Русский город Севастополь

На следующее утро Павла подняли рано. Он спал среди сапёров и артиллеристов прямо возле пушечного лафета, укрывшись от ночного прохладного ветра за бугром эполемента. Рассвет едва подёрнул небо.

– Будете чай, прапорщик? – спросил капитан-артиллерист, предлагая жестяную кружку, над которой поднимался парок.

– Спасибо!

Павел поднялся, потянулся за кружкой.

– Осторожно, не обожгитесь, – предупредил капитан.

Чай оказался сладким, с пахучими травами. Капитан пил медленно, опершись спиной о лафет орудия.

– Что-нибудь слышно из штаба? – спросил Павел.

– Пришёл приказ, быть в полной готовности. Да вы сами поглядите, – он кивнул в сторону вражеского лагеря. – Костры распалили с утра, значит готовятся. Кофе, наверное, сейчас варят…. Французы любят кофейка утром попить.

Капитан снял каску, положил её на лафет, пригладил непослушные русые волосы. Печально взглянул в сторону Севастополя, но потом распрямился, повернулся к своим пушкарям и громко спросил:

– А что, старики, постоим за царя и Отечество?

– Постоим, ваше благородие! – откликнулись бодро артиллеристы. Пожилой усатый фейерверкер тихо добавил: – А надо будет, так и ляжем здесь. – Он снял каску и перекрестился.

– Это известно, – подтвердил капитан.

Из-за пригорка на востоке блеснуло солнце, ещё неяркое, просто – оранжевый шарик в дымке. Барабаны заиграли построение. Солдаты становились в колонны. Палатки свёртывались, костры гасились. Интендантские роты грузили все ненужное в фуры и увозили в тыл. К орудиям поднесли воду с уксусом для охлаждения стволов, вскрыли зарядные ящики. Появился священник. Солдаты причащались, молились. Павел тоже подошёл к священнику, поцеловал крест, получил благословение.

За батареей, в атакующих колоннах встал Владимирский полк. Казанский егерский выстроился слева. Ровные ряды в серых шинелях. Черные кожаные каски с медными орлами. На груди перекрестье из белых ремней. Сзади на кургане показались казаки. Два донских полка прикрывали правый фланг. В лощину подкатили две донские лёгкие батареи резерва.

Сапёрам поступил приказ спуститься в Бурлюк и подготовить аул к поджогу. Павел со своей ротой отправился в сторону моста.

Ему отрядили отделение из десяти солдат под командой ефрейтора Козлова. Когда Павел вёл сапёров мимо Казанского полка, гренадёры строились в колонны. Серые шинели, красные воротники. Черные каски с медными орлами. Младшие офицеры собрались в сторонке. О чем-то спорили. Павел заметил знакомых среди них, подошёл пожелать удачи.

– И тебе удачи, – пожелали ему в ответ. – Погоди секунду, постой с нами, покури.

Павлу предложили табаку. Он поблагодарил, но курить отказался. Надо было спешить. На ходу, краем уха услышал разговор двух молодых офицеров.

– Что ж ты, Круглов тоску наводишь на товарищей? – упрекал один другого.

– А что я такого сказал? – пожимал плечами тот. – Говорю, как есть: приснилась мне матушка покойная.

– Может, просто тоскует матушка твоя на небесах?

– Да, нет, – тяжело вздохнул юный прапорщик. – Звала к себе. А коль звала, знать время моё пришло.

– Ну, знаешь, все мы под Богом ходим. Чему быть – тому не миновать, – горячо воскликнул его товарищ. – Но коли убьют тебя или меня, да хоть кого из нас, то остальные отомстят врагу. Верно?

– Конечно! – подхватили офицеры.

– Верю, други мои, – согласился Круглов. – Обидно то, что сам-то я ещё не заслужил доброй памяти делами своими. От того и не хочется умирать так рано.

– А что же матушка тебе сказала? – допытывался его товарищ.

– Сказала, что я первый отправлюсь по небесной дороге.

– Может, и не первый, может я или кто другой, – возражал ему друг.

– Нет, чувствую, что первым мне быть, – задумчиво ответил прапорщик. – Да и какая разница, кому счёт открывать. Я-то точно знаю – уже в списке.

– Да, брось ты! – хлопнул товарищ ему по плечу. – Кто же видел эти списки? Чему быть – тому быть! Не надо смерти бояться.

– Боже сохрани! Я не боюсь. Просто, чувство такое странное нахлынуло: вот ты живёшь, воздухом дышишь этим, с товарищами веселишься, по земле этой ходишь…. А завтра – всему конец. Тебя уже не будет. – Он понизил голос. – А ещё скажу я вам, невеста у меня дома осталась.

– Невеста поплачет, да забудет, – рассудил кто-то постарше. – Если бы жена у тебя была, да детки малые, вот тут – беда в дом.

У Павла все сжалось в груди. Кольнуло в самое сердце: вдруг и его завтра не будет. Как-то не задумывался он о смерти. Вернее, мыслишки нехорошие приходили, но они казались далёкими, странными. А жребий уже брошен. Может и за ним уже костлявая присматривает. Стоит за спиной и только ждёт, когда миг наступит, схватит его за шиворот, кинет на землю, и душа – вон…

Он спустился к мосту. Речка небольшая, аршинов десять в ширину. Берега крутые. Течение быстрое. Мимо медленным шагом проследовал эскадрон гусар, отстукивая подковами по деревянному настилу моста.

– Эх, друзья, – обратился к товарищам невысокий, горбоносый фельдфебель. – Простите меня, кому обиду нанёс, да не поминайте лихом.

– Да брось, Ахмат. Ты-то чего раскис? – пробовали подбодрить его товарищи.

– Брось хандрить! Ещё победу отметим, – обернулся к нему седой майор.

– Победу праздновать будете без меня. Чувствую, жить недолго мне осталось, – тоскливо вздохнул фельдфебель.

Он снял фуражку и совершил крестное знаменье.

– Ахмат, – изумлённо поглядел на него майор. – Ты же мусульманин. А чего крестишься?

– Чтобы вы меня все простили, а перед Аллахом я честен.

Да что же они все о смерти! – с раздражением подумал Павел. Прибавил шаг, догоняя своё отделение. Какая-то непонятная тоска поселилась в груди. Стало не по себе. Страшно? Нет, не страшно… Уныло. Будто весь этот мир, что тебя окружает, уже не твой. Ты чужой здесь. Тебе пора! Куда?

***

Меньшиков подъехал к левому флангу, где занял позицию Тарутинский пехотный полк. Ему навстречу на вороной кобыле подскакал командующий семнадцатой дивизией, генерал Кирьяков. Доложил о готовности.

– Вы как-то неуверенно рапортуете, – подметил Меньшиков. – Что вас не устраивает?

– Предлагаю оттянуть Брестский и Белостокский полк на возвышенность. Позиция у берега реки слабая. К тому же у меня слева дыра – всего один батальон Минского полка фланг прикрывает.

– Должен Московский полк подойти. Его и поставьте слева в первую линию, – приказал Меньшиков.

– Но, как же, ваша светлость, – возразил Кирьяков. – Полк от Арчинской станции топает. Это более ста пятидесяти вёрст. Они же на ногах держаться не будут.

– С чего бы? – удивлённо вздёрнул брови Меньшиков. – У Суворова солдаты ещё не такие марши совершали – и сходу в бой вступали. В первую линию Московский!

– Слушаюсь!