За день до послезавтра

Прозвучала фраза коряво, но никакого значения это не имело. Два часа спустя – такая информация была бесценной. Руководство – молодцы. Выдать людям хоть как угодно написанный текст – это более важно, чем редактура.

– Охрана станции приняла бой…

– О, Господи…

Это мама сказала вслух. Николай даже не вздрогнул.

– Понеся тяжелые потери убитыми и ранеными, она сумела не пропустить нападавших к основным помещениям станции… Все нападавшие уничтожены, и к настоящему времени угроза станции ликвидирована полностью… Благодаря оперативно принятым мерам все четыре действующих на момент нападения атомных реактора были изготовлены к аварийной остановке. Таким образом, даже в случае проникновения нападавших внутрь периметра станции угроза неконтролируемой цепной реакции или радиоактивного заражения любого рода практически отсутствовала… Руководство ЛАЭС ответственно заявляет, что при всей сложности сложившейся обстановки ни малейшего снижения уровня безопасности допущено не было, как не было допущено и потери управления… В течение всего времени с момента нападения как на самой станции, так и в ее окрестностях мониторинг радиационной обстановки ведется по усиленному режиму… Нет никаких признаков…

– Ну, проехали, кажется…

Отец тоже был бледным, пусть и при все той же усмешке на губах.

– Похоже на то. Наливай…

Юмор в голосе Николая почти не чувствовался, но родители знали его слишком хорошо. Смеяться начали оба. Нервно, но смеяться.

– Объявленные передачи нашего канала будут проходить в обычном режиме, но в начале каждого часа мы будем передавать краткое информационное сообщение, а также сообщать о любых деталях, которые…

– Отбились, – заключил отец. Что такое ядерный реактор, он знал намного лучше жены и сына, и все это время ему наверняка было страшнее, чем он старался показать. С другой стороны, сам Николай заметно лучше родителей знал, что такое «группа, вооруженная автоматическим оружием».

– В настоящее время радиационный фон на территории ЛАЭС составляет 8,1 микрорентгена в час, что меньше естественного фона. В районе поселка Ручьи радиоактивный фон составляет 8,0; в районе станции Воронка – 7,7; в районе поселка Кандакюля – 8,0…

– А Петербург что? – не удержалась мама. В тот же момент в углу экрана выскочили цифры: «6,5».

– В Петербурге радиационный фон в настоящее время составляет 6,7 микрорентгена в час. Еще раз повторю, это меньше даже естественного радиационного фона и не представляет никакой опасности для здоровья. Мы призываем население сохранять спокойствие. Нет никаких сомнений в том, что спецслужбы на этот раз сумели сработать четко и эффективно, не допустив…

– При чем здесь спецслужбы-то? Их штатная охрана перебила, сказали же. Там человек шестьсот, насколько я помню.

– Станции защищает какое-то из Управлений ФСБ под контролем Федерального агентства по атомной энергии, – не согласился Николай. – А наружная охрана – внутренние войска МВД, если я не напутал. Так что с формальной точки зрения…

– Надо Свете позвонить.

Мама, разумеется, была практиком: детали административного подчинения отлично сделавших свое дело людей ее не интересовали. К моменту, когда ее сын вернулся в комнату уже одетым «по-домашнему», была обзвонена половина родственников: начиная, разумеется, с дочери, сразу ретранслировавшей «отбой» своему мужу. Все это время телевизор не выключался, но программа действительно шла самая обычная. Следующий выпуск новостей вышел, как и было обещано, в 11 ровно и открылся статичной картинкой с парящими на морозном сером горизонте трубами. Потом картинка мигнула и пропала, и на ее месте вновь появилась «говорящая голова». На этот раз знакомый любому петербуржцу ведущий выглядел заметно спокойнее. Похоже, все действительно обошлось. От ЛАЭС до Питера было 80 километров по прямой: от Чернобыля до Киева было больше.

– Дорогие телезрители…

– Женуля! – заорал отец. – Иди смотреть!..

Мать подошла, торопясь, и с этого момента они смотрели в экран уже все вместе, как на Новый год.

– По полученным в течение последнего часа дополнительным сведениям… Шестеро убитых и по крайней мере четверо тяжелораненых из состава подразделения охраны… Имена погибших и раненых пока не сообщаются, но нам сообщили, что все пострадавшие находятся в медсанчасти ЛАЭС, в которой имеются условия для проведения хирургических операций любой степени сложности… Наш собственный корреспондент сообщает с места…

– Ага, ага, – с удовлетворением закивал отец, когда во весь экран было показано, что именно этот корреспондент «сообщает». – Вон они, соколики. Ай, молодцы…

– Коля… – тихо позвала мать, оказывается, смотревшая в это время на него. Николай не слышал, – ему было не до того. Оскаленные, неживые лица, с выпученными до предела глазами, как часто бывает у людей, погибших от полостных ранений. Россыпи ярко блестящих гильз на едва-едва припорошенной инеем, перетоптанной вдоль и поперек земле. Гильзы короткие, гильзы длинные, черные пятна крови тут и там. Выбоины у косяков двери и окон приземистого серого домика, разбитые вдребезги стекла. Тела друг на друге, тела, изогнутые последней мукой так, будто они до сих пор пытаются дотянуться, добежать куда-то. Подросток лет восемнадцати, лежащий лицом вбок – рот удивленно открыт, в черном провале виден язык. Картинка здорово дрожала: оператор или собирался уронить камеру на землю, или раздумывал о том, не упасть ли ему тут же. Корреспондент при этом выглядел сравнительно неплохо. Показав раз пять его ноги в черных ботинках, аккуратно переступающие с одного сравнительно чистого пятна инея на другое, камера поднялась на его лицо, оказавшееся неожиданно спокойным.

– Владислав! – позвал его невидимый сейчас ведущий. – Мы все видим вашу картинку! Расскажите, что сейчас происходит на станции?

– Алексей! – тут же отозвался уверенный парень. – Мы сейчас находимся на том самом месте, где сегодня в 8 часов 10 минут утра была произведена попытка…

– Коля… – снова позвали сбоку. На этот раз Николай обернулся. Мама смотрела на него, прижав руки к груди. Он перевел взгляд на отца, и тот, только что азартно и хищно подпрыгивавший на месте, тоже, как оказалось, смотрел прямо ему в лицо, бледный и напряженный. – Коля, что?..

– Ничего, – сумел хрипло выдавить из себя он. – Показалось, знакомый. Но нет, конечно, просто типаж. И бритые все. Там… там не брились…

Он снова повернулся в сторону экрана, где журналист немо шевелил губами, скупо поводя вокруг себя свободной от микрофона рукой. После одного из его жестов картинка отплыла вбок, фокус ушел вперед, и оператор показал наплывом группу крепких мужиков в пятнистом камуфляже и с оружием. Те, как почувствовав, разом повернулись к камере спинами. Поняв, что ничего интересного не будет, оператор на этот раз мягко и неторопливо развернул камеру в другую сторону, показав панораму целиком. Стена домика, выглядевшая так, будто в нее пригоршнями швыряли щебень. Застывшие ступни ног в одном почему-то ботинке. Осевший, перекошенный фургон с истерзанным рваными дырами тентом. Другое тело – это показали целиком, и зрелище было такое, что сквозь гул в ушах к Николаю прорезался совершенно отчетливый мамин вздох.

– …Нам рассказали, что ответственный представитель Росатомэнерго обратился к персоналу станции со словами благодарности, заявив, что…

С большим увеличением показали лицо молодого солдата, водящего глазами то в одну сторону, то в другую. Камеру он не видел, и оттого сцена была сюрреалистичной: миллион человек как будто подглядывало за тем, как возбужденный произошедшим парнишка облизывает черные от ветра губы и морщит нос. Журналист продолжал что-то бубнить, но его слова доходили плохо. Когда снова начали показывать исщербленную стену и ворох заледенелых осколков под оконными проемами, Николай поднялся. Родители посмотрели… странно. Застыв лицом, он ушел в другую комнату, плотно закрыл за собой дверь и деревянным движением ткнул в кнопку включения компьютера. Тот тихонько ухнул, и через несколько секунд раскрутившийся жесткий диск выдал на пискнувший стереодинамиками монитор обычные при загрузке операционной системы строчки. К тому моменту, когда развевающаяся в центре экрана «рама» сменилась на панораму усыпанного сияюще-желтыми листьями Летнего сада, Николай уже немного успокоился. Пульс, во всяком случае, снизился где-то до девяноста. Выйдя в Сеть, он двумя щелчками компьютерной мыши вывел на экран блекло-коричневое дерево сообщений никогда не спящего «Правильного форума военной истории». В правой половине экрана, на которую при загрузке согласно его настройкам выводились имена присутствующих участников, было пустовато. Воскресное утро – большинство людей в европейской части страны должны были проснуться только недавно и сейчас сидели у телевизоров, а не в Сети. Дальневосточники же вообще еще не знали ничего.

Несколько человек с малознакомыми именами активно перебрасывались сообщениями. Николай проглядел их наискосок, открывая только выглядящие самыми интересными. На каждый пост он тратил не более пары секунд, но на середине одного усыпанного восклицательными знаками сообщения (вызывающего в подсознании классическую здесь шутку «а бояться лучше на чердаке!») остановился. После этого, подумав, он вернулся на несколько штук назад. «По Сиэн-эн третий час надрываются, что русские не дают никаких комментариев. Может, теперь заткнутся?..» «Третий час» – это выглядело странно. По ощущениям – почти как взгляд родителей. На часах в углу экрана было 11.14, на надетых к этому времени наручных – столько же. В логе сообщения стояло 10.56, – в хвост к нему только в одной этой ветке было приписано уже штук десять. «Третий час» означало, что СNN разродилось первым «мы прерываем свою программу» по крайней мере за два с копейками часа до этого, то есть в 8.40 или что-то около того. Впрочем, возможно, – и скорее всего – это просто преувеличение. Проверяется это легко. Стоило набрать «cnn.com», – и на распахнувшейся стартовой странице тут же выскочила картинка с теми же парящими трубами над угловатыми зданиями на фоне серо-стального неба Финского залива. Последнее обновление датировалось 2.10 после полуночи по «восточному стандартному времени», то есть появилось четыре минуты назад. Ну да, их штаб-квартира в Атланте, на Восточном побережье. Мораль?..

Не слишком даже задумавшись, Николай набил в поисковую строку «LAES», – просто транслитерировав слово из русского. Ничего. «Бор» в смысле «Сосновый Бор» не подходил – половина ссылок будет про Нильса Бора, четверть про его внука, а остальные – про сам элемент. Тогда – «Petersburg nuclear power plant»[15 - Петербургская атомная станция (англ.).]. Вот это сработало без проблем – мигнув, экран переродился в разделенную пробелами коллекцию абзацев. По умолчанию они были отсортированы по времени появления на сайте, а всего из трех десятков найденных на страницу влезло двадцать. Нижние были многомесячной давности, в глаза бросилось «Россия продолжает игнорировать требования ЕС об усилении безопасности своих ядерных станций». Верхние были сегодняшние и вчерашние: «атака на станцию», «неизвестные лица в неизвестном числе», «инцидент на станции», «российская сторона пока не дает никаких комментариев»… Николай покусал губы. Парень с забавным ником «Взрыватель» оказался прав – первое из сообщений всего этого блока датировалось 12.44 после полуночи по тому же восточному стандартному времени, разница которого с Москвой составляла восемь часов. Что теперь? Американские же «abcnews.go.com» оказались пустышкой – на их стартовой странице до сих пор висела реклама телесериала, с размером бюста главной героини, едва помещающимся в выделенное под «нажимабельную» картинку пространство. Сайт британских «ВВС» был переполнен уже не только старыми силуэтами станции, но и изображениями земли с пятнами тел, – и, более того, крупными планами с рассыпанными гильзами. Кто-то уже явно успел скинуть им сделанные за последние часы снимки. Скорее всего – и снятые, и переданные с мобильного телефона. Впрочем, нет… Размышляя с такими усилиями, что голову оказалось легче склонить набок, Николай вспомнил, что напуганная женщина в пойманной им часом ранее радиопередаче упомянула, что сотовая связь отрублена. Или включили снова, как очередную меру по успокоению народа, или фотографии появились каким-то другим путем. Но в любом случае, из двадцати с небольшим «попаданий» в архиве ВВС, вызванных к жизни теми же ключевыми словами, свежими были только шесть, и все они появились лишь в течение последних двух часов. Это легко проверялось просто сравнением лондонского времени, выставленного на рамке каждого кадра, опять же с московским. Да и первое было, скорее, просто перепечаткой из американских сообщений, с осторожной приставкой «по некоторым сведениям…» Первое «настоящее», свое, появилось в 6.20, то есть в 9.20 утра по тому времени, какое было в Петербурге и в Сосновом Бору. Не «Боре» же… Забавно, да?

Николай разорвал соединение с Сетью и откинулся на спинку стула. Размышлял он так напряженно, что лишь с большим трудом заметил, как тихонько приоткрылась, а затем вновь закрылась дверь за спиной: мать проверила, что он делает. Итак, британский сайт полнее, но зато американские выложили информацию о случившемся на ЛАЭС заметно, на многие часы, раньше. Что это может означать? К минуте, когда в Атланте ночной редактор ленты новостей выпустил первое сообщение об «инциденте на ядерной электростанции в России», прошло около получаса с момента собственно атаки. В теленовостях сказали, что началась она в 8.10 утра. К скольки она «закончилась», если можно употребить это слово? Прищурившись, Николай поглядел в окно, а затем и вообще закрыл один глаз, чтобы думать было еще легче. Хорошо, что этого не видит никто, кто считает его достаточно умным…

Судя по картинкам из телерепортажа, бой велся на минимальных дистанциях: в пределах 10–15 метров. Оружие было разное, но с явным преобладанием автоматического. Сколько человек участвовало во всем этом – предположить сложно. С одной стороны, были «тяжелые потери убитыми и ранеными», с другой – «все нападавшие уничтожены». Предположим – около десятка с каждой стороны в потери, плюс сколько-то уцелевших, собственно и выигравших бой – с нашей. Тогда бой мог длиться минуты, больше явно никак. На минимальной дистанции работают длинными, почти непрерывными очередями. Стандартный магазин «Калашникова» – 30 патронов, это 4 секунды. У охраны – точно они, у тех, кто на станцию напал? – скорее всего тоже. Штурм домика охраны подразумевал использование длинноствольных типов оружия, способных придать пуле высокую начальную скорость. То есть ни УЗИ, ни какой-нибудь Хеклер-Кох здесь не играют. Более того, когда гарантированная надежность важнее меткости (а та на такой дистанции вообще никакого значения не имеет), ни один реалист не станет брать М-16 или остальные разрекламированные модели. Только старый «Калашников», только так. Значит, 4 секунды или около этого – на первый магазин. Те, кто сумели дожить до необходимости его сменить – считают следующие секунды. К этому моменту целей становится в разы меньше, и израсходовать второй магазин займет, соответственно, в 3–4 раза больше времени. Но в любом случае в пределах одной минуты кончено будет уже все. Учитывая то, что было видно в сумбурном видеосюжете, все нападавшие легли на площадке перед домом, перед проходной – вероятно, внутренней. Перед той избитой машиной, или за ней, или внутри, – это уже неважно, никакой защиты она не предоставляет. Потом уцелевшие бойцы охраны потратили еще какие-то десятки секунд на то, чтобы прошить короткой очередью каждое из столь живописно валяющихся перед ними тел, после этого аккуратно выбрались… Можно было представить, как это было страшно. Еще раз по пуле в каждое тело – с максимальной для тесной асфальтовой площадки дистанции. Никому явно не хотелось рисковать получить прощальный привет храброго воина Аллаха в виде пули или прикрытой им от взгляда гяура гранаты. Потом… Потом они подходят ближе и начинают пинать тела. Тревога поднята уже давно, и к этому времени к проходной с разных сторон подлетают машины с тревожными группами – еще человек десять с оружием. Но все уже закончилось, и теперь впервые звучит облегченное «отбились»… Так было?

Николай поднялся, бросил последний взгляд на застывшую на экране картинку с желтыми кленами и отвел руку назад, не выключая машину. Пока пусть так…

– Ну, что тут? – спросил он, снова войдя в комнату к родителям. Те о чем-то оживленно переговаривались между собой, когда он вошел. О чем именно – разобрать не удалось, да он и не пытался особо.

– Пока ничего. Выступил еще какой-то человек, в голосе – сплошное облегчение. Типа, «всем налить» и по ордену.

– Очень может быть. – Николай с удовлетворением кивнул. Ордена себе эти ребята заработали честно. Сейчас начнут трепать язык, что все это давно и тщательно спецспланированная спецоперация спецорганов, но это уже будет бред. Было бы спланировано – положили бы их между заборами из пулеметов, после предложения сдаться. А так… Все явно было экспромтом, встречный бой, со всеми его радостями. Отсюда и «тяжелые потери»…

Он зябко поежился, стараясь дистанцироваться от того жуткого ощущения почти нарколептической нереальности, которое каждый раз поднималось в нем при произнесении вслух или тем более про себя словосочетания «встречный бой».

– Что-нибудь умное сказали? – спросил он вслух, не собираясь доводить до родителей никаких подробностей своих бесполезных рассуждений.

– Нет.

– Ну и ладно. Может, к вечеру какие детали…

– Ты к скольки сегодня? – поинтересовалась мама.

– Как обычно. К шести. В 4.40 выйду, доберусь не спеша.

Впрочем, к середине дня Николай совершенно точно определил для себя, что выйдет не позже половины четвертого. На дежурство ему было именно к шести, но недопонятые, недодуманные обрывки мыслей метались в голове настолько суматошно, что ему требовалось привести их в порядок. Ничего лучше, чем бег или ходьба по знакомому маршруту, для этого не имелось, поэтому он решил пройти от Василеостровской до Гавани пешком. Погода этому явно способствовала, ветер так и не поднялся, и легкий морозец в сочетании с негусто завалившим дороги свежим снегом сделал прогулку однозначно приятной. Спешащие по своим воскресным делам ленинградские девушки выглядели совершенно шикарно – румяные, с блестящими глазами, большинство простоволосые, и каждая десятая в шубе хотя бы «из козлика» и длиной хотя бы «по то самое». Растет, как говорится, благосостояние трудящихся.

«Что бы это все значило? – спрашивал Николай сам себя, шагая. – Что?» Перед самым выходом он посмотрел очередные новости и еще раз проверил те же самые веб-сайты. В новостях не было ничего кардинально меняющего представление о произошедшем. Единственное – наконец-то прозвучали слова «Кавказ» и «Чечня», и так-то ясные с самого начала. Тон выступлений был едва ли не эйфоричным, генералы разных родов войск делали мужественное выражение лица, изо всех сил стараясь скрыть желание подпрыгнуть на месте. Полуденное выступление президента Николай упустил, но отец рассказал, что и в нем ничего выдающегося не прозвучало: просто связный набор подходящих к случаю фраз. С другой стороны, на сайте CNN он отметил детальку, которая ему не понравилась. Старые сообщения никуда не делись, новых прибавилось штук двадцать пять – как и положено, когда новость настолько «горяча». Но при этом несколько изменился как тон сообщений, так и их формат. Во-первых, через два раза на третий в комментариях начали проскакивать фразы вроде «Как всем известно, охрана ядерных объектов в России находится в неприемлемом состоянии. Таким образом, представляется чудом, что они сумели…» Во-вторых, неожиданно исчезла маркировка ушедших с первой страницы сайта в архив сообщений по времени. Дата осталась, а вот часы и минуты пропали, будто их и не было. Для проверки удивившийся Николай набил в поисковую строку словосочетание «Билл Клинтон». Выскочивший десяток страниц, набитых заглавными абзацами давно ушедших в прошлое новостей и комментариев, был теперь таким же – только даты. Похоже, веб-дизайнер СNN действительно выбрал этот воскресный день, чтобы если не сменить, то хотя бы чуть модифицировать формат их интернет-страницы. Это было странно. Учитывая, какая у них сейчас должна быть нагрузка на сервер, любые манипуляции с форматом могут окончиться плохо. В компьютерах доктор Ляхин понимал не слишком, но замеченная перемена шла совсем уж вразрез с тем, что он знал.

Ладно, черт с ним, со временем, – сам он помнил минуты выхода первого невнятного сообщения об «инциденте» точно. Это было через полчаса после начала боя, или через примерно 25 минут после того, как он закончился. Конечно, если опять же считать верной логику рассуждений о его ходе. За это время информация дошла до Атланты, в которой была ночь с субботы на воскресенье, успела «перевариться» в головах дежурной смены, наверняка соображавших: выпустить ли им новость первыми из всех, рискуя опозориться, если это окажется уткой типа прошлогодней зимней серии. Тогда компьютерные вирусы, вложенные в электронные сообщения с заголовками типа «Русской ракетой сбит американский самолет!» и «Китайцы сбили искусственный спутник!», за пару суток обошли весь мир, вызвав короткую панику в новостных агентствах. В итоге выпускающий редактор рискнул, и CNN стали первыми – но это было слишком уж рано… Скрипя сапогами по снегу и уже почти равнодушно проскальзывая взглядом по лицам идущих навстречу красавиц, Николай пытался вытащить из головы что-то мешающее, какую-то глупую ассоциацию с детством. Чернобыль? Возмущенная критика в советских газетах: дескать, вся западная пресса хором сообщила, что при аварии погибло две тысячи человек, хотя погибло всего шесть пожарных, героически боровшихся с огнем… Или еще что-то в этом роде?

Как всегда бывает, когда хочешь вспомнить что-то и никак не можешь, Николай начал злиться. Как с такой проблемой (удачно называемой на английском «блок в мозгах») справиться, он знал не хуже других. Нужно начать думать о чем-нибудь другом, тогда мысль всплывет сама – обычно во время засыпания, когда мозг упорядочивает, сортирует и отправляет на долговременное хранение воспринятую за день информацию. Но как обычно, хотелось вспомнить сейчас.

– Вечер добрый!