Точка возврата

Приступ брюзжания ON.

Вообще-то, если подумать, совсем не с руки мне влезать в эти разборки. Они сугубо местные, правоохранительные. Одни воруют, другие ловят. Те или другие так или иначе обидятся на противодействие. Для нашей группы я планировал образ действий куда более нейтральный, так сказать, PvE, нацеленный исключительно против сбоев в функционале мироздания. Чарли вправе выбрать себе путь сам, он как раз по складу тот самый хороший парень, перед которым не стоит вопрос – помогать ли своим. А свои для него все, кто по эту сторону законных баррикад, причем безо всяких сомнений – на нужном ли месте баррикада. Очень удобная позиция, устойчивая. Но вот кто его просил меня вписывать? А прыгнешь сейчас в кабину и дашь по газам – они же обидятся. С обиженными вести дела очень неприятно. Я сам тому пример не из последних.

Приступ брюзжания OFF.

– Собираются останавливать каких-то местных гопников, – объяснил я Мику. – У которых, возможно, пулемет есть. И бог весть что еще, чего разведка не заметила.

– И чего мы ждем?

– Возможности уклониться.

– Да ну тебя, – фон вывалился из кабины и мощно хлопнул дверцей. – Слишком много ты думаешь, дружище. Если можешь помочь – надо помогать.

– Ты серьезно? Разве мы с тобой влипаем через раз не потому, что постоянно находим, кому бы еще помочь? Если бы мы не бросились сломя голову на помощь бедняжке Айрин, то сейчас спокойно сидели бы дома и пили пиво.

Доооома. Пииииво. Эх…

– Конечно, и что? – Мик развел руками в искреннем недоумении. – Да, каждый раз, когда мы во что-то влезаем, то обычно оказываемся по колено в дерьме. Но, можно подумать, если не будем влезать, так сразу окажемся на горе из лепестков роз, или что там для тебя означает комфорт и сухость! Я так думаю, есть некий метафизический закон, провозглашающий постоянство отстоя в жизни каждого. Так что, раз без дерьма все равно не обойтись, давай хотя бы не брать на душу грех равнодушия.

– И я бы не поручился, что в вашем мире не стряслось бы ничего катастрофичного, если бы «Прорыв» не состоялся, – донесся из-за опущенного окна заунывный эльфийский голосок. – Слишком много сослагательных наклонений в одной фразе, правда? У вас очень странный язык, он допускает парадоксальные конструкции.

– Нишкни, скрытный наш! Тут кругом суровые мужики, того гляди тебя спалят.

– Надеюсь, вы этого не допустите.

А я надеюсь, что краденый грузовик, пробив неплотную баррикаду, не врежется в наш пикап. Потому что другого нам на халяву не получить, а геройство за свой счет хорошо только в настольных играх.

Мик уже направлялся к группе заградителей, демонстративно пристраивая к плечу свой автомат. Вот сейчас его тоже отберут за схожесть с пулеметом. Но нет, Деннис и ухом не повел, хотя еще в прошлый мой визит в эти края «калашников» с автоматическим режимом был чуть ли не самой крайней формой нарушения местных оружейных законов. Может, проваландайся мы на пару месяцев дольше, и пулеметы бы разрешили? Или просто некому стало бы их запрещать? Мечты-мечты, где ваша сладость. Я забрал из кабины фалку и тоже направился к группе встречающих лиц.

– Сколько всего народу ожидается и сколько у нас?

– У них все были сперва в одном внедорожнике, потом несколько пересело в грузовик, стало быть, человек пять-шесть, – рассудил капрал. Видимо, старшим тут был он, а не отставной Гламберг, который тактично отступил на задний фон. – А наши все здесь, если только патруль боевого ополчения не подоспеет. Но им еще с полчаса ходу.

Не успел я театрально ахнуть от такого бесхитростного размещения, как второй коп, до сих пор безмолвно стоявший на одном колене за капотом машины с биноклем у глаз, вскинул руку над головой.

– Едут!

– Одна машина или две? – уточнил капрал напряженно.

– Пока вижу только грузовик.

Ох уж мне эти деревенские умники. Хоть бы эти свои шипы на дороге разложить догадались, а то – надо же, все кто есть в одном месте собрались! В кино, что ли, попали? Да по ним сейчас шарахнут одной-единственной очередью, даже попадать не надо, чтобы они все в укрытие поныряли, а потом серьезный грузовик просто вотрется между носами их двух машин и разбросает их, как семечки. А дальше по дороге мой драгоценный пикапчик, и черт знает, будут ли его вообще объезжать или грубо, но эффективно снесут на обочину. А там хрупкий груз. Эльфа, сдается мне, насмерть даже велосипедом задавить можно.

– Вот же черт, – только и успел я крякнуть. – Мик, вали на левый фланг!

А сам со всей доступной скоростью обогнул баррикаду справа и побежал вперед, навстречу приближающемуся грузовику и забирая в сторону леса.

– Без команды не стрелять! – гаркнул вдогонку капрал.

– А ты командуй вовремя! – огрызнулся я на бегу.

– Это когда – вовремя?

– Уже пора начинать!

Эх, надо было бы на фланги послать кого другого, а самому там остаться. Фронтальное столкновение куда жестче флангового, если придется стрелять по кабине, то вовсе не факт, что эти сельские доброхоты справятся. Это как Чарли с его любимой историей про маньяка.

ON, но не приступ брюзжания, а флэшбек.

Никакой тот мужик был не маньяк в классическом понимании, просто в истории его болезни откопался маниакально-депрессивный синдром, а много ли надо прессе, чтобы навесить на человека ярлык? Словом, жил человек, фермерствовал, вкалывал изо всех сил, а потом жахнул финансовый кризис, и потерял человек все, что у него было. Отобрал у него банк все, что имело хоть грошовую стоимость – ферму, дом, машину, семья развалилась, словом, поди не озверей. Под конец его в банк даже пускать перестали – чего еще взять, кроме мучительных скандалов. Мужик и сошел с нарезки, явился в банк с дробовиком. Выстрелил в потолок, заставив всех залечь, и может быть, все бы еще обошлось, но тут резвый охранник схватился за пистолет, и мужик выстрелил уже в него, хотя ничего против этого парня не имел. А потом пошло-поехало – раз пошла такая пьянка, он зашел в кабинет к управляющему и пристрелил его тоже. Единственный успех, с которым его можно было бы поздравить. Потом пару раз выстрелил по операционисткам, поднявшим истеричный гвалт, но вреда им не причинил по причине хороших пуленепробиваемых стекол. Прежде чем выйти, он забрал пистолет охранника и пошел по улице, куда глаза глядят, очевидно не сильно и соображая, что с ним происходит.

Вот тут мы с Чарли и оказались у него на пути. Чарли тогда носил форму патрульного, и они с напарником как раз везли меня в полицейский тир, ибо накануне я вызвался на спор показать им, что из пистолета можно стрелять и дальше двадцати пяти ярдов. Просто повезло – в обычном-то случае я пистолет на улицу не выношу, в Калифорнии от этого больше проблем, чем пользы, а тут взял «джерихо», более-менее подходящий под их спецификации. Так вот, завидев слепо ковыляющего по улице «маньяка», парни повели себя исключительно профессионально – велели мне свалить подальше, что я охотно выполнил, и принялись склонять мужика к сотрудничеству. А он, не разбирая уже, кажется, ничего, открыл по ним огонь. И они начали стрелять в ответ. Напарника Чарли, тучного дядьку по имени Леопольд, маньяк подстрелил почти сразу, угодив ему в плечо и заставив осесть на землю. Чарли же стрелял четко и красиво, прямо по инструкции – стоял хорошо, держал пистолет уверенно, целился правильно и попал тоже. Пуля его клюнула маньяка, сбив его с ног… и вот тут я физически почувствовал, как Чарли сломался. Сам он этого, сдается мне, не понял и до сих пор, но в тот момент, когда его выстрел свалил живого человека, он изменился. Обычно, говорят циничные люди из моего круга общения, первый самый трудный, дальше будет легче. В случае с Чарли вышло наоборот: после первого стало ясно, что следующего не будет никогда. Когда маньяк в своем помраченном состоянии подобрался на ноги и открыл огонь по самому Барнету, тот продолжил стрелять в ответ, вот только глаза у него были плотно зажмурены. Как потом оказалось, сам он этого даже не заметил и написал немало отчетов, с совершенной искренностью игнорируя это мое наблюдение. По его словам, смотрел он во все глаза, видел все, стрелял как мог. Виноватыми были объявлены все, до кого дотянулся его изворотливый с перепугу ум, включая концерн «ЗИГ-Зауэр» и персонально господин Келлерман, автор самого бестолкового по версии Чарли спускового механизма (то, что конкретно на его пистолете спуск был самый классический, двойного действия, а вовсе не келлермановский, Барнет с выдающейся стойкостью игнорировал). Тот трагичный факт, что преступник не был уложен первой же меткой пулей, был вменен в вину слабосильному девятимиллиметровому патрону. А то, что в итоге маньяка пришлось подстрелить мне, прежде чем он прикончил Чарли или Чарли прикончил какого-нибудь случайного зеваку, по молчаливому согласию ряда инстанций было признано фактом несущественным. Меня попросили против официальной версии не выступать, я с великой радостью согласился, а чтобы прервать бесконечный поток излияний Чарли по поводу того, что стать великим стрелком Дикого Запада ему мешает исключительно плохой выбор оружия, я подарил ему смит-вессон сорокового калибра, долго числившийся табельным оружием калифорнийской дорожной полиции. С таким подспорьем Чарли воспрял духом, ни в кого с тех пор не стрелял, но при каждом удобном случае намекает, что готов, пусть только сунутся. Допуск к работе ему вернули через полгода, даже с повышением до сержанта, поскольку искренняя его вера в собственную боеготовность сокрушила даже ледяной мозг психоаналитика. А вот я, как очевидец, до сих пор придерживаюсь собственного мнения.