Дебют должен был состояться вечером ближайшей пятницы, с непременным условием, что уроки останутся в тайне. Сказано – сделано!
Через два дня около семи вечера я, как бы случайно, заглянул в Дом Учёных. Там давно кипели нешуточные страсти: новый член клуба, очевидно, младший научный сотрудник одной из лабораторий Университета, буквально рвал доцента из Политеха, постоянного игрока местного коллектива. Ставка составляла довольно приличную сумму, двадцать пять рублей, если учесть, что оклад младшего научного сотрудника – 130. Народу собралось человек пятнадцать: все издевались, злобно улюлюкали, громко кричали и яростно болели против новенького, а тот технично положил шесть шаров и спокойно отошёл в сторонку. Доцент тотчас возбудился, встрепенулся, как петух, и принялся бегать вокруг стола, как раненый зверь, выискивая подходящее направление атаки.
Кругом сыпались советы, иногда дельные, а в основном никчемные, тем не менее, он всё никак не мог принять нужное решение. МНС тем временем прислонился к стенке и терпеливо ждал, наслаждаясь произведенным фурором. Шутка ли, он выигрывал у одного из самых продвинутых игроков. Наконец, доцент на сильной резке вколотил чужого в среднюю лузу; тут же все ахнули и глубоко вздохнули с облегчением.
– Давай, Палыч, покажи молодым, как надо шпилить, – неистово орали кругом. Но преподаватель Политеха по прозвищу Утюг, – ведь он работал на электрофизическом факультете, – окрылённый неожиданным успехом, чуть-чуть поторопился и смазал верного свояка в угол.
Болелы, они же живая очередь играть с победителем, ждали, что предпримет новенький. А тот не спеша проследовал к столу, спокойно намелил кий, взглянул на расклад и нахально отыгрался. Невероятно, поскольку в бильярдной Дома Учёных считалось плохим тоном использовать выжидательную тактику.
Утюг опять забегал вокруг стола, высматривая хотя бы свояка. Однако большинство шаров прилипло к бортам и на игре ничего не стояло. Проблема Палыча заключалась в том, что он совершенно не умел забивать бортовые шары. На длинном борту выстроилась рядком троица, и имело место большое искушение тупо катнуть их в сторону угловой лузы, в надежде, что хотя бы один в неё нырнет. Так он и сделал, впрочем, немного не рассчитал силу удара, в результате первый шар из троицы застрял в лузе, сидит и ножки свесил. Явная подставка.
МНС небрежно подрулил к столу, глубоко вздохнул и тихонько скатил два необходимых шара в угол. Победа 8:1! Доцент смачно матюгнулся вполголоса и нервно полез доставать сиреневую банкноту.
Следующим по очереди соперником наглого новичка оказался Лев Давидович. Молодость против старости, лихой азарт против тонкого расчёта, наглость против опыта! Сторговались на зелененькую – пятьдесят рублей. Вся бильярдная компания знала непревзойдённый класс игры профессора, поэтому в исходе поединка никто особо не сомневался. Кто-то направился в буфет охладить накалённые нервы, кто-то с наслаждением закурил, а кто-то, тем не менее, с интересом наблюдал за игрой. Устроившись возле стенки, я глядел на этот бесплатный цирк, ожидая с волнением очереди. Полноватый мужчина, похожий на проректора по хозчасти, шёпотом утвердительно декларировал:
– Сейчас мы увидим избиение младенца!
Разыграли первый удар. Разбивать выпало Кеглевичу, тот тщательно установил шары, поставив биток на длинный борт. Я ни разу не видел, чтобы так разбивали пирамиду, поэтому внимательно следил за происходящим. Несмотря на семьдесят три года, он обладал хлестким, хорошо поставленным, точным ударом. Вот таким макаром он направил биток в пирамиду между первым и вторым шарами. Лобовой шар полетел направо в среднюю лузу, а пирамида разлетелась на своей половине под партию. Семь или восемь шаров стояли на игре, в такой ситуации собрать партию с кия было не такой уж сложной задачей.
Профессор не торопясь положил семь шаров и тихо произнёс:
– Партия.
Евгений, хоть и считал себя классным игроком, тем не менее, открыл рот от увиденного, да так бы и стоял столбом, но слово «партия» вернуло его на землю. Кеглевич получил выигрыш, аккуратно положил деньги в портмоне и не спеша отправился в буфет, уступив игру следующему по очереди.
Только через час я получил возможность подойти к столу. Мне противостоял высокий мужчина средних лет с козлиной нелепой бородкой и усами; видимо, за это его и прозвали «Троцкий». У меня в кармане было только пять рублей, накопленных со школьных обедов, поэтому играли одну партию на эти деньги. Я не очень хорошо запомнил дебют, замечу лишь, что продул 3:8.
В общем, на протяжении следующего года я больше проигрывал, чем выигрывал, тем не менее, набирался необходимого игрового опыта.
Занятия продолжались вплоть до десятого класса, а если точнее, до весны. Впереди маячили выпускные экзамены, поэтому было решено на время приостановить уроки бильярда.
Школу я закончил в 1974 году с приличным аттестатом: только три четверки, остальные – пятерки. После выпускного бала встал вопрос, куда поступать? Я пребывал в некотором замешательстве. Отец уговаривал поступать на геолого-географический факультет, а мама сказала, что «пусть решает сам». В итоге, я обратился за советом к Кеглевичу. Созвонившись, мы условились встретиться в бильярдной.
ПАРАГРАФ 2. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА КЕГЛЕВИЧА
Вернёмся на минутку к интервью.
– Сергей Александрович, а теперь ответьте, пожалуйста, на следующий вопрос. Существовал ли в вашей бильярдной карьере тренер, наставник, учитель? – спросил корреспондент, заглянув предварительно в записную книжку.
– С тренером я никогда не занимался, а вот учитель был, царство ему небесное, Лев Давидович Кеглевич. Замечательный человек, учёный и выдающийся бильярдист, – выпалил я заранее заготовленный ответ. «Вот я сейчас возьму и как на духу поведаю, что Кеглевич на самом деле катала из катал», – мелькнуло в голове. А вслух произнёс:
– Профессор Кеглевич не обладал никакими спортивными званиями, никогда не участвовал в турнирах, тем не менее, игру чувствовал буквально кожей. Поверьте, молодой человек, таких профессионалов можно по пальцам пересчитать. Он, как настоящий артист, наслаждался бильярдом, играя только в своё удовольствие.
По-моему, сказано убедительно, надеюсь, неопытный корреспондент поверил. Зачем посторонним знать правду о Льве Давидовиче Кеглевиче?
Итак, возвращаемся в 1974 год. У меня назначена встреча с профессором в Доме Учёных. Я старался всегда быть пунктуальным, поэтому ровно в десять находился на месте. Профессор ждал меня с нетерпением.
– Здравствуйте, Сергей, искренне рад вас видеть, – нежно улыбаясь, он протянул руку и поближе придвинул пустое кресло.
– Доброе утро, Лев Давидович, как ваше драгоценное здоровье?
На этом дежурные фразы закончились и наступила пора перейти к нормальному, серьёзному разговору.
– Серёжа, давайте немного поговорим о бильярде. Я хочу кое-что рассказать, – таинственно начал профессор.
Об этой игре я мог говорить часами, поэтому быстро кивнул и навострил уши.
– Вы вполне взрослый человек, поэтому буду с вами полностью откровенен, при условии, что этот разговор останется между нами. Идёт? – продолжал интриговать профессор.
Изобразив серьёзное лицо, я произнес как клятву:
– Конечно, идёт, Лев Давидович!
Он продолжал излагать мысли предельно серьезно, видимо, беседу давно продумал до мелочей:
– За два неполных года я научил вас всему, что умею. Теперь вам нужна игровая практика. За год игры в Доме Учёных вы получите её в избытке, коль скоро не станете лениться, а будете постоянно играть, причём со всеми. Лучше всего, если вашими партнёрами окажутся бильярдисты классом сильнее. Только так можно расти в техническом плане.
– Да понял я вас, Лев Давидович.
– Не перебивайте, просто внимательно послушайте. Знаете, кто такие каталы?
– Ну, каталы – это карточные шулеры, у которых пять тузов в рукаве. Они с помощью разных хитрых приёмов всех надувают.
Профессор по-отечески улыбнулся:
– Правильно! Однако встречаются каталы не только карточные, бывают и бильярдные. Причём бильярдные каталы намного умнее и изворотливее. Они настоящие знатоки человеческой сущности. Это в высшей степени отличные психологи!
Я в изумлении открыл рот, но он назидательно продолжал:
– Бильярдный катала играет на струнах человеческих слабостей, таких как зависть, жадность, жалость и других, даже ненависть. Используя в свою пользу человеческие пороки, он заставляет людей проигрывать огромные деньги. Наверное, слово «заставляет» не совсем подходит. Уверен, катала так ухитряется манипулировать партнёром, что тот сам жаждет расстаться с деньгами. Методов манипулирования сотни, если не тысячи, поэтому обычный игрок, даже с хорошей техникой, не в силах ему противостоять. Подобные жулики существовали всегда, столько лет, сколько существует эта игра. Чем быстрее развивается бильярд, тем больше катал, особенно в нашей стране, где народ в большей степени падок на халяву. Людьми бессовестно манипулируют, их нагло обманывают на каждом шагу, а они снова и снова хотят быть обманутыми. Психология манипулирования человеком – целая наука, освоенная каталами в совершенстве.
Я притих и слушал, открыв рот, ведь ни о чём подобном до этого момента даже не подозревал. Мысли превратились в полный винегрет, вопросов в голове тьма, а главное – совершенно непонятно, зачем профессор мединститута рассказывает о каталах?
– Посиди тут немного, подумай над моими словами, попробуй, если сможешь, переварить услышанное, а я прогуляюсь до буфета, принесу по чашке кофе, – спокойно произнёс профессор и удалился.
От напряжения разболелась голова, – так, между прочим, случалось всегда, когда я что-то не мог осмыслить. Я много раз слышал о психиатрии, о психушках, однако о психологии не знал вообще ничего, тем более о психологии манипулирования. Как-то в прошлом году Лев Давидович взял в спецфонде научной библиотеки книгу о психоанализе и дал почитать. Автором оказался какой-то незнакомый ученый, кажется, Фрейд, рассуждающий об Эдиповом комплексе и комплексе Электры. Изданий по психоанализу, как и самой науки, в стране вообще не существовало, всё же хранилось несколько переведённых книг в библиотеках мединститута и университета.
Лев Давидович поставил на стол чашки с кофе. После нескольких глотков я немного очухался, пришёл в себя и задал мучивший вопрос:
– Профессор, зачем вы рассказываете про катал, про манипуляции?
– Всё довольно просто. Дело в том, что я и являюсь самым настоящим каталой. Наберитесь терпения, послушайте ещё несколько минут и, пожалуйста, не перебивайте. Много лет назад, закончив мединститут, я поступил в интернатуру и постоянно ощущал голод, постоянно хотелось есть. Родители надрывались преподавателями в университете, тянули из себя последние жилы, много работали, однако их зарплат всё равно не хватало. К тому же, с нами жила старенькая бабушка и младшие сёстры. Однажды я понял: в этой стране, чтобы жить в достатке, надо родиться сынком члена ЦК КПСС, либо придумать маленький гешефт, проще говоря, бизнес. И я придумал! Кстати, Серёжа, как вы относитесь к евреям?
– Нормально отношусь. Помню, каждый день в течении десяти лет ходил в школу и только недавно узнал, что в нашем классе учились еврейский мальчик и две еврейские девочки. Мы как-то об этом никогда не задумывались. Ходили в одну школу, дружили, много времени проводили вместе.
– Ладно, вернёмся к моей биографии. Слушайте, что было дальше, это довольно интересно. Я быстро написал и защитил кандидатскую, это произошло через два года после окончания мединститута, потому как все пять лет, начиная с первого курса, занимался в научном студенческом обществе. За эти годы набралось много практического материала, который необходимо просто проанализировать и оформить в виде диссертации. Таким образом, в двадцать пять я стал кандидатом медицинских наук в области психиатрии, оставлен на кафедре в должности старшего преподавателя. Однако я не хотел заниматься со студентами и переквалифицировался в гематологию, перейдя на работу в одну из лабораторий при мединституте. Вот там открылась перспектива настоящей научной работы, а главное, появилась возможность ездить по стране на различные научные симпозиумы и съезды, которые проводились семь-восемь раз в году в различных уголках Советского Союза. Я не пропустил ни одной конференции, ни одного съезда. Чувствуете, куда я клоню? За два-три года такой деятельности, я побывал во всех крупных городах нашей необъятной родины. Теперь о бильярде. Его я любил всегда, начал играть с тринадцати, и к двадцати годам мне не было равных. Впрочем, в Томске никто не хотел играть со мной на деньги, ведь все знали мою технику. Появилась необходимость в оперативном просторе, другими словами, надо было гастролировать по всей стране, и такой шанс появился, когда я участвовал в научных конференциях и симпозиумах. Практически раз в два месяца, а то и чаще, я куда-нибудь отправлялся: то в Ленинград, то в Киев, то в Одессу, то ещё куда-нибудь. Первые два года научных командировок были потрачены на то, чтобы договориться с бильярдными маркерами в разных городах, в тех бильярдных, где шла игра на большие деньги; те соглашались сводить игру, за что получали пятьдесят процентов от выигрыша. Существовало, впрочем, одно жёсткое условие: в целях безопасности играть можно было только с тем, на кого укажет маркер-наводчик. Проигрывать, знаете ли, никто не любит, ну а люди, связанные с криминалом, тем более, победив такого соперника, можно запросто лишиться не только денег, но и жизни, поэтому приходилось строго следовать заданному правилу. За вечер подготовленной игры мы зарабатывали по 500—700 рублей каждый. Согласитесь, это хорошие деньги по тем временам, если учесть, что проезд, проживание и питание – всё это за счёт государства, в виде командировочных. Маркерам такая прибавка нравилась, если учесть, что их работа заключалась в том, чтобы подать знак в нужный момент, указав на очередную жертву. Ввиду огромной географии проведения научных симпозиумов, в данной бильярдной я мог появиться, в лучшем случае, через год-два, к тому же, меня никто не запоминал, поскольку я изображал серого, незаметного, жадного командировочного еврея. Человеческий порок, часто используемый мной, называется антисемитизм. Ненависть к евреям процветала в Союзе бурным махровым цветом.
Представьте следующую картину. В одну из бильярдных города Ленинграда невзначай заходит невзрачный интеллигент с ярко выраженным шнобелем, осторожно осматривается и плетётся в бар, якобы перекусить. В баре как бы случайный посетитель тихонечко ставит на стул потёртый портфель, будто в нём хрустальная ваза, и направляется к стойке. Бармен внимательно наблюдает за клиентом и, как бы между делом, спрашивает: