– Скоро повидаюсь с Юнкером. Наведаюсь на могилу и прямиком в Крым.
– Ой, как стыдно! – всполошилась Ирина Ивановна. – Прибраться там не успела. По дому столько работы – квартиранты, огород. Володя, небось, обижается…
Уткнувшись в платок, она расплакалась.
Я же успел провести внутреннее заслушивание с подведением предварительных итогов:
«Кто же сообщил Пуртеву о смерти взводного? Не исключено, что сам маньяк. Похоже, он хорошо осведомлен о бывших олимпийцах. Может один из нас? Скоро узнаем. Вдова ничего подозрительного не приметила ни до, ни после случившегося. Иначе бы сказала. В любом случае наводящих вопросов задавать не надо. Хорошо, что не собралась ехать со мной на кладбище. Вдруг что-то заподозрит. Уточню, где могилка и откланяюсь. Чуйка подстегивает лететь сломя голову в Крым. Но сначала – кладбище. Предчувствую результат».
Лютик настроил бортовой навигатор и, запустив двигатель, нацелил бронемашину в сторону городского погоста.
Спустя полчаса я приобрел букетик полевых ромашек возле беленой арки на входе. Одновременно переговаривался по телефону с Молодязевым.
– Дела идут, контора пишет, – делился новостями Репа. – В горилку, которую всучили Доходу, была подмешана убойная доза клофелина. Эксперт заключил, что после испитого невозможно бодрствовать в течение шести-восьми часов. Панфилов выхлопотал подписку о невыезде, а Батон обязался укрыть сердешного под покровом святой обители для моральной реабилитации.
– Сыщики, небось, не в восторге? Показали в отчетах раскрытие, а теперь – облом! Выговоров нахватаются. Не грозятся Панфилова поколотить?
– Давыдыча в обиду не дам!
Изучив схему кладбища, Лютик вырулил на центральную аллею.
– За нами хвост, – предупредил, косясь в зеркало заднего вида. – В городе еще засек. Думал – глюки, но теперь убедился. Белая девятка с антенной на крыше. Похожа на ментовскую. Возле бабок с цветами паркуется.
– Наши действия, Иваныч? – прогудел Борила.
– Вида не подаем, типа не срисовали. Пусть проявятся. Только не вздумайте палить!
– Шо мы, дети малые?! Первыми не начнем. Будьте уверены!
Без особого труда отыскали могилу Вишенцева. Возле аккуратного холмика оказалось прибрано. К деревянному кресту с рукописной табличкой приставлен венок из выцветших бумажных цветов. У подножья – копеечная лампадка. Я пристроил рядом букетик и, присев, зажег свечу. Заодно осмотрелся.
Невдалеке возле ряда свежих могил прохаживался сутулый мужичок неясного возраста. В глаза бросилась нечесаная копна землистых волос, измятая рубаха с чужого плеча, затасканные шаровары и пляжные шлепанцы. Налицо – характерные признаки кладбищенского бомжа. Скорее всего, он дожидался, пока мы уйдем, рассчитывая чем-то поживиться.
«Отчего не потолковать с местным смотрящим?» – посетила шальная мыслишка.
Распрямившись, нацелил Борилу на объект и попросил по-тихому привести для собеседования. Спустя минуту братки с перекошенными физиями приволокли хныкающего бомжа, после чего я пожалел о спонтанном решении. В нос ударило страшное зловоние, от которого чуть не вывернуло наизнанку.
Стараясь не дышать, проскрежетал сквозь зубы:
– Шаг назад и не ной! Ответишь на пару вопросов, получишь на опохмел. Уловил?
– Всегда готов! – оживился христарадник.
– Твоя территория? Видал, кто ходит на эту могилу?
Осведомитель расправил плечи и прокартавил с пионерским задором:
– Вдова захаживает. Плачет, на помин дает. Менты пару раз приезжали. Боле никого не замечал! Может братка кого видал? Мы на пару участок блюдем. С утра моя смена.
– Прям бригадный подряд! – не удержался от реплики Лютик и взмолился. – Бесполезняк! Завязывайте, Иваныч! Щас обрыгаюсь!
– В натуре! – вторил ему Борила. – Зенки вылазят!
– Отставить скулеж! – рявкнул, демонстрируя бомжу, кто главный. – Со сменщиком потолкуем и отвалим.
Тут же взбунтовался мозговой сектор моей категоричности:
«Чего вцепился в смердящего маргинала?! Пустышку тянешь! Вишню настигла наглая смерть – тут и думать нечего. Айда в Крым к Черноуху! Там хорошо – свежая самса, вино, хачапури…».
Глянув на кривые лица бодигардов понял, что они не врубаются в суть происходящего и порадовался:
«Хорошо хоть не донимают расспросами. Все одно не ответил бы – из-за вони и собственного недопонимания».
– Веди к братке! – наказал вслух.
Необычная процессия двинулась к бетонному забору, ограждавшему погост с тыльной стороны. Добралась до мусорных баков, стоявших на опушке леса, и погрузилась в заросли колкого кустарника. Кладбищенский завсегдатай застопорил ход, вытянул руку и указал на халабуду, сложенную из ящиков, шматов фанеры и полуистлевших венков.
Тотчас выяснилось, что исходящая от него вонища – всего лишь неприятный запах. Диковинный блиндаж был окутан таким несносным смрадом, что слезы брызнули из глаз, а легкие объявили бессрочную забастовку.
Провожатый опустился на четвереньки, занырнул по пояс внутрь и выволок за шиворот точную копию самого себя. Близнец не сопротивлялся, прибывая в хмельном угаре – лишь протяжным мычанием выказывал несогласие. Распластавшись посреди поляны, бездумно пялился на непрошеных гостей. Предпринял попытку подняться и просипел:
– Я тебя грохну, Ипполит!
– Не гони, Жека! Люди поспрошают и денег дадут.
Я рискнул подойти ближе и задал сменщику трафаретный вопрос:
– Куришь, Жека?
Он покашлял и закивал вместо ответа.
– Чем прикуриваешь? – я шел по следу, словно гончая, не ведая, какого зверя настигну.
Братка выудил из кармана засаленных джинсов целлофановый кулечек с курительным мотлохом – окурками, табаком, обрывками газет и спичками россыпью. Развернул и вытряхнул содержимое на землю.
– Угощайтесь, – сострил, но завидев окаменелые лица сопровождающих потупился. – Сам в жару не шибко дымлю…
Не веря глазам, я заметил среди мусора то, что надеялся отыскать.
– Сосредоточься, Жека! – прикрикнул, тыча носком туфли в красноголовую спичку. – Много у тебя таких?
– Вроде последняя.
– Коробок где?
– Размок. Тогда всю ночь лило. По утряни подобрал…
– Теперь напрягись и вспомни, где ты нашел коробок! – я тщательно выговаривал каждое слово, будто обращался к иностранцу.