ОбрАДно в СССР

– СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ! СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ!

Буквально через минуту взвод 1-го механизированного легиона имени Цезаря, полз по траве в сторону пожарной кучи песка, где творилась сущий САДИЗМ над МЁРТВЫМ ЕЖОМ! Но как тока, мы взвели ТЕТЕВУ, вороны бешено взметнулись и полетели в небо. Мы выпустили шквал стрел и дротиков, но всё было мимо. Они зловеще, кружились на таком расстояние, которое было недосягаемо для наших стрел. Катя делала вид, что эта сцена доставляет ей массу удовольствия:

– Сержик, вы распугали всю нечисть! Браво! Я тебе дарую право поцеловать мой мизинец!

Но этой белиберды, я уже не слышал, в моём мозгу, чеканились только три слова: ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА!

Мы отступили назад и затаились, в надежде, что вороны снова прилетят рвать ежа, но как только мы подползали на исходные позиции, вороны тут-же взмывали в небо. Так было несколько раз.

Между делом, чтоб обратить на себя внимания, Катя вставляла какие-то реплики, что-то комментировала, но я словно был в забытье. Даже кода пришёл ВАДИМ, мне было всё пох, и я не обратил никакого внимания на её сто кратно повторённую реплику, по всей видимости, она была в негодование:

– Ну так значит, мы пойдём, прогуляемся с ВАДИМОМ?!

– Ну, да, да! Отлично!

– Тогда мы прогуляемся с ВАДИМОМ в дальний лес?!

– Ага, ага!

– Тогда мы прогуляемся с ВАДИМОМ в САМЫЙ дальний лес?!

– Ну, да, да! Отлично! Остерегайтесь волков, они Лёху ТОЛСТЯКА полностью сожрали…

– Ну, так значит, мы уже уходим…

– Ага, ага! Ломитесь!

Я этого, уже не слышал, а думал только – ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА! Мы замутили десяток попыток, но так и не подстрели ни одной вороны! Я был в ярости. Я бросился в подвал, в нашу лабораторию имени доктора МЕНГЕЛЯ, где проходили бесчеловечные опыты над мышами. Мы обильно кормили их жратвой из столовки, но с разными добавками. Например, котлета с зубным или стиральным порошком. Сардельки в солидоле или со смолой. Каша с крысиным ядом или с масленой краской. Бутерброд с лаковой или ПВА начинкой. Бычки из пруда в жидком фосфоре или со ртутью. Мы внимательно следили за их поведением, после каждого приёма ТАКОЙ ВКУСНАТИЩИ. Мы хотели добитца их мутации, вырастить громадных фосфорных крыс, целую армию, и с их помощью захватить ВЛАСТЬ над миром.

Вощем, три фосфорных мыши, были задолблены молотками и брошены в качестве приманки к воронам. Они устроили сущий ХИЧКОК ад, они очень хотели попробовать геномодифицированный продукт. Но всё испортил СОКОЛ, он как штурмовик ХЕ-111 – колом выскочил из-за тучи, схватил 2 мышей и был таков. Вороны дико недовольно каркали на соседних соснах. Молодежь сделала предложение, на время КИНОШКИ в клубе, заминировать ежа. Так и поступили. Для этого мы использовали самопальную бомбу «ШАХИД-3», с диким количеством шарикоф из подшипника, шурупов и гвоздей. По нашему плану, такая бомба, могла как шрапнель – скосить целую стаю ворон.

Когда фильм закончился, мы вышли из клуба и стали думать, чё будем делать? В этот момент заорал Андрюха косой:

– Смотрите СОТНИ ТЫСяч ВОРОН! – действительно сумеречное небо, словно почернело от тысяч ворон! Наверно их что взбаламутило. Мы бросились бежать к пожарной кучи, но не успели. Впереди за корпусом раздался ацкий взрыв, вороны бешено взмыли в небо и молнией скрылись в сосновом лесу.

Когда мы подбежали, к пожарной куче, то чуть не разрыдались от горя! Бомба «ШАХИД-3» взорвала Имперского кота ВАСЬКу и двух случайных воробьев. Коту оторвало голову и хвост, когда мы её нашли, в зубах ВАСЬКА сжимал мутированную мышь ЛЮСЮ.

Сначала мы его хотели похоронить варварским христианским способом в земле, но потом решили сделать всё в ИМПЕРСКИХ ТРАДИЦИЯХ. Собрали всю мертвечину и поломились в кательню, там с жаром горела железная печь. Мы подбросили угля, а потом туда затолкали останки кота, воробьев и ежа. Еж дико не пролезал в печную створку, пришлось его долбить ломом и кувалдой. Вскоре, он тоже оказался в духовке и тут-же ярко вспыхнул. Первую секунду мы дико любовались горящим котом, ежом и мутированной Люсей, которая горела ОРАНЖЕВЫМ фосфорным огнём. Но уже через мгновение вся котельная наполнилась ЯДОВИТОЙ ВОНЬЮ от животных, заткнув носы мы пулей выскочили на воздух. Мы ржали 15 мин, но вскоре перестали, вонь вместе с едким дымом стала валить из трубы. Мы отправились на лагерную дискотеку, но и там скоро началась дикая вонища. Один из вожатых стал озиратца по сторонам, чтобы определить, откуда идёт вонища:

– Просто какой-то БУХЕНВАЛЬД, а не СОЛНЕЧНЫЙ! Мы сжалились над пионерами, взяли из военного кружка противогазы и отправились в кательню. Кот и Люся сгорели дотла, а ёж горел как ВОЛШЕБНЫЙ УГОЛЁК. Мы вытащили его мясным крюком и поручили «молодым» утопить ежа в пожарном пруду, куда его тут же поволокли. Я решил внимательно осмотреть печку. На ней стояло заводское клеймо и год выпуска, которое частично были сбито стамеской. Мы очистили печь и прочитали: «КРУП сталь. 1924.». Так вот значит, откуда печки?! Их просто демонтировали в 1946 году из учебного лагеря дивизии вафен СС «ВИКИНГ», располагавшегося в ЗЕНХАЙМе, что в Верхней Силезии. Коту очень повезло, быть кремированным в такой печи!….

Терзания любви

После этого инцидента с ЕЖОМ, КЭТ стала меня дико игнорировать, не разговаривала или проходила мимо. Она несколько дней была очень холодна со мною.

Настоящие мои терзания начались с того мгновения. Я ломал себе голову, раздумывал, передумывал и неотступно, хотя по мере возможности скрытно, наблюдал за КЭТ. В ней произошла перемена, это было очевидно. Она уходила гулять одна и гуляла долго. Иногда она не показывалась по целым часам, или сидела у себя в комнате. Прежде этого за ней не водилось. Я вдруг сделался или мне показалось, что я стал чрезвычайно проницателен, подозрительным и ревнивым. Мне казалось, что она затусовалось с кем-то из своего окружения.

«Не он ли? «– спрашивал я самого себя, тревожно перебегая мыслью от одного ее поклонника к другому. Моя наблюдательность не видала дальше своего носа, и моя скрытность, вероятно, никого не обманула; по крайней мере, ВАДИМ скоро меня раскусил. Впрочем, и он изменился в последнее время: он похудел, смеялся так же часто, но как-то глуше, злее и короче. Невольная, нервическая раздражительность сменила в нем прежнюю легкую иронию и напущенный цинизм. Вскоре дошли слухи, что КЭТ несколько раз по ночам покидала корпус и её даже видели в окрестностях пожарного пруда. Я был в ярости и одновременно в обломе! С такими дикими мыслями я шёл в сторону стадиона, как вдруг на лужайке за кустами смородины я увидел КЭТ.

Подпершись обеими руками, она сидела на траве и не шевелилась. Я хотел было осторожно удалиться, но она внезапно подняла голову и сделала мне повелительный знак. Я замер на месте: я не понял ее с первого раза, она повторила свой знак. Я перескочил через куст и радостно подбежал к ней; но она остановила меня взглядом и указала на дорожку в двух шагах от нее. В негодование и раздражение, не зная, что делать, я стал рядом. Она до того была бледна, такая горькая печаль, такая глубокая усталость сказывалась в каждой ее черте, что сердце у меня сжалось, и я невольно пробормотал:

– Кэт, что с тобой?

Она протянула руку, сорвала смородинку, укусила и сплюнула ее прочь, подальше.

– Сержик! Ты меня очень любишь? Да? – спросила она, наконец.

Я ничего не отвечал, и уже подозревал, что мутитца какая-то заготовка. Она продолжила свой монолог, по-прежнему глядя на меня:

– Да. Это так. Такие же глаза! – прибавила она, задумалась, закрыла лицо руками и прошептала:

– Все мне опротивело!.. Ах, мне тяжело… боже мой, как тяжело!

– Отчего, всё так плохо КЭТ? Через 10 дней конец смены, поедем в Москву. Там Олимпиада будет. Клёвые тусовки будут!

КЭТ мне не отвечала и только пожала плечами. Я продолжал стоять и с глубоким унынием глядел на нее. Каждое ее слово так и врезалось мне в сердце. В это мгновенье я, кажется, охотно бы отдал жизнь свою, лишь бы она не горевала. Она положила мне руку на голову и, внезапно ухватив меня за волосы, начала крутить их.

– Больно… – проговорил я наконец.

– А! больно! а мне не больно? не больно? – повторила она.

Она осторожно расправила вырванные волосы, обмотала их вокруг пальца и свернула их в колечко.

– Я твои волосы к себе в медальон положу и носить их буду, – сказала она, а у самой на глазах все блестели слезы. – Это тебя, быть может, утешит немного!

Слезы КЭТ меня совершенно сбили с толку и я решительно не знал, на какой мысли остановиться? Я и сам готов был плакать: я все-таки был школьником.

Я глядел на нее и, все-таки не понимая, отчего ей было тяжело, живо воображал себе, как она вдруг, в припадке неудержимой печали, ушла в сад и упала на землю, как подкошенная. Я хотел, ради неё совершить, какой-нибудь даже дурацкий подвиг!

Воображение мое заиграло и я начал представлять себе разные мифические триллеры, как я буду спасать ее из рук неприятелей, как я, весь облитый кровью, исторгну ее из темницы, как умру, у ее ног. Я вспомнил картину, висевшую у нас в гостиной: Малек-Аделя, уносящего Матильду или сцену из КАПИТАНСКОЙ ДОЧКИ Пушкина! Незаметно мой воспаленный разум переключился на окружающую действительность, и я узрел большого пестрого дятла, который хлопотливо поднимался по тонкому стволу березы и с беспокойством выглядывал из-за нее, то направо, то налево, точно музыкант из-за шейки контрабаса.

Кругом было и светло и зелено; ветер шелестел в листьях деревьев, изредка качая длинную ветку малины над головой КЭТ. Где-то ворковали голуби и пчелы жужжали, низко пролетали по редкой траве. Сверху ласково синело небо, а мне было так грустно.

И вдруг меня осенило её спросить:

– А в кого ты влюблена?

Мои глаза и её глаза встретились. Она опустила их и слегка покраснела. Я увидал, что она покраснела, и похолодел от испуга. Я уже прежде ревновал к ней, но только в это мгновение мысль о том, что она полюбила другова парня, сверкнула у меня в голове: «Боже мой! она полюбила!» КЭТ торопливо пожала мне руку и побежала вперед….

Кровь во мне загорелась и расходилась. Ночью мы решили замутить излюбленный пионерский ТРЮК – измазать ЗУБНОЙ пастой спящих герлов, то есть я хотел влезть в окно к КАТИ и измазать именно её!

…Я проснулся среди ночи, проворно оделся, как самнабула и лунатик сиганул в окно, а потом поломился в сторону её корпуса. Ночь была темна, деревья чуть шептали; с неба падал тихий холодок, от огорода тянуло запахом укропа. Я перешёл аллею; легкий звук моих шагов, смущал и бодрил меня. Я останавливался, ждал и слушал, как стукало мое сердце – крупно и скоро. Наконец я приблизился к её корпусу и спрятался за скамейкой. Вдруг мне почудилось, в нескольких шагах от меня промелькнула женская фигура… Я усиленно устремил взор в темноту, я притаил дыхание. Что это? Шаги ли мне слышатся, или это опять стучит мое сердце?

– Кто здесь? – пролепетал я едва внятно. Что это опять? Подавленный ли смех?., или шорох в листьях… или вздох над самым ухом? Мне стало страшно…

– Кто здесь? – повторил я еще тише.

Воздух заструился на мгновение; по небу сверкнула огненная полоска; звезда покатилась.