Год мертвой змеи

– Согласно конвенции, – сказал капитан, не трогаясь с места, – медики имеют право на ношение и применение оружия для защиты себя и...

– Заткнись. Не будь дураком. Про конвенции расскажешь кому-нибудь другому, убийца. Пошел!

Едва не подавившись слюной, капитан медленно перешагнул через тело убитого майора, через уроненный табурет и двинулся к выходу, держа руки вытянутыми вперед. Он отнюдь не был трусом, более того, он не струсил в бою, пока была надежда отбиться, но сейчас он был действительно напуган – до потрясения. Или не напуган, а... Но более подходящего слова он все же не нашел. Косоглазый здоровяк не просто говорил на хорошем английском: он говорил так, будто знал его с детства, будто вырос на соседней улице. Половины употребленных им слов и выражений не было ни в одном словаре, и более четверти не употреблялось нигде, кроме северной части Восточного побережья США. В значении «не будь дураком» в первый раз коммунист сказал «Chase yourself!», а во второй – уже «Give it air!». Кроме того, в значении «убийца» он употребил слово «Dropper» – «ронятелъ». Это слово употреблялось в среде бандитов – и еще среди членов студенческих братств Плющевой Лиги[103 - Условное название восьми элитных университетов Новой Англии (северной части восточного побережья США); термин применяется с 1937 года. Под «братствами» понимается система микро-обществ студентов и выпускников университетов, исторически сложившаяся в нескольких странах, включая США.].

Акцент никуда не делся, но слова, от первого «Chase...» и до заключительного «Scat!» – «Пошел!» были теми же, что употребил бы он сам, имей он под прицелом автомата ненавидимого им человека. И еще – если бы он был уверен, что враг его обязательно поймет. То, что коммунист безошибочно назвал его но имени, в сравнении с этим казалось мелочью.

Снаружи стихло. Когда капитан поднялся из блиндажа, также держа руки перед собой, чтобы показать возможно стерегущим снаружи, что он безоружен, выстрелы прекратились. Конвоирующий его диверсант отвлекся в блиндаже дважды – подобрать с пола гранату и дотронуться до убитого парня в располосованном маскхалате. Но броситься вверх по ступеням капитан заставить себя не сумел: прицел чужого автомата жег ему лопатки, как расплавленное олово.

Выйдя наружу в полной готовности к продолжению боя, даже не успев сменить магазин автомата, старший капитан Ю ждал чего угодно. Попытки американца бежать, в ответ на которую он твердо решил прострелить ему локоть. Или того, что бой затих потому что проигран, и он остался единственным живым. Того, что американский химик, посмевший назвать себя «некомбатантом», будет застрелен кем-то из его людей, он не боялся. Фотография капитана, полученная в результате не известной ни ему, ни генералу Ли Сан Чо комбинации разведывательных мероприятий, добралась до них вовремя – за двое суток до начала операции. На ее изучение разведчики потратили не меньше времени, чем на окончательную подгонку обмундирования. Любой из них без колебаний рискнул бы принять пулю собственным телом, чем выстрелил бы в капитана Вудсона, Ph. D., F. F. V.[104 - Ph.D. – «доктор философии», высшая научная степень в большинстве стран; F. F. V. – First families of Virginia, «первые фамилии Виржипии», то есть американский аналог аристократии.], неприцельно.

– Пак! – подбежал к нему «свой» капитан, его заместитель. – Взял? Молодец! Время, время!!! Не стой, уходим!

– Сколько уцелело?

– Половина. Но двое тяжелых, не уйдут.

На плече капитана Квонга расплывалось сдвоенное кровавое пятно, доползшее уже ниже локтя, но себя он к «тяжелым» явно не относил. Двигаться он во всяком случае мог – а учитывая, что раненая рука была левая, то и стрелять тоже. Это было здорово. Выходит, бой все же окончился в их пользу даже «по головам».

– Кто? – спросил он уже на бегу, подгоняя пленного несильными пинками до тех пор, пока тот не принял нужный темп.

– Ким и Мун на моих глазах, остальные кто как. Киму-второму разворотило весь живот, но пока в сознании. И – обе ноги, я перевязал уже – какое-то время протянет. Молодой Сонг уцелел – и я вот. Раненых мы добили – но, может, кто-то отлежался или спрятался. Все.

На бегу старший капитан переваривал выжимку: ни убавить, ни прибавить. Если бы не случайная, в общем-то, гибель двоих разведчиков на проходе через пустые позиции зенитчиков, у них оказалось бы больше шансов. Так – почти нет. Трое, включая одного раненого. «Молодой Сонг» – высокий статный парень с телосложением стайера, непрерывно воюющий третий или четвертый год, но все еще отзывающийся на свое старое прозвище, был вовсе не лучшим из группы. Но он оказался одним из самых везучих, и это хорошо его характеризовало. Выскочив откуда-то сбоку, он неожиданно оказался не один, а толкал перед собой еще одного пленного. Старший капитан даже не спросил ничего: просто вскинул автомат.

– Стой! – успел вскрикнуть парень, в последнюю долю секунды удержав палец командира своим окриком.

–Что?

Говорить было некогда. Капитан был совершенно прав: счет шел на минуты. И при этом в любой момент откуда-нибудь сзади по ним мог полоснуть недобитый раненый, оказавшийся достаточно смелым, чтобы решить, что ему терять нечего. Таких он уже видал – и не уважать этого, как и не принимать в расчет, было нельзя.

– Ты! Скажи ему!

Сонг стукнул в плечо пленного – высокого, сутуловатого рядового первого класса со злыми и грубо-тонкими чертами лица. Того мотнуло вперед, и он едва не налетел боком на автомат старшего капитана.

– Что делает черная кошка Мурка в кухне? – сказал пленный. Сказано было твердо, голосом, соответствующим его лицу. У обладателя такого лица Ю никогда в жизни не рискнул бы купить ничего дороже карандаша. И никогда – повернуться к такому врагу спиной. Если бы не сказанное, капитан убил бы его без раздумий.

– Ты русский? – прямо спросил он пленного по-английски. – Отвечать! Это пароль? Что ты хочешь сказать этим?

– Джексон, рядовой первого класса, 38-й полк. Что делает черная...

– Черт, – повернулся Ю к капитану. – Я даже не полностью понял, что он говорит. Это что, он нас наводил? Кто у нас русский знает?

– Мун знал.

Капитан говорил так же отрывисто: его наверняка мучила боль от полученных минуты назад ран – как такое бывает, они знали оба.

– И еще Ким-второй.

–Да.

Они побежали все вместе: американцы впереди, потом Сонг, грамотно держащий обоих врагов на прицеле, затем оба офицера. Раненые лежали рядом с какой-то сложенной из валунов пирамидкой, почти опираясь спинами друг о друга. Кто-то (наверняка сам капитан Квонг) вплотную подтащил к ним нескольких убитых. Двоих Ю узнал – сначала по испачканным загустевающей уже кровью маскхалатам, а уже потом в лицо. Теперь лейтенант Йо и младший лейтенант Ким, передвигаясь ползком на задницах, опустошали их карманы и подсумки.

– Ким – смотри на этого!

Старшему капитану было некогда проявлять жалость. Ребята были обречены, но такова цена того, чтобы попытаться дать остаткам группы уйти вместе с результатом. Времени на это оставалось все меньше и меньше, ио выбора не было.

– На колени! – скомандовал он обоим пленным, сопровождая команду двумя мгновенными ударами носком ботинка по их лодыжкам. – Ты!

– Что делает черная кошка Мурка... – повторил американец ту же свою фразу, из которой Ю понял два-три отдельных слова. – Товарищ, мне нужно... Нужно товарищ Сун!

Ким-второй помолчал, безуспешно пытаясь сдержать страдальческую гримасу. Он находился в сознании только невероятным усилием воли. А если он сумеет купить этим усилием еще минуту или полторы – это уже будет просто чудом. От осознания такого было тяжело дышать, но это не помешало ни ему, ни Сонгу пополнить боезапас за счет собранного ребятами у убитых для своего собственного последнего боя.

– Это не русский, – сказал раненый разведчик на корейском языке, когда американец произнес еще что-то на русском – вроде бы уверенно, но с паузами. – Это бред. Обман. Единственная зацепка – Сун.

– Сун! – снова сказал рядовой Джексон, лицо которого все больше напоминало оскал какого-то небольшого хищного зверя. – Товарищ Сун!

– Если он про Яр Ен Суна, – сказал младший лейтенант, – то может быть настоящим. Но я бы не рисковал. Вас всего трое. Уходите, оставьте его нам.

Старший капитан Ю подумал с секунду.

– Нет, – сказал он, приняв решение. – Нет. Он пойдет с нами. Все. Прощайте, ребята.

– Прощайте, – эхом повторили оба остающихся. – Удачи вам. Передайте...

Они не стали дослушивать, подняв американцев и рванувшись с места в бег. Все, что можно было передать родственникам тех, кто уже погиб, и тех, кто умрет через четверть часа, они знали лучше, чем этого хотелось бы. Такое им приходилось делать не раз.

Двое пленных на троих – это слишком много для необходимого темпа движения, но в словах раненого имелся резон. Яр Ен Сун был личностью весьма известной в разведке КНА. Как и сам товарищ Ким Ир Сен, он являлся строевым командиром РККА, работал в разведотделе Тихоокеанского флота во Владивостоке, и еще в 1937 году был заслан в Пхеньян для подпольной работы. Появление информации по химику, позволившей вместе с результатами допроса пленного из этого батальона подготовить операцию, имеющую хоть как-то отличную от нуля вероятность успеха, а теперь еще и упоминание имени «Сун» – эти две детали вполне складывались вместе. Плохо, но складывались. Именно поэтому Ю решил рискнуть, не убив непонятного американца сразу.

– Квонг, ты как?

На бегу старший капитан приблизился к своему заместителю почти вплотную. Того уже шатало: двойное пулевое ранение, каким бы оно ни было, – это не шутка. Даже если пуля пришлась в руку, кровопотеря, пусть и умеренная, вкупе с болевым шоком могут выбить из строя самого железного человека.

– Пока...

Капитан даже не стал договаривать фразу – таких усилий требовал от него просто бег. Остатки группы, пополненные «результатом» ее работы – секретоносителем и еще одним, потенциально «своим» человеком, двигались вверх по склону сопки – пологому, но отполированному ветром до самой почвы. Каждый шаг стоил раненому неимоверного напряжения, но Ю рассчитывал, что он выдержит хотя бы еще несколько километров. Им нельзя было задерживаться, потому что погоня будет беспощадна не только к ним, но и к себе. Ну, еще минуту?

Нет, такой поблажки судьба не дала. Сзади, уже в нескольких километрах за отрогами наискосок пройденных ими сопок, затрещало и забухало эхом. Можно не сомневаться, что младший лейтенант Ким-второй и лейтенант Йо сделают все, что могут. Некоторое время у них все-таки было, и они могли догадаться заползти в какой-нибудь из блиндажей, обеспечив себе тыл и добыв этим пару лишних минут на обмен огнем. Старший капитан знал своих ребят и был уверен, что возможность их сдачи в плен исключена полностью. А зная американцев – и в том, что рисковать собой, пытаясь взять диверсантов живыми, они не будут.

К тому же то, что капитан-химик и рядовой первого класса исчезли, обнаружится далеко не сразу, а значение этого факта будет осознано лишь через многие часы. Следов они постарались не оставить, и если кто-то из затаившихся недобитков, притворившись мертвым, не отследил направление их отхода (немедленно за изгибом рельефа ставшее весьма приблизительным), то это даст разведчикам дополнительную фору. Собаки зимой работают плохо; более того, рабочих собак и у интервентов, и у лисынмановцев в строевых частях быть не должно, а для полицейской облавы опять же требуется время. Которое они просто обязаны потратить с пользой.

Бой позади продолжался чуть дольше, чем этого можно было ожидать, но все равно – минуты. Ну, вот и все. Или... Через три-четыре секунды сзади гулко и глухо рвануло. Разрыв гранаты вызвал долго ходившее от одной сопки к другой эхо – как будто кто-то из его ребят попрощался вслух. Вот теперь – точно все. Йо и Ким ушли так же, как и жили, – просто и деловито. Будет обидно, если такое не поможет.

Пять человек продолжали бежать, оскальзываясь на камнях. Попытку американского капитана потянуть время, имитируя усталость, Ю пресек жестко и решительно – несильным ударом пониже затылка. Если знать как бить, то такой удар вызывает временный паралич нескольких коротких мышц-разгибателей шеи, что здорово больно и страшно неудобно. Да и просто – страшно.

Еще в прошлый раз заметив, какое впечатление почему-то производит его английский, Ю с чувством обозвал пленного сначала ослиной жопой, а потом и просто дураком, употребив в последнем случае слово, которое, как и многие другие, выучил на слух от инструктора, проработавшего большую часть жизни учителем корейского в старшей школе для мальчиков при американском торговом представительстве в Вонсане. Слово «Goop»[105 - Слово Goop, или Goup («дурак»), встречалось почти исключительно в американском студенческом сленге начала—середины XX века. В настоящее время это его значение почти исчезло.] при всей его мягкости, заставило химика бросить прикидываться и прибавить так, что это удивило даже Сонга, прыгающего по камням с грацией козла, нагруженного мешками с рисом.

Повидавший всякие уровни подготовки, старший капитан реально и высоко оценивал возможности американца: мужик тот был крепкий и мог бежать быстрее – а значит должен был это делать. Можно было не сомневаться, что он уже думает о побеге, но гораздо сильнее разведчика сейчас волновало то, о чем думает второй американец, который Джексон. На рядового, пусть даже первого класса, он не походил совершенно, для этого пленный был слишком староват и слишком по ощущению опасен – и это было той маленькой деталью, которая окончательно убедила корейца в том, что убивать его прямо сейчас не стоит. Последнее успеется при любом, даже самом плохом раскладе. Советские товарищи, помогавшие им с подготовкой рейда и его обеспечением, тоже не были особо похожи на «капитанов», как пересчитывался принятый в КНА третий офицерский чин Советской Армии. И тоже были опасны – это Ю, человек, выживший в таких переделках, какие и в страшном сне не приснятся пи одному фронтовому корреспонденту, любящему писать «про разведчиков», определил сразу, как рыба, всей поверхностью кожи.