Музыка стихла. Музыканты ушли, а на сцену вышли обнажённые красавицы – брюнетка и блондинка. Они начали крутиться на металлических шестах. Из чёрных колонок, висевших над сценой, лилась музыка, похожая на шум прибоя. Фёдор закурил. К ним подошла в короткой красной юбке с обнаженной грудью длинноногая рыжеволосая официантка.
– Пиво, мальчики, – блеснув белоснежной улыбкой, сказала она и поставила на стол две тёмных ледяных бутылки пива.
– Спасибо, крошка, – ударил её по попке Дмитрий.
Фёдор пошёл к бильярдному столу. Там стоял здоровый коренастый мужик лет 35, лысый, но с седыми висками.
– Может, сыграем? – спросил Фёдор.
– Разбивай, – выпуская дым изо рта, произнёс мужик басом.
Дмитрий подъехал к ним и принялся следить за игрой, попивая пиво и хмуря брови.
– Ты представляешь, я воевал, а на меня всем наплевать, – раскачиваясь около бильярдного стола, произнес он.
– Успокойся! Все будет хорошо, – ответил Федор.
– Мне на всё наплевать, – возмутился Дмитрий.
– Слышь, парень. Заткнись. Думаешь, если есть каталка, то тебя все должны жалеть? – ударяя кием по шару, произнёс лысый.
– Что? – не понял Дмитрий.
– Ты тут не единственный десантник. Я воевал в Дагестане, и в первый день у нас полегло двадцать солдат, – затушил бычок о жестяную пепельницу мужик. – Так что не роняй мне слёзы в пиво. Послужил, вот и всё, привыкай. Хватит ныть.
– Федя, это что за урод? – повернулся Дмитрий к другу.
– Я не знаю. Да ну его, не бери в голову.
– Знаете что, – ударив кулаком по бильярдному столу, крикнул Дмитрий. – Вы все уроды!
– А ты – тряпка, штопаное дерьмо, – ударил кием в пол лысый.
– Что ты там вякнул? – попытался схватить его за куртку Дмитрий. – А ну иди сюда.
– Ну, давай, ударь меня, чертов инвалид, – нахмурился мужик.
– Да я тебя и сидя порву, – замахнувшись рукой, кричал Дмитрий.
К лысому подошли два здоровых охранника и схватили его за руки.
– Ты заткнись, – подошёл и закрыл собой Дмитрия Фёдор.
Он взял коляску Дмитрия за ручки повёз его к выходу.
– Постой, отпусти меня, я еще хочу выпить, – сопротивлялся тот.
– Я думаю, тебе уже хватит.
– Нет, не хватит, – сердился Дмитрий.
Друг подвёз его к столу. К ним подошла та же официантка и принесла на чёрном подносе бутылку водки. Дмитрий схватил её, мгновенно открыл и начал залпом пить. В клубе зазвучала музыка восьмидесятых.
– Братан, подтолкни меня, – подъезжая к сцене, сказал Дмитрий.
– Ты борщишь. Я думаю, на сегодня достаточно развлечений, – прошептал Фёдор.
– Нет, не достаточно, я ещё не нагулялся, – заезжая на кресле на сцену, произнес Дмитрий.
На подиуме девушки извивались у шеста, как змеи в джунглях. Он начал в такт музыке крутить головой и ездить по сцене.
– А у тебя неплохо получается, малыш, – сказал ему брюнетка.
Дмитрий пил водку из горла и улыбался.
– Тренировался, наверное? – держась руками за шест, осведомилась блондинка.
– Всю жизнь, девочки, ради вас, – он швырнул на сцену пустую бутылку. Та мгновенно разбилась, и осколки разлетелись по сцене. Девушки взвизгнули и убежали. Дмитрий качнулся еще раз, кресло поехало вперед, и он упал на спину прямо на сцену.
– Опять нажрался до поросячьего визга, – схватил его за плечи Фёдор.
– Плевать на эту чёртову жизнь, – орал Дмитрий. – Дайте мне кресло, я хочу танцевать!
* * *
На улице ветер и ливень не прекращались. Лило, как из ведра.
– Спасибо, Федя, – пьяным голосом говорил Дмитрий.
Его коляска заехала на порог дома. В прихожей загорелся свет. В белой ночной сорочке вышла мама.
– Что с тобой? Ты опять пьян? – спросила она.
– Привет, мам, – заикающимся голосом сказал Дмитрий.
– Ты опять пьяный. Боже мой! Мой сын – алкоголик, – мама подошла к коляске и обняла себя за плечи.
Дмитрий сорвался со стены в прихожей деревянный крест и стал на него смотреть.
– Не тронь крест, – вырвала у него распятие из рук мать.
Дмитрий крепко держал распятие правой рукой, не отдавал. А левой крутил колеса инвалидной коляски в свою комнату.
– Вот в это ты веришь, – показывая матери распятие, говорит Дмитрий. – Ты в это веришь, а я – нет.
Он заехал к себе в комнату, мать зашла следом за ним, включила свет.
– Я больше не верю в него! Он провисел всего три дня, а мне всю жизнь мучиться. Лучше бы я сдох! – кричал сын.