Ему никто не ответил, так что Фиксу пришлось выставить вверх указательный палец и продолжать дальше:
– Вот я тоже думаю, что ничем. Я тоже сегодня зря потратил день. Не убил ни одного француза.
Фикса на самом деле звали Сергеем Слесаревым, но никто, кроме учителей, его так не называл, поскольку он был вредным и ужасно напоминал Фикса из австралийского мультика «80 дней вокруг света». Он прогулялся по комнате туда-сюда, затем присел, широко расставив ноги, на пустующую кровать Максакова и произнёс:
– Вот ты, Тутов, думаешь – ничего и не нужно делать, само как-нибудь пойдёт. А надо думать, изобретать, – он щёлкнул пальцами. – Вот, к примеру, захвачу я завтра Японию, а ты нет. Приду я к тебе домой и спрошу: «Чей у тебя видак?». А ты ответишь «японский». И всё. А вот ты ко мне придёшь, спросишь, чей у меня видак, я скажу «Мой». Вот поэтому Японию надо захватить. Остаётся вопрос, как. Отвечаю. Нужно взять пустотелый металлический шар, опустить его под воду в районе Охотского моря и придать небольшую горизонтальную скорость, а потом отпустить. Он под воздействием силы Архимеда с охрененной скоростью вылетит на поверхность, взлетит и с почти такой же охрененной скоростью упадёт на Японию. Я всё рассчитал. А ты говоришь – ничего не надо делать. Думать надо!
Фикс поднялся, засвистел мелодию ”Wish you were here” и направился к выходу из комнаты. Его речь напомнила Шутову о том, что они собирались писать рассказ дальше, и он отправился в двадцать четвёртую. На кровати сидел как всегда растрёпанный Шурик Зайкин по прозвищу Минус Балл и жрал печенье. Он был неплохим художником, предпочитая рисовать на компьютере при помощи мышки. Как-то раз его всем классом разыграли, убедив, что существует компьютерная мышь под названием «ондатра», которая позволяет рисовать в трёх измерениях. Воодушевлённый Шурик попёрся к заместителю директора с просьбой закупить в интернат партию ондатр, в результате чего был осмеян и получил в определённых кругах широкую известность.
– А Вовка где? – спросил Шутов.
– Э? – ответил Минус Балл, но Шутов уже увидел и Вовку, и Костика, которые ползали по полу возле Вовкиной кровати и шарили по нему руками.
– Тутов, не подходи! – сказал Костик. – Тут Вовка часы разбирал и потерял одну маленькую беленькую фиговину, без которой они не собираются.
– Вот эту? – Шутов поднял с пола крошечный, меньше миллиметра, кусочек пластмассы.
– Серёга! – вскочил с корточек Костик. – Ты как его нашёл? Мы уже минут пятнадцать ползаем.
– Давайте дальше писать лучше, – сказал Шутов.
Костик быстро сходил к себе в комнату и принёс исписанные листочки. Они уселись на Вовкину кровать и продолжили по очереди приписывать к концу рассказа по одному предложению.
– Между прочим, – сказал Шутов, на мгновение оторвавшись от листка, – я заметил одну странную вещь…
В это мгновение хлопнула дверь, и послышался голос Кирилла Кормченко:
– А Владимир здесь?
– Угу, – ответил Шурик.
Кирилл – высокий улыбающийся парень с темными волосами «ёжиком» – показался из-за шкафа и медленно, словно с трудом придумывая слова, обратился к Вовке:
– Привет. Тут вот задачу Высоков задавал… Про две гантели. Ты решил?
– Привет, – отозвался Вовка. – Там всё просто.
Кирилл присел на краешек кровати и принялся шуршать принесёнными с собой листками и тетрадями:
– Я тут начал решать, но не получается… Условие такое…
– Я помню условие, – сказал Вовка, но Кирилл словно бы не слышал и медленно, тягуче продолжал:
– Две одинаковые идеальные гантели с равной массой в каждой из вершин, расположенные параллельно, летят навстречу друг другу перпендикулярно прямым, соединяющей вершины каждой из гантелей, с равными скоростями и упруго сталкиваются таким образом, что взаимодействие происходит только с одной из вершин каждой гантели. Требуется описать дальнейшее движение гантелей. Я вот составил систему уравнений. Тут вот закон сохранения энергии, тут моменты, а тут я приводил, и все свелось к уравнению четвертой степени. Что дальше делать?
– Кхм, – сказал Вовка. – Это не нужно всё. Рассмотри столкновение вершин. Массы равные, скорости равные, столкновение упругое, сами стержни перпендикулярны направлению столкновения, значит, скорости поменяются на противоположные.
– Почему? – спросил Кирилл.
– По закону сохранения импульса.
Кирилл начал медленно записывать что-то в тетради.
– Ну, так вот, – сказал Вовка.– Дальше получается, что у каждой гантели одна вершина летит в одну сторону, другая в другую. Начнётся вращение вокруг центра. И так до тех пор, пока вершины снова не столкнутся.
– Почему? – спросил Кирилл.
– Что почему? – не понял Вовка.
– Почему они столкнутся?
– Э… Потому что окружность замкнётся.
Кирилл записал что-то ещё.
– И дальше, – продолжил Вовка,– после соударения скорость снова поменяется на противоположную, направления скоростей вершин каждой гантели совпадут, и они просто продолжат свой путь как раньше летели. Понял?
– Нет, – сказал Кирилл. – Ты слишком быстро говоришь. Я записывать не успеваю.
– Ты не записывай, – возмутился Вовка, – а соображай. Вот как они полетят, – и он тут же продемонстрировал движение гантелей с помощью двух ручек.
Кирилл смотрел на Вовку, наморщив лоб, потом собрал листки и, сказав «Я подумаю и потом ещё приду», удалился.
– Тутов! – сказал Костик.
– А?
– Что ты там начал говорить?
– О чём? А! – вспомнил Шутов, оторвавшись от мыслей о том, что и Кирилла он тоже ненавидит. – Мне тут показалось… что вроде бы мы совсем фантастический рассказ пишем, но потом что-то слегка похожее на самом деле происходит…
– О! – воскликнул Вовка шёпотом (он вообще всегда говорил тихо). – И я тоже заметил. Вот мы написали про стол, который по комнате скакал, а у нас сегодня у стола ножка сама отвалилась.
– И шо? – не понял Костик. – Вы шо, серьёзно или меня дурите?
– Ага, – сказал Шутов. – И ботинок сегодня летал, и Короленкова назвала Чебышёва Василием Иннокентьевичем…
Тут из-за стены послышался грохот и чей-то вскрик.
– Что это было? – насторожился Костик. – Пошли, посмотрим.
Они двинулись к выходу из комнаты, но им навстречу уже нёсся радостный Любер:
– Смотрите! У Ильи дыра в голове!
Влетев в двадцать пятую, они увидели Илью, который сидел на полу с окровавленной головой, валяющийся рядом матюгальник и склонившегося над Ильёй Карельцева, который спрашивал:
– Голова не кружится? Встать можешь?