Серебряный ветер

Серебряный ветер
Сергей Александрович Есенин

Анатолий Николаевич Филиппов

Поэтический Парнас
Сергей Есенин – поистине народный поэт, потрясающий современников и потомков яркостью и самобытностью своего огромного таланта. Время не властно над его поэзией: давно ушли в прошлое многие события, волновавшие поэта, изменилась реальность, питавшая его стихи, но каждое новое поколение открывает для себя в Есенине нечто близкое и дорогое.

В сборник вошли лучшие лирические стихотворения поэта.

Сергей Есенин

Серебряный ветер

Составитель А. Филиппов

© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021

«Эту жизнь за все благодарю…»

Любя твой день и ночи темноту,
Тебе, о родина, сложил я песню ту.

    Табун

Русская поэзия двадцатого века дала миру немало блистательных имен. Среди них были поэты, отмеченные несравненной мощью гражданского пафоса, особой виртуозностью стиха, и были поэты, владевшие исключительным умением увидеть и передать тончайшие нюансы движений души человеческой и движений природы. В этом пантеоне великих имен имя Есенина занимает одно из первых мест.

Любовь читателей к Есенину, его популярность невозможно сравнить с популярностью любого другого поэта. Дело здесь не в степени славы и привязанности к его творчеству, сам характер любви читателей к Есенину своеобразен. Это не просто неоглядная широта известности, не то, что иные его стихотворные строки сызмальства помнятся каждым, не та степень славы, когда почти немыслимо вообразить человека, которому было бы неведомо имя поэта. Дело в том, что оно каким-то особым, тайным и тихим светом озаряет душу человека.

В стихе Есенина, в его воздействии на читателя, пользуясь словами Гоголя, живет «неведомая сила, свидетель истинно растроганного внутреннего состояния. Сила эта сообщится всем и произведет чудо: потрясутся и те, которые не потрясались никогда от звуков поэзии». Тайна воздействия на человеческое сердце поэтическим словом нашла в Есенине нового, исключительного по силе и умению владеть этим свойством мастера.

Истоки непреходящей любви к поэзии Есенина объясняли тесной и глубокой связью ее с жизненными драмами и конфликтами революционного периода, характерными для тех социальных слоев, к которым поэт был особенно близок. Но эти коллизии остались в прошлом, сменилось не одно поколение, прошедшие десятилетия во многом изменили и перестроили облик его читателей, а стихи Есенина ни на гран не утратили в их глазах своего обаяния.

Эти истоки искали в вечной тяге к земле, выводили их из тоски горожанина по природе, по первозданной естественности сельской жизни, но тяга к поэзии Есенина присуща и тем, кто никакого разрыва с родной природой не ощущал и не ощущает, кому нет нужды возмещать этот реальный или мнимый разрыв с помощью стихов, да и к тому же он писал не только о природе, а прежде всего о человеке, о его судьбе, о его горестях, заботах и счастье.

Есенин стремился – насколько это дано и возможно сделать с помощью стиха – вселить в человека веру в свет, раскрыть для него радость земного бытия, вернуть – даже глубоко несчастному – надежду на избавление, сказать ему слово участия. Энергия и мысль поэта изначально были устремлены на преодоление неблагополучия в человеческой душе, на сопереживание человеку. Людские несчастья жили в его поэзии как личные, собственные. Он всегда был «обиженным в мире» за любое неустройство в жизни. Видел в сострадании свою нравственную позицию и свой долг.

В статье «Интеллигенция и революция» А. Блок писал: «Великие художники русские… погружались во мрак, но они же имели силы пребывать и таиться в этом мраке, ибо они верили в свет. Они знали свет. Каждый из них, как весь народ, выносивший их под сердцем, скрежетал зубами во мраке, отчаянье, часто злобе. Но они знали, что рано или поздно все будет по-новому, потому что жизнь прекрасна».

А. Блок говорил в данном случае о Пушкине, Гоголе, Достоевском, Толстом. Но в не меньшей степени эти слова приложимы к самому Блоку и к Есенину.

Вера в свет, в красоту жизни, в человека, одушевляющий гуманистический пафос – главное в творчестве Есенина. В «Анне Снегиной» – самом крупном произведении последних лет жизни – он писал:

Я думаю:
Как прекрасна
Земля
И на ней человек.

В этих простых, безыскусных словах раскрыто основное в самой личности Есенина, в особенностях его дарования и мировосприятия. В жизни поэта были периоды тяжелых потрясений, глубоких душевных кризисов, когда жизненные противоречия казались ему неразрешимыми. Он писал тогда о «черной жути», которая бродит по холмам и как бы охватывает своей тенью всю жизнь, «струит» злобу вора, о «каменных руках», сдавливающих шею деревни, о голосе, превращающемся в предсмертный хрип. Но даже в самых мрачных стихах мечта о счастье и благополучии не покидала поэта. За самой тяжелой строкой у него неизменно ощущается «май мой синий, июнь голубой», виднеется то высокое и прекрасное, что, с одной стороны, создает остроту трагических конфликтов, с другой – рисует выход и возможность их преодоления. Есенин никогда не превращал описание ужаса и грязи в их поэтизацию, никогда не любовался дурным, но всегда его мучительно переживал. «Красота тлена», «смертельное манит» – все эти расхожие модернистские штампы были глубоко чужды мировосприятию Есенина.

М. Горький рассказал о встрече с Есениным в 1922 году, когда поэт переживал тяжелый кризис, когда из-под его пера рождались, пожалуй, самые мрачные произведения «Москвы кабацкой». Передавая впечатления от этой встречи, от чтения Есениным стихов, М. Горький писал: «… Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой “печали полей”, любви ко всему живому в мире и милосердия, которое – более всего иного – заслужено человеком». Человечность, милосердие, сочувствие и любовь ко всему живому, замеченные и подчеркнутые М. Горьким, ясно видны в стихах и поэмах всех периодов творческого пути Есенина. Они составляли глубинную основу его поэзии.

Все свое детство и юность Есенин провел в родном рязанском селе Константинове, в Спас-Клепиках, где он окончил «второклассную» учительскую школу. С ранних лет он воочию видел и нищету деревенской жизни, и непосильные тяготы сельского труда. О том, что Есенин хорошо осознавал кричащие социальные противоречия деревни, что он болел этой вековой болью русской крестьянской жизни, свидетельствуют такие стихи, как «Заглушила засуха засевки…», «Край ты мой заброшенный…» и другие. Однако подобные вещи относительно редки в его раннем творчестве. Пахота и жатва – основные вехи веками размеренного крестьянского труда, но этих картин, по сути дела, в стихах Есенина нет. Чаще встречаются, пожалуй, только сенокос да выпас лошадей в ночном. В его стихах несравненно больше деревенских праздников и гуляний, картин сельского приволья. Свое понимание трагических коллизий жизни, свой гуманистический идеал Есенин раскрывал в ранних произведениях по преимуществу не путем прямого показа социальных контрастов, а иными способами.

Ранние стихи Есенина полны звуков, запахов, красок. Звенит девичий смех, раздается «белый перезвон» берез, вызванивают ивы, звенят удила, «со звонами» плачут глухари, заливаются бубенцы, слышится «дремная песня» рыбаков, шумят тростники, играет то тальянка, то ливенка. Спас пахнет яблоками и медом, ели льют запах ладана. Кругом – мягкая зелень полей, алый свет зари, голубеет небесный песок, кадит черемуховый дым. У его героинь «красной рюшкою по белу сарафан на подоле», синие или украшенные шитьем платки, а герой – в белой свитке и алом кушаке. Полыхают зори, рощи кроют синим мраком, впрочем, мрак может быть и алым, на воде – желтые поводья месяца. Синее, голубое, алое, зеленое, рыжее, золотое брызжет и переливается в стихах поэта.

Сельская жизнь предстает в светлом и радостном ореоле, с ней связываются самые лучшие чувства и верования поэта. Родная рязанская изба и Приокские просторы обретают сказочную красочность:

Полыхают зори, курятся туманы,
Над резным окошком занавес багряный.

Вьются паутины с золотой повети.
Где-то мышь скребется в затворенной клети…

В ранних стихах Есенин открыто романтизирует деревенское бытие. Любуясь особенностями деревенской жизни, картинами природы, он стремится не просто донести до читателя свою радость от их видения, а передать, заразить его ощущением полноты и красоты жизни. Светлый и радостный колорит кажется преобладающим.

Однако за бросающейся в глаза красочностью и многозвучностью в его стихах всегда виднеется нечто грустное и печальное. За мироощущением радостного приятия земного бытия чуть сквозит, чуть брезжит, но обязательно присутствует некая тайна – тайна краткости, конечности человеческой жизни, хрупкости человеческого счастья.

В самых, казалось бы, радостных стихах где-то глубоко внутри затаивается боль. А это, в свою очередь, обостряет восприятие красоты жизни, высочайшей, непреходящей ценности человеческого счастья. У Есенина нередки картины разлук, панихид, похорон («мимо окон тебя понесли хоронить», «звонки ветры панихидную поют», «похороним вместе молодость мою» и т. п.). Часто его героям судьба не дает возможности соединить свои жизни.

Вариации подобных мотивов широки. Но во всех этих стихах даже самая смерть (скажем, в «Хороша была Танюша…», «Зашумели над затоном тростники…», «Под венком лесной ромашки…» и других) выступает не как реальная кончина, гибель, а как поэтическая метафора несбывшихся желаний, сожалений о возможном, но утраченном или недоступном счастье. Есенин стремится найти то, что даст ему возможность «и в счастье ближнего поверить». Этим мерит и оценивает он жизнь. И тем самым наполняет стихи высоким гуманистическим смыслом.

Мечта о человеческом счастье, боль от его отдаленности, недостижимости и хрупкости, сочувствие человеку – это коренные свойства поэзии Есенина, возникшие в его ранних стихах, развитые и пронесенные через все творчество.

И еще одна главнейшая, определяющая черта поэзии Есенина – полная слитность с народной жизнью. Перед Есениным никогда не вставала проблема поиска пути к народу, не было необходимости специально изучать его, постигать «душу народа». И дело здесь не в происхождении поэта, не в обстоятельствах его жизни, не в природном знакомстве с реальными условиями, тяготами и лишениями крестьянской судьбы, хотя, конечно, кровная связь с крестьянской жизнью обогатила Есенина ее органическим, некнижным знанием.

Родная земля дала ему большее – народный взгляд на жизнь, наделила народной мудростью, теми представлениями о добре и зле, о правде и кривде, о счастье и несчастье, которые вырабатывались народом в течение столетий. Ему не надо было искать путей к душе народа – он сам по праву ощущал себя одним из ее носителей. Она жила в нем, была впитана со всем крестьянским обиходом родного села, с теми песнями, поверьями, частушками, сказаниями, которые он слышал с детства и которые были главным родником его творчества. Владел этим неоценимым богатством он свободно и непринужденно. Он говорил и пел теми словами, которыми поет народ. И его собственные стихи стали этой песней, песней нежной и ласковой, грустной и раздольной, вобравшей в себя все многообразие чувств и переживаний народа.

Только одно из ранних стихотворений назвал Есенин «Подражанье песне» («Ты поила коня из горстей в поводу…»), одно из последних – «Песня» («Есть одна хорошая песня у соловушки…») да еще «Песнь о собаке» и «Песнь о хлебе». Но, по справедливости, подобные заголовки он мог бы дать еще многим и многим другим своим стихам. И дело здесь не в том, что у него встречаются прямые реминисценции народных песен (их не так уж много), не в том, что во многих его стихах слышна мелодика народной песни, частушки. Он брал саму поэтику народного песенного творчества, ту первозданную красоту народного взгляда на жизнь, который с такой полнотой выразился в песне. Гоголь писал, что в русских народных песнях «мало привязанности к жизни и ее предметам, но много привязанности к какому-то безграничному разгулу, к стремлению как бы унестись куда-то вместе с звуками». Так и у Есенина: зримая вещественность мира, воспроизводимая в стихах, является не самоцелью, а – при всей живописности, глубине и меткости его наблюдений – лишь способом направить внимание читателя на самую суть живого.

О песенном складе стихов Есенина говорит даже название его первого стихотворного сборника – «Радуница». Нередко в критике это название связывалось с церковным праздником поминовения усопших. Но, думается, правильнее связать его с циклом весенних народных песен, которые так и назывались радовицкими или радоницкими, веснянками. Да и в самом сборнике нет и в помине никакого поминовения усопших, а брызжет через край весенняя озорная радость молодой пробуждающейся жизни.

Уже первые шаги Есенина в большой литературе раскрыли одну из характерных черт его духовного облика – редкую для молодого поэта независимость литературно-художественной позиции. Время Есенина пересекалось величайшими историческими событиями: Первая мировая война, революция, Гражданская война. Вместе со своей страной рос и менялся поэт, мужал его талант. За короткий срок он прошел необычайно яркий и своеобразный путь.

Жизнь сводила его с самыми разными литературными группировками, он участвовал порой в, казалось бы, несовместимых литературных объединениях, каждое из них, естественно, накладывало определенный отсвет на его произведения. Но эти внешние влияния, хотя и оставляли определенные приметы, не затрагивали коренных, глубинных основ его поэтического творчества и литературно-критических взглядов. При всей сложности идейно-художественного развития Есенина его творческий путь сохранял органическое единство и внутреннюю цельность.

В 1918 году, выпустив только два первых поэтических сборника, Есенин написал обширную теоретическую статью «Ключи Марии». С. Городецкий вспоминал об отношении Есенина к этой работе: «Из всех бесед, которые у меня были с ним в то время, из настойчивых напоминаний – “Прочитай «Ключи Марии»” – у меня сложилось твердое мнение, что эту книгу он любил и считал для себя важной».

В этой книге он пытался прояснить изначальное, коренное, природное значение и смысл народного искусства. Утверждая, что «коньки на крышах, петухи на ставнях, голуби на князьке крыльца», другие элементы декора предметов крестьянского обихода «носят не простой характер узорочья», Есенин подчеркивал высокую смысловую значимость любых явлений народного искусства. «Изба простолюдина – это символ понятий и отношений к миру», – утверждал он. Разобрав один из видов вышивок, замечал, что эти узоры «являются как бы апофеозом как трудового дня, так и вообще жизненного смысла крестьянина». В настойчивом желании прояснить особенности народного творчества читается, разумеется, не академический интерес поэта к специфике тех или иных фольклорных жанров, а его стремление ответить на волновавший его вопрос о взаимосвязи своего собственного творчества с жизнью народа. Стремясь раскрыть содержательную природу орнамента, его глубокую связь со всем обиходом крестьянской жизни, Есенин тем самым подчеркивал свою убежденность в том, что каждое произведение искусства неразрывно связано с природой, с жизнью, с трудом человека, что оно не может быть сведено к игре абстрактных форм.

Эту связь с природой, с человеком, с его судьбой и условиями жизни ищет Есенин и в словесном искусстве. «… Каждый шаг словесного образа, – пишет он, – делается так же, как узловая завязь самой природы». Главным в художественном образе для него выступает «творческо-мыслительная значность», стремление ответить на коренные вопросы жизни – что есть человек, откуда он, каков смысл его бытия. Поэтому и главный источник силы искусства для него – в связи с народом, с народной жизнью. Именно в этом главные живительные корни искусства. Искусство представлялось Есенину драгоценнейшим элементом народной жизни. Оно рождено народом как средство выражения своего отношения к миру, к природе и не может быть сведено к словесному трюкачеству.

Отсюда возникло расхождение Есенина с самыми разными литературными группировками формалистического толка, которые в изобилии появлялись в то время. Это определило его особую позицию в таком объединении, как имажинисты, к которому примыкал Есенин в 1919–1924 годах.

Первая «Декларация» имажинистов, под которой в ряду других стояла и подпись Есенина, появилась в январе 1919 года. Об одной из причин, послужившей основой сближения Есенина с этой группой, небезосновательно писал в свое время С. Городецкий: «Он терпеть не мог, когда его называли пастушком, Лелем, когда делали из него исключительно крестьянского поэта. Отлично помню его бешенство, с которым он говорил мне в 1921 году о подобной трактовке его… И вот в имажинизме он как раз и нашел противоядие против деревни, против пастушества, против уменьшающих личность поэта сторон деревенской жизни». Вместе с тем очевидно, что такие утверждения имажинистов, как, например, содержание – это пыль на форме искусства, тема и содержание – «это слепая кишка искусства», никак не согласовывались ни с эстетическими представлениями, ни с творчеством Есенина.

При всей сложности взаимоотношений с «орденом имажинистов» в целом и с его отдельными участниками Есенин неизменно выступал против ряда их коренных утверждений. Последовательно и целенаправленно критикуя некоторые имажинистские теории, Есенин завершает свои рассуждения на этот счет в одной из статей признанием, имеющим кардинальное значение для понимания его творчества: «У собратьев моих нет чувства родины во всем широком смысле этого слова, поэтому у них так и несогласовано все».

Это высокое «чувство родины» ясно ощутимо и в литературно-критических статьях поэта, и во всем его творчестве. Он всегда жил в сознании неотделимости своей личной судьбы и своего творчества от судеб родной страны.