– Хорошо.
Закрыв за Ксюшей дверь, я ушёл в маленькую комнату, где никого не было. Здесь стоял старый продавленный диван, книжный шкаф хрущёвских времён, поцарапанный, весь в кляксах, письменный стол. Я сел на диван под выцветший от древности настенный гобелен, на котором вышитые олени паслись на лесной опушке.
Самым необычным у Ксюшиной игрушки казалось полное отсутствие буквенных и цифровых обозначений. Я внимательно разглядывал микросхему: при близком рассмотрении одна из двух широких сторон оказалась покрытой правильными рядами мелких серебристых точек. При попытке их сосчитать, блеск усилился, слился в одно блестящее пятно. Яркая вспышка ударила по глазам. Острая боль пронзила мозг. Мир исчез.
Глава 3
Из небытия меня вернул необычно глухой, какой-то растянутый, словно с приторможенной граммофонной пластинки голос жены:
– Костя! Просыпайся, уже двенадцать ночи. Пора ехать домой.
Я с трудом поднял тяжёлые веки, долго не мог сфокусировать взгляд; наконец бесформенное пятно перед глазами собралось в фигуру жены. Она продолжила уже нормальным голосом:
– Слава богу, очнулся. Гости уже давно разошлись, а тебя так и не смогли разбудить. Рядом лежала, какая-то непонятная деталька; Ксюша забрала вещицу домой, сказала, что давала тебе на сохранение.
– Не думал, что можно так крепко уснуть из-за микросхемы.
– Забудь про неё, ты отключился оттого, что много выпил. Давно такого не было. Пошли одеваться. Мама хочет спать, и нам тоже давно пора домой. Жаль, что здесь нет телефона, придётся ловить машину на дороге.
Сборы продолжались ещё минут двадцать: мама наложила несколько стеклянных банок салатов, завернула в целлофан пирогов, в результате получились два объёмистых пакета. Попытки отказаться, как всегда не увенчались успехом. После взаимных приглашений в гости, мы попрощались и вышли из подъезда под звёздное небо. Улица встретила темнотой, едва разгоняемой редким ночным освещением старого спального района. В лицо дул не по-весеннему холодный ночной ветер. До большого проспекта, где можно поймать такси, надо идти целый квартал. За каждым углом мерещились бандиты, может это и смешно, но за неделю до Нового года наших знакомых ограбили в двенадцать ночи, им обоим пришлось лежать в хирургическом отделении почти три месяца. Жену выписали лишь на пару дней раньше мужа, хорошо ещё инвалидами не остались. До родного жилища мы добрались в час ночи, хорошо, что опять обошлось без приключений, можно сказать – повезло; в наше время вероятность закончить ночную прогулку в больнице, даже в морге, значительно возросла. Дома я быстро скинул одежду и ушёл спать, Люба поставила салаты в холодильник и вскоре тоже забралась под одеяло.
Уснуть никак не удавалось. Я ворочался с бока на бок. Жена не выдержала:
– Всё о Ларисе думаешь?
– Ты опять ерунду городишь, просто не спится.
– Конечно, весь вечер её глазами сверлил.
– Помолчала бы, меня и рядом почти не было – валялся на полу в другой комнате. Не я, а ты проделала взглядом дырку во лбу у Серёги. Ира даже всерьёз ревновать начала.
– Твои Синицыны на людях просто Ромео и Джульетта, а дома чуть до драки не доходит.
– Откуда ты знаешь?
– Твоя сестрица каждый раз звонит, на жизнь жалуется. Как поругаются, так денег даже на питание не даёт. Ира обычно у меня в долг просит. Этот жлоб приходит домой пожрать, а как прокормить такого обжору вместе с ребёнком на зарплату твоей сестры. Замуж надо было выходить за кого-нибудь другого, лучше, конечно, пожениться с Серёгой Карабановым, следовало дождаться его из армии.
– Они оба ей нравились, выбрала того, кто остался на гражданке. Дело житейское, как говорил один симпатичный толстенький человечек с пропеллером.
– Карабанов её любил, а этот козёл не успел жениться, как стал ухаживать за другими.
– Не говори, чего не знаешь.
– Видела его тут с одной размалеванной пышкой с обесцвеченными волосами, нарядилась как попугай, даже клоуны не так пёстро одеваются.
– Это бухгалтер Лера. Вкуса у нее, конечно, нет, но своё дело знает. Синицыну по работе приходится быть любезным с коллегами, особенно с женщинами – они слишком легко обижаются на любое неловко сказанное слово, а если почувствуют безразличие, то вполне можно заиметь беспощадного врага.
– Хвати философствовать. Лишнее многословие меня раздражает. Скажи лучше: Сам где с ней познакомился?
– Не только у тебя глаза есть, мне тоже приходилось пору раз встречать Синицына вместе с Лерой на улице.
– Знаю вас, мужики всегда друг друга выгораживают. Пусть сменит бухгалтера, их теперь как собак не резаных, пока дело до развода не дошло.
– Они не один год вместе работают, а хороших специалистов не так много, придёт какой-нибудь лох, вся прибыль на налоги уйдёт. Наше государство, не стесняясь, грабит мелких предпринимателей.
– Твои любимые бизнесмены тоже обирают нас, как могут, в этом они не уступают нашим правителям.
– Помнишь, я в начале девяносто второго года пробовал торговать посудой и едва продержался три месяца, не такое это простое занятие, некоторые открывшие в то время дело сейчас побираются в мусорных бачках. Давай лучше помолчим, может, удастся заснуть, иначе поругаемся не хуже Синицыных.
Я уже почти заснул, когда жена спросила:
– Твой брат в последнее время какай-то странный.
– Опять выдумываешь. Лучше успокойся, спать пора.
– Помнишь, он рано утром приходил.
– Склероза у меня пока нет.
– Я сегодня попросила его так рано больше не приходить, а он стал утверждать, что в этот день не был у нас. Не знаю, что у Володьки с головой, но мне стало как-то не по себе. Хорошо Синицын подошёл и прервал наш разговор.
– Наверно он вечером тогда выпил и забыл, что было утром. Спи.
Человек весьма странное создание – даже перед неизбежной гибелью продолжает жить, как бессмертное существо. Завтра мне придётся навсегда покинуть моих самых близких людей, но даже в такие моменты люди умудряются ссориться по пустякам. Жаль, что я не могу всё рассказать и нормально попрощаться, но может так лучше. Жена будет считать меня умершим, постепенно привыкнет и жизнь продолжится. Может ещё встретит хорошего человека и будет счастлива. От подобной мысли возникает чувство ревности, но нельзя требовать от женщины вечной преданности покойнику.
На следующий день домашние встали очень поздно, делать совершенно ничего не хотелось. После завтрака, который по времени совпал с обедом, я включил видеоплеер, и оставшиеся до вечера часы мы посвятили просмотру фильмов. Кассет с кинокартинами довольно много, ими забита почти половина книжного шкафа, большая часть коллекции ещё не просмотрена. В семь часов вечера всей семьёй поужинали. Дочь после долгих утомительных сборов ушла на свидание к давнему ухажёру. Мы с женой остались вдвоём перед телевизором, на экране показывали очередной концерт. Из-за почти полного отсутствия слуха музыкальные передачи я смотрю только чтобы составить компанию супруге, чаще всего сижу рядом и читаю, свежую газету или книгу. Выходные дни, в отличие от долгой трудовой недели, пролетают очень быстро. Чтобы выспаться перед рабочим днём, мне надо заснуть не позднее одиннадцати часов вечера. В этот раз я немного задержался и улёгся на кровать только в половине двенадцатого. Сон очень долго не приходил, томило тоскливое предчувствие того, что пришла последняя ночь, проведённая дома…
Звонок будильника раздался неожиданно, как взрыв, пора вставать. Надо ещё взять в запас чистую одежду и зайти в круглосуточный ларёк, купить еды на три дня. Я быстро встал, пошёл на кухню, поставил чайник и сковороду с макаронами по-флотски на плиту, прошёл обратно в комнату, взял большой старый пакет, положил туда четыре футболки, спортивный костюм, джинсы, несколько пар носков, нижнего белья, летние кроссовки, на всякий случай сунул ещё и старый свитер, который уже давно не надевал. Собрав необходимые вещи, вернулся на кухню, намереваясь плотно позавтракать – когда ещё представиться возможность поесть нормальной пищи. Даже на маленьком огне макароны уже успели сильно поджариться, впрочем, такие мне даже больше нравятся, но в этот раз аппетита совсем не было. Я нехотя поковырял вилкой на сковородке, с трудом поглотил несколько макарон и, поняв, наконец, что поесть нормально не удастся, ограничился стаканом сладкого чая с парой сдобных баранок с маком…
Мне было невыносимо тяжело покидать родной дом. Я с трудом подавлял желание вернуться в спальню, боялся разбудить жену, иначе трудно вразумительно истолковать наличие внушительного пакета с одеждой. Ещё вообразит со сна, что собираюсь её бросить. Впрочем, по большёму счёту, это правда, но устраивать напоследок глупые скандалы не стоит. Всё же тело на какое-то время взяло власть над разумом, ноги сами привели в спальню, губы поцеловали жену. Она приоткрыла глаза, что-то недовольно пробурчала, повернулась и вновь уснула. Тяжело уходить, зная, что это возможно в последний раз. Говорят, что пережить смерть близкого человека легче, если рядом есть кошка или собака, вообще сгодится любое другое домашнее животное, требующее постоянного внимания. Надо было подумать об этом раньше, но теперь уже поздно. Может кто-нибудь догадается купить хотя бы попугая или хомячка. Я собрался с духом, прошёл в прихожую, по пути захватив собранный пакет, медленно подошёл к двери, мысленно навсегда прощаясь с родным домом. Только взялся за ручку, как услышал голоса на лестничной клетке. Два человека разговаривали на первом этаже.
Обычно мы с женой пережидаем, если кто-то идёт по лестнице – неохота лишний раз сталкиваться с соседями. Я прислушался. Один из беседующих, низким, неприятно грубым голосом, показавшимся очень знакомым, спросил:
– Ты не путаешь, точно здесь?
– Век воли не видать. Фраер сюда заходил.
– Мог по пьяни обознаться, сам говорил, что далеко было.
– Я этого гада теперь за километр узнаю, даже ночью.
– Подкараулил бы и отбил ему печень – слабо?
– Чтобы он опять мне сотрясение мозгов устроил? Одному с этим типом лучше не встречаться.
– Зачем в такую рань сюда припёрлись? Башка раскалывается.
– Фраер должен на работу идти, бдительность потерял, самое время отправить на пару месяцев к лепилам. Пусть знает, как честным людям по голове стеклом бить.