Война становится привычкой

6

После предыдущей поездки мы давали объявление на нашем писательском сайте о сборе альбомов, карандашей, красок для детских интернатов ЛНР и детского реабилитационного центра. Сразу же откликнулся Женя Бакало со своим «Десятым кругом» – приготовил три огромные коробки с необходимым. Не удивился, когда знакомые лица отмолчались: что-то со слухом не в порядке. Они вообще по жизни не привыкли делиться – только брать. На себя заточены, что поделаешь. Надо просто исключать их из своей жизни, а переубеждать – только небо красить.

Что-то прикупили мы и в эту поездку передали в Луганский Гуманитарный центр помощи детям Василию Васильевичу Леонову, солнечному человеку, который, как солнышко своими лучами, согревает души детские, лишённые родительской ласки. Впереди школа и по-прежнему необходимо ученическое – тетради, ручки, учебники, карандаши, линейки, альбомы, пластилин. О школьной форме промолчу: очевидно, что не сможем – с нашими возможностями это уже финансово не по силам. И всё же будем собирать средства, чтобы увидеть сияющие от счастья детские глаза.

7

Война – это противоестественно и страшно, но вся история человеческой цивилизации – бесконечные войны. Война не только временной пласт, часть жизни нашей, отсчёт поколений, но ещё и судьбы каждого, слитые воедино. И всё равно у каждого своя война с искалеченными телами и душами. СВО – лакмус, проводит многих через осмысление, кого-то очистив, кого-то ожесточив, кого-то сломав. А кто-то всё равно умудряется остаться в стороне, спрятавшись в свою ракушку.

Всегда избегал пропагандистских штампов – просто короткие истории о том, чему был свидетелем или участником. Писал не о обо всём, тем более публиковал – были внутренние запреты на картины жестокости, человеческое падение, мерзость. Впрочем, о слабости человеческой как поведенческой мотивации тоже старался не говорить и вовсе не потому, что оправдывал или осуждал. Да нет, просто не хотел оценивать по привычным меркам тех, кто оказался перед выбором. Легко назвать предателем не выдержавшего пытки, трусом – сбежавшего в бою, мародёром – снявшего берцы с убитого, потому что у своих неделю назад напрочь оторвалась подошва и он целую неделю голыми пятками щупал земельку.

Имеем ли мы право судить себе подобного, не пережив того, что пережил он? Или прежде надо бы примерить на себя: а что бы делал я? Как поступил? Только не всегда можем честно ответить даже себе, не говоря уже о других…

8

Как-то вскользь упомянул Персика, блиндажную кошку, носившую на ошейнике медаль «За отвагу». Медаль действительно отважного бойца, добровольцем пошедшего на войну ещё в феврале прошлого года, контуженого и раненого. А потом был короткий отпуск к родным в Луганск всего на трое суток, встреча с детишками и женой, вставшей на колени в дверях, обхватившей его ноги и умоляющей: «Милый, любимый, не ходи! Ради детей молю: не ходи! Не пущу». Когда за ним приехали командир с бойцами, он забаррикадировался в квартире и выбросил в окно медаль со словами: «Простите, мужики, не могу больше! Забирайте, не хочу ничего! Не вернусь!»

Был бы один такой – ещё можно объяснить нервным срывом, но таких медалей лежало у командира пять. Пять тяжёлых серебряных кругляшей с колодками!

Кем их считать? Трусами? Сломавшимися? Предавшими фронтовое братство? Впереди неизвестность, за спиной рыдающая и умоляющая жена и дети. Ну, а у тех, кто, стиснув зубы, никуда не ушёл, детей разве нет? И рыдающих жён тоже нет? И впереди счастливое будущее?

Не оправдываю, но и не жалею. Пусть с этим и дальше живут: за кого-то и вместо кого-то.

Комдив привалился к сосне и запрокинул голову, провожая взглядом сбивающиеся в табун облака:

– Я с семнадцатого года в дивизионе. За всё время только пятеро «пятисотых», да и те, думаю, вернутся. Ну, а как вдовам будут в глаза смотреть? А их детям? Вот возьми соты пчелиные – все ячейки полные, и мёд вроде одинаков что по вкусу, что по цвету, вроде и рамка одна, и вощина, и соты одинаковые, а мёд разный в разных ульях. Да что там ульях – в рамках разный, хотя пчёлы в один улей нектар несут и вместе соты из вощины тянут, и мёд тоже вместе делают… Так и люди: вроде одно дело делаем, и всё же врозь. Один выкладывается, а другой норовит не устать, зато потом громче всех кричит и в грудь себя бьёт. Одним словом – жизнь во всех её проявлениях.

9

Военком был суров: «пятисотый», трус, под суд такого, чтобы другим неповадно было. Сам военком герой – с 2015 года шесть медалей на груди, давно неотделимой от живота. За СВО тоже успел получить ещё одну – «Участника». Когда запылал Донбасс в четырнадцатом – рванул в Киев, там до весны отсиделся, после Дебальцево вернулся серой мышью, затихарился, огляделся и всплыл в кресле военкома – прежние дружки подсобили.

А «пятисотый» в мае четырнадцатого пошёл к Мозговому в «Призрак», отвоевал весь год, в декабре по ранению вернулся, женился, тремя детишками Господь одарил. Началась СВО – добровольцем ушёл в 204-й полк, тот самый, что почти полностью полёг под Изюмом в сентябре прошлого года.

Военком занимался мобилизацией – жёстко, яростно, ретиво, затем вылавливанием отказников – и такие были, что греха таить.

«Пятисотый» воевал. Дядя его, племянник и брат тоже воевали. Дядя ещё осенью погиб при отступлении из Лимана, племянника в феврале мина на молекулы разобрала под Попасной, брат кровью истёк в апреле в траншее – не смогли эвакуировать. Отец умом тронулся после смерти сына – всё укры ему мерещились, потому с ружьём не расставался. Два месяца назад что-то померещилось ему, застрелил жену, а потом и сам загнал картечь себе в сердце.

Весной «пятисотый» получил контузию – голова до сих пор трясётся и речь как у пьяного. Отлежался в госпитале, потом отбыл положенный отпуск и… не вернулся в часть.

Плакал, твердил как заведённый, что его тоже убьют, если вернётся, что не может больше. Жена выла рядом, толкая детишек к ногам бойцов, приехавших за ним: «И их забирайте, всё равно без мужа на погибель оставляете!» Командир решил: пусть остаётся, оклемается, отдышится, сам вернётся.

А «пятисотый» два месяца смывал грязь и кровь с чехлов бронежилетов, которыми поделились «вагнера» с луганчанами, заправлял в карманы бронеплиты, стирал «разгрузки», пока не пришли за ним из военкомата: прознал о нём военком, вот и направил наряд на задержание. Военкоматовские – мужики местные, историю его знали, как «Отче наш», потому оставили лазейку: окно блокировать не стали, громко в дверь стучали, говорили, зачем пришли.

«Пятисотый» рванул через окно, они для порядка пальнули пару раз в воздух и ушли со спокойной совестью, а он, отсидевшись несколько дней у друзей- товарищей, решил уйти в Россию. На переходе погранцы сверили его паспорт с каким-то списком и двинулись к нему, но он ждать не стал и опять дал дёру. Повезло, ушёл, да только на другой день сам явился к погранцам сдаваться. Те передали его в комендатуру к остальным трём десяткам «пятисотых»: ждут, когда за ними приедут из части.

Жена каждый день воет под окнами комендатуры и умоляет отпустить его. Он уже ничего не просит – смирился. Такие, сломленные, погибают в первую очередь: внутренняя обречённость пулю или осколок притягивают.

10

Две короткие истории, а знаю подобных ещё с дюжину. Осуждать не берусь – слабость достойна сожаления, а не осуждения. И всё же…

А вот Паша из госпиталя сбежал обратно в полк. Даже в отпуск не поехал, хотя своих жену, троих дочек и двух пацанов любит безумно. На вопрос: почему вернулся до срока, ответил просто, без патетики: эту войну должен закончить он, не оставляя её своим детям.

Когда рассказал ему про первых двух, Паша не осудил, лишь пожал плечами: бывает, слабые они, хотя, может, и пройдёт. А вообще бабы виноваты: они делают мужика слабее. Особенно если хочется оправдать свою слабость.

Вторая декада

1

Этой поездки не должно было случиться, но случилась, порушив запланированное на неделю: укры вместе с кассетными снарядами применили химию и надо было срочно доставить противогазы в Житловку. Почему в полку их не оказалось – даже не спрашивали: какая разница почему, если их нет в полковой природе. Может, зам по тылу не подсуетился, может, начальник химслужбы полка лоханулся, может, какой-нибудь товарищ прапорщик загнал на барахолке, но противогазов нет. Нет от слова совсем! Вообще-то, противогазы – это так, призрачная защита в данном случае, когда даже не знаешь, отчего защищаешься. Туда бы сначала специалистов – пробы взять, состав химии определить, инструктаж, как действовать и чем защищаться, но у нас опять всё через одно место…

Остальное нанизывали, как колечки на стержень пирамидки: три беспилотника, антидроновое ружьё, маскировочные сети, генератор, стиральная машина «малютка», сбрасыватели (для беспилотников), ТР (трубы разведчиков), антитепловизорные накидки (одеяла), пять баллонов резины на машину, трёхлитровую банку мёда, генератор, «Теймуразова мазь», сухой душ, репелленты и кое-что по мелочам.

Витин «ларгус» даст фору грузовику, потому что втиснули всё собранное. Немыслимо!

Подъём в два часа ночи, потом база, погрузка, выезд в четыре утра, до самой дальней точки 627 километров. Расчётное время прибытия – одиннадцать тридцать. Опоздали всего… на две минуты! И это при непредсказуемости времени прохода границы и дюжины блокпостов. В прошлом году «нестыковка» в два-три часа – обычное явление, теперь же почти тютелька в тютельку. А всё благодаря Старшине – он уже порядком намылил глаза военной полиции на всех блокпостах, потому и пропускали его, приветствуя взмахом руки и улыбаясь.

Первой «точкой встречи» была двухсотая арктическая бригада: привезли обещанную резину, маскировочную сеть пять на шесть, два беспилотника и совсем не обещанную банку мёда.

Hyundai Tucson разведке «двухсотой арктической» пожаловал Алексей Васильевич Сотников[23 - Командир поискового отряда «Курган» (Курск).] ещё по весне, но за четыре месяца резина «облысела» и пришлось прикупить новую. Беспилотникам ребята обрадовались несказанно – хоть они и считаются «расходниками», но у них «птичек» берегут. Привезённые нами беспилотники они «перепрошили», приспособили для сбрасывания гранат и к вечеру пустили в дело.

Разведчики обычно отказываются от всего, если и берут, то только то, в чём нужда крайняя, но на этот раз, увидев мёд, не устояли и радовались, как дети. Да они, в общем-то, пацаны ещё – немногим за двадцать, задор так и плещется в глазах, и разве подумаешь, что у каждого за плечами полтора года войны, что они уже заматерели, что давно «на ты» со смертью, не раз и не два расставлявшей силки на их фронтовом пути.

2

Ракетчиков «достали» стервятники – висят день и ночь, головы не поднять, так что купленное нами шестиканальное антидроновое ружьё всего за что-то около двухсот тысяч рубликов оказалось весьма кстати. Ну, а новенькая «птичка» – это будущий глаз дивизиона, пусть пока только один, зато острый, зоркий, считай орлиный. А вот на второй «глазик» средств пока не хватает.

Старшина долго и занудно втолковывал, как обращаться с нежной техникой, на какие кнопки можно нажимать, а куда не стоит, с какого расстояния «брать» беспилотник, а с какого бессмысленно – только себя засветишь и обязательно пришлют гостинчик. По беспилотнику он в тысяче первый раз втолковывал, что нельзя использовать другие батарейки, как пользоваться пультом, что ремонт нынче дорог, потому и беречь надо, как зеницу ока. Слушали бойцы, согласно кивали головами, но через неделю пошло-поехало: ружьё не работает, беспилотник не летает, пульт вообще сгорел.

Опять ехали, опять втолковывали, что можно, а что категорически нельзя, грозили карами небесными, чем запугали бесстрашных, и они начали отказываться от привезённого: да ну его к лешему, напортачишь, а Старшина запросто приведёт обещанное в исполнение. Уж лучше по старинке воевать будем. Пацаны неразумные, ну что с них возьмёшь! Но это было раньше. Теперь ребята со смехом вспоминают свои страхи и восторгаются Старшиной: Песталоцци! Макаренко! Ушинский! По своей уникальной методике обучил всех неучей дремучих.

«Ружьишко» пришлось ко двору: к полудню следующего дня «завалили» два «стервятника»: одного подобрали, а второй долго сопротивлялся, всё норовил прорваться обратно к украм и упал на нейтралке, обессилев. Разведчики обещали попробовать достать его. Короче, теперь в дивизионе есть своя результативная ПВО.

Блиндаж решили электрифицировать с помощью генератора – пусть и б/у, зато надёжный и достался по дешёвке. А вот сетей не хватило на все «коробочки», и ребята робко попросили, по возможности, конечно, привезти большую – шесть на четыре метра, чтобы укрыть «мотолыжку».

3

На следующее утро добрались до Кременского леса. Грохотало не по-детски, причём в разной тональности, создавая некую иллюзию работы на ударниках. Правда, диссонанс вносила долгая пулемётная дробь, то и дело доносившаяся со стороны реки, но через несколько минут уже перестали обращать на неё внимание.

На блокпосту уже знакомые комендачи встречали шуточками-прибауточками:

– Привет, суицидники! Ну что, помирать дома не хотите? Да и то верно: чего уж семью обременять, когда укры одним снарядом могилу выроют, а другим закопают.

Га-га-га, гы-гы-гы! Тоже мне, юмористы кандальные, чтобы вам вовек броню не снимать!

Встречал Ванечка – как всегда сияющий голливудской улыбкой. Он уже оправился от раны, дважды побывал в бою, а теперь поджидал нас по поручению замкомполка, занятого составлением рапорта по поводу гибели Весны. Это позывной паренька, что всего две недели, как пришёл в подразделение, но успел стать любимцем. Час назад он вылез из траншеи, снял броник, повесил его на сук сосны и только взялся за черенок лопаты, чтобы подправить окоп, как прилетевшая мина разворотила бронежилет и осколками располосовала грудь. А ведь было же приказано не снимать броню даже для сна, так нет, ослушался. Спартаку теперь достанется: командир всё-таки, за всё отвечает и его в любом случае назначат крайним, но огорчался он не по поводу предстоящих неприятностей, а горевал по поводу гибели Весны. Вот каждый раз будто отсекают по кусочку от плоти – больно, ой как больно!

На «точке встречи» Ванечка был с Димкой – водителем уазика. Машина стояла на двух пеньках – Димка крутил гайки на заднем мосту, поэтому только обнялись, и он тут же скрылся под своей развалюхой. Он из Питера, сюда добрался вот на этом самом уазике – купил по случаю. Как казаки на войну со своим конём призывались, так и он со своим «хантером» прикатил. На вид ботаник ботаником – долговязый и нескладуха, в очках с приличной толщины линзами, стеснительный и даже робкий. Но это только на первый взгляд: в бою цепкий и бесстрашный, водила – классный, а своего «коня» разбирает и собирает с закрытыми глазами.