Обмякший берег снова илист,
Лёд слишком тонок, выдь – придаст.
Тогда Акинф приказ озвучил,
Чтоб силам всем под этот случай,
Атаковав Ивана гридь,
Переяславцев раздавить.
Пришел тот час, какого ждали…
Переяславля видя рать,
Там в глубине небесной дали,
Ворота стали открывать.
Но… у Небес, что Русью чтимы,
Дороги неисповедимы –
Явив всем, что еще жива,
Из леса хлынула Москва!
Из чащи вылетало войско
Живым потоком, как стрелой,
Не отдохнув, в набег геройский,
Подмёрзшим полем, по прямой
Несутся в облаках дыханья,
Звучит коней уставших ржанье,
Земли касаются едва,
Стремятся в бой: «Москва! Москва-а-а!».
Мчит в бой комонная дружина.
Боярин возглавляет ряд.
На тех, кто поступил бесчинно,
Вниз копья, сабли ввысь летят.
Звон-лязг металлом об металл,
Шеломы в стружку. Час настал!
Но час не тот, что в скорбь одет,
А тот, что жалует побед.
Рубились клиньями друг к другу
Москва и Переславля рать.
Акинф опешил, и с испугу
Засаду бросил умирать.
Кровавый бой, резня и свалка,
И хоть людей безумно жалко,
Без толку сгинул и забыт
Отряд под сонмищем копыт.
Иван в поту. Вторую лошадь
Меняет за недолгий бой.
Дружина рядом, в щепки крошат
Врага по грудь в крови людской.
Сдаётся Тверь, не хочет биться,
Акинф лишь, старая лисица,
Не уступал – безумен, яр,
На пришлых бросился бояр.
Старшой московский сам увечен,
В весь рост поднялся в стременах,
Отбив удар, расправил плечи,
И саблей наискось вразмах,