысячами добровольцев, вдвое больше пожелали служить в авиации, причём полторы тысячи из них – на собственных самолётах. С одной стороны, количество самолётов в английской авиации достигло количества почти в две с половиной тысячи машин, а другой стороны качество этого хлама было весьма невысоким: три четверти поступивших в ВВС самолётов было французской и собственно английской разработки и производства, и представляло собой коллекцию сырых поделок различной степени убожества. О дисциплине и уровне боевой подготовки говорить вообще не приходилось: титулованные недоумки, приходя на службу, требовали себе званий и должностей «сообразных титулу», а командование шло им навстречу, давая должности аристократам, и отстраняя опытных командиров недостаточно высокого происхождения, а те, в свою очередь, косяком пошли в отставку. В самом деле, кого по итогам войны сделают крайними? Понятно, что не аристократов.

***

За всей этой военной суетой как-то незаметно прошло погребение кайзера Второго Рейха Вильгельма Первого. Церемония получилась до неприличия скромной, так как большинство мероприятий было объявлено чисто семейными, к тому же, многие царствующие дома прислали на похороны второстепенных представителей.

На похоронах всплыла неожиданная новость: кайзерина Августа жива. Она на двухместной «Сороке», управляемой лейб-пилотом Алексом фон Черновым, в ночь убийства её мужа, ускользнула из Городского Дворца и сумела долететь до Бельгии. Дозаправку она производила на аэродромах штабов армейских корпусов, где ещё не знали ни об убийстве кайзера, ни о бегстве его жены. Впрочем, кайзерина Августа не стала выдвигать обвинения своему сыну, Фридриху, как и не стала вообще делать какие-либо заявления. Она просто поселилась в уединённом имении неподалёку от Брюсселя у своей подруги, бельгийской графини.

Я порадовался за тётушку Августу, и послал ей новый комплект ортопедического оборудования, взамен утерянного при бегстве: кресло-каталку, массажный стол и прочие важные вещи, вроде костылей и тростей, облегчающие жизнь больного. Вдовствующей кайзерине все эти вещи повёз врач, рекомендованный мне самим Боткиным. Вскоре я получил благодарственное письмо от тётушки Августы, с добрыми пожеланиями и выражением твёрдой уверенности, что в предстоящей схватке титанов Россия одержит решительную победу.

***

Но при всей нашей подготовке, тянуть дело с началом войны было нельзя, тем более, что повод для её начал есть. А тянуть рискованно: у Великобритании огромный военный флот, правда, разбросанный по всем океанам. Если англичане соберут ударный кулак, то нам с ними не совладать: не нашему мелкому флоту бороться со стальной лавиной броненосцев. Опять же, следовало учитывать недооценку наших сил и новых возможностей английскими адмиралами, которые не удосужились усилить флот Метрополии за счёт других флотов, или хотя бы ускорить вывод их ремонта кораблей, стоящих в доках и спуск новых кораблей. Но это проблемы англичан, и я не собираюсь прощать им глупость.

Наша эскадра в составе шести авианосцев и кораблей прикрытия вышла из датских проливов и двинулась в сторону Британских островов. Двигались мы неторопливо, постоянно держа в воздухе пару разведчиков. Была надежда, что англичане не оценили возможности авианосцев. У надежды были основания: даже многие наши моряки считали авианосцы просто кораблями для перевозки самолётов, и мы старательно поддерживали это мнение. Лётчики на вопросы о посадке на корабль снисходительно отмахивались, дескать, такой акробатический трюк могут проделать разве что двое-трое из эскадрильи, да и то, только в очень хорошую погоду. Эти же сведения понесли противнику трое матросов-дезертиров, тишком сбежавших на спасательной шлюпке с броненосца «Император Александр Второй», когда мы проходили вблизи шведского берега. По беглецам стреляли, одного труса, кажется, убили.

И, похоже, англичане купились.

Навстречу нашей эскадре вышли десять броненосцев с кораблями поддержки, а наблюдение за нами посменно вели восемь «Аистов» с подвесными топливными баками. Кстати сказать, мы совсем недавно стали производить эту аппаратуру на продажу, а англичане её сразу же применили, причём против нас. Мы же демонстрировали свою неспособность к авиаударам: взлетали только гидросамолёты на базе «Сороки» с пусковых стрел броненосцев, и приземлялись они исключительно на воду. Гидросамолёты делали попытки отогнать английских разведчиков от эскадры, но каждый раз безуспешно: у «Аиста» и скорость и высота полёта выше, чем у гидросамолёта, особенно учитывая то, что нашим лётчикам категорически предписывалось летать только на средних оборотах. Надо сказать, что летуны изрядно веселились, разыгрывая этаких слабаков и предвкушая бой, когда они наконец-то вломят наглам от всей широты русской души. Наконец, на горизонте показалась британская армада, превосходящая нашу эскадру примерно втрое, и решительно пошла на сближение с нами. Согласно плану боя, наши авианосцы оттянулись назад, и начали разгоняться против ветра, готовясь выпустить своих морских ястребов. В это время от английского берега показались ведущие группы британских бомбовозов.

Английские броненосцы начали пристрелку с максимальной дальности, и наши начали отвечать, стараясь не допустить сближения с британским флотом. Насчёт этого был категорический мой приказ: броненосцы использовать только для добивания подранков и взятия трофеев. В бой накоротке не вступать! Моряки морщились, но вынуждены были подчиниться прямому приказу императора.

И вот на безупречно ровной глади моря разыгралась грандиозная игра в кошки-мышки. Британцы, поверив, что мы без воздушного прикрытия, бросились вперёд, а мы приготовились их огорчить. Три авианосца выпустили пятьдесят истребителей на базе «Сороки» с моторами повышенной мощности, вооруженных каждый четырьмя пулемётами, в запасе оставалось ещё семьдесят машин: они поднимутся на смену истребителям, израсходовавшим топливо и боезапас. А остальные три авианосца стали выпускать первую половину своих бомбардировщиков, а на каждом имелось по тридцать единиц, всего девяноста. Первыми вражеских кораблей достигли горизонтальные бомбардировщики, и засыпали их осколочными бомбами, взрывающимися в воздухе на высоте около пятидесяти метров. Расчёты Гатлингов, скорострельных пушек, все кто находился на незащищённых палубах, и мостиках были по большей части убиты или ранены, и встретить наши ударные самолёты смогли лишь считанные стволы. Вторыми сбросили свои торпеды торпедоносцы, а там и топмачтовики донесли свои гостинцы в борта британских кораблей. Англичане, как могли, маневрировали, на место убитых зенитчиков вставали новые и новые матросы, а то и офицеры, но осколочный дождь выкашивал их снова и снова. Попадания бомб и торпед последовали одно за другим, и броненосцы стали вываливались из строя, кто, ложась в циркуляцию, а кто, совсем потеряв ход.

Англичане собирались бить слабого противника, но вдруг сами оказались в положении избиваемого. Наверное им в этот момент было очень обидно!

В воздухе тем временем закрутилась другая карусель: наши истребители встретили английские бомбардировщики, и, сближаясь почти вплотную, расстреливали пилотов. Самолёты падали в море, словно град чудовищных размеров. Какие-то самолёты канули в воду, оставив только круги на воде, какие-то взрывались на поверхности, повергая в ужас тех, кто следовал за ними. Часть англичан стала торопливо сбрасывать бомбы и разворачиваться обратно, но истребители их легко настигали. Сближение, пулемётная очередь, и очередной бедолага валится в море. Беда английских пилотов была в том, что они удалились от берега на расстояние, откуда трудно быстро вернуться: скорости у самолётов пока слишком маленькие. Наши истребители превосходили англичан как в скорости, так и в манёвре, и в отличие от них имели мощное вооружение. Огромный минус в подготовке англичан был и в том, что хоть как-то обучены, были только строевые лётчики с довоенной подготовкой. Добровольцы же обучением пренебрегали. Сейчас, в бою, старых лётчиков было видно по тактически грамотным действиям: сбросив бесполезный груз, они снижались на минимальную высоту и маневрировали, уходя от атак истребителей. Добровольцы, наоборот, либо лезли в бессмысленные атаки, либо пытались оторваться на максимальной скорости, не понимая, что скорость русских истребителей на пятьдесят, а иногда и на семьдесят километров в час больше.

Я в это время находился на авианосце «Ирина», флагманском корабле авианосного отряда. Кстати о названиях: имена античных богинь и нимф я отобрал у крейсеров, и передал новому классу боевых кораблей, авианосцам. Остальные корабли: «Аврора», «Диана», «Афродита», «Гемера» и «Деметра», двигались вместе с «Ириной» строем фронта. Всё-таки хорошо в открытом море: просторно, можно свободно маневрировать, и главное тут не слишком удалиться от противника и своих кораблей, ну да это забота флагмана. Я, со своей стороны, старался никому не мешать, и, взяв самый мощный из биноклей, взобрался на смотровую площадку, расположенную как раз на крыше ходовой рубки. Отсюда мне отлично видна вражеская эскадра, разбитая на три отряда, дымящая на самом горизонте, и наша эскадра, двумя отрядами из броненосцев и тяжёлых крейсеров, двигающаяся параллельно врагу. Довольно прилично виден и воздушный бой, происходящий как раз над британской эскадрой и чуть позади её движения. Оптика, как сумела, приблизила для меня картину боя, и у меня созрело одно важное решение. Спустившись в рубку, я обратился к адмиралу Казнакову:

– Николай Иванович, дайте команду нашим истребителям бить в первую очередь английских добровольцев, они отличаются раскрашенными машинами: кто-то намалевал свой герб, кто-то картёжные масти, а строевым лётчикам это было запрещено.

Адмирал изумился:

– Ваше императорское величество, почему Вы решили отпустить кадровых пилотов?