Русский город Севастополь

– Тут так все просто, – удивился Павел, вспомнив золотое убранство Петербургских храмов.

– Просто, как небо, – поправил Мусса. – Взгляни как-нибудь внимательно ввысь, там тоже все просто и без излишеств. Здесь, где мы стоим, молятся мужчины, а на балкончиках – место для женщин.

– Почему отдельно?

– Во время молитвы, уважаемый, надо с Всевышним общаться, а не отвлекаться на земные грехи, – поучительным тоном объяснил Мусса.

– А что это за потайная дверца? – спросил Павел, указывая на низкую арку.

– За ней лестница, по которой муэдзин поднимается на минарет и призывает правоверных намазу. Извини, но туда пустить тебя не могу. Я и сам никогда не поднимался на шорфе. Только уважаемый Ахмед-Хаджи имеет право входить в эту дверь.

– Он не боится? Минарет такой высокий, тонкий.

– Уверяю, тебя, о, юноша, минарет крепкий. Камни подогнаны идеально. А скреплены они расплавленным свинцом.

Они вышли из мечети, обулись и направились по заросшей дорожке. Вскоре попали на кладбище, где над могилами возвышались покосившиеся надгробия из резного камня.

– Сюда, тоже не разрешено водить гяуров. Но тебе, потомку Текеевых, отказать не могу. Вот, видишь это старое надгробие? Ты, конечно, не знаешь арабского?

– Нет.

– Послушай, что здесь написано: «Когда я жила, то походила на чудный цветок, который завял так рано. О, Всевышний, возьми меня в рай и посади в свой цветник».

– Кто была эта девушка?

– Разве кто-нибудь помнит? – развёл руками Мусса. – Одна из гарема, одного из ханов, – и вновь процитировал:

До срока срезал их в саду любви Аллах,

Не дав плодам созреть до красоты осенней.

Гарема перлы спят не в море наслаждений,

Но в раковинах тьмы и вечности – в гробах.

Забвенья пеленой покрыло время прах;

Над плитами – чалма, как знамя войска теней;

И начертал гяур для новых поколений

Усопших имена на гробовых камнях.

Это стихи все того же поляка. Как же его звали? – задумался Мусса. – Совсем память дырявая стала. Мицкевич, – вспомнил он. – Здесь прибывают в покое ханы и их ближайшие родственники. Уже, как лет семьдесят на этом кладбище никого не хоронят. Вот, послушай, – Мусса подошёл к высокому надгробью в виде широкой стелы с арабской вязью, вырезанной в камне. – «О, Аллах Вечный и Всемогущий, единственное ремесло Гирей-Хана – война. Не было равных ему в силе и отваге».

Они подошли к двум башням-мавзолеям, высотой в четыре человеческих роста. Башни не круглые, а восьмиугольные с маленькими окошками. Мавзолеи венчали куполообразные крыши.

– Здесь тоже похоронены ханы, – сказал Мусса. – Смертные их не видят, но иногда ночью они собираются в одном из мавзолеев и празднуют свои забытые победы.

Дальше Мусса повёл его под арку, и они очутились в закрытом небольшом дворике. Внимание Павла привлёк портик с двумя колоннами. Над дверью находилась чудесная тонкая резьба по камню.

– Посольский дворик, – объяснил Мусса. – Обрати внимание на арку. Этому чудо больше трёхсот лет.

– Но орнамент не восточный, – подметил Павел, рассматривая каменные завитушки в виде листьев и цветков.

– Верно. Портик украшали итальянские мастера. Точно не могу сказать кто, но мастера эти ехали в Москву, не соврать бы, по приглашению Ивана Великого. Хан их позвал погостить, а заодно заплатил щедро за труды.

Они оказались в просторном зале с высокими стенами. Окна располагались на втором ярусе. Стекла с разноцветным узором. Стены и потолок расписаны растительным орнаментом.

– Диван, – тихо сказал Мусса. – В этом зале собирались великие воины и решали судьбу целых народов. Их дух до сих пор присутствует в этом месте.

Далее они прошли ещё несколько помещений, где Мусса показал летнюю беседку из дерева и стекла. Посреди мраморного пола находился фонтанчик. Но воды в нем уже давно не было. Мраморная чаша пожелтела.

– Он кажется мёртвым, – произнёс Павел.

– Да, выглядит печально, – согласился Мусса. – Но я тебе покажу другой фонтан.

В стене была вмонтирована мраморная плита. В середине отверстие, из которого слабо струилась вода, стекая в прямоугольную мраморную чашу. Сама плита была украшена золотым орнаментом.

– Видишь надпись золотыми буквами. Это изречение из Корана «Да напоит райских юношей, Аллах Милосердный, струёй чистой».

– А где фонтан Дияры? – спросил Павел

– Ах, ты знаешь эту легенду о польской наложнице? Да, она была прекрасна. Хан-Гирей голову потерял от её красоты.

– Дияру отравили? Это так?

– Кто ж сейчас тебе об этом расскажет? Возможно. В гареме травили соперниц беспощадно. А может, она сама умерла. Вольнолюбивая была, как все поляки. Тосковала о родной стороне, поэтому и зачахла. А вот и фонтан.

В мраморной стене были вырезаны в три ряда каменные чаши, вода по чашам стекала вниз, в ещё одну большую чашу.

– Он живой! – воскликнул Павел.

– Живой? – удивился Мусса.

– Ну, да! Он плачет.

– Кто, камень? – усмехнулся Мусса. – Разве камень может плакать? Глупости это все.

– Значит, духи ханов в мавзолее – не глупости, а слезы фонтана – глупости? – рассердился Павел.

Мусса тяжело вздохнул и недовольно покачал головой.

– Дело мужчины – война. А женщины только отвлекают его.

– А как же:

Фонтан любви, фонтан живой!