С Фимой по жизни. Часть 5. Попутчики

С Фимой по жизни. Часть 5. Попутчики
Серафима Мельникова

Всё просто, «С Фимой по жизни» – это рассказы о том, что было, что будет…

Часть 5, «Попутчики» – все мы попутчики в этой жизни…

Серафима Мельникова

С Фимой по жизни. Часть 5. Попутчики

Дар божий

На тесте две полоски. Я смотрела и смотрела на него, не веря собственным глазам.   «Наверное, тест бракованный», – думала я, второй тоже выдал две полоски. Боялась поверить в это, неужели Бог смилостивился на до мной  и  у меня будет ребёнок?

Первый раз поняла, что очень хочу ребёнка, где-то в двадцать три года и эта мысль стала навязчивой идеей. Целью любых романтических отношений было зачатие ребёнка. Шли месяцы, годы, а желание  так и оставалось желанием. Ходила по врачам, но они разводили руками: «Никаких отклонений нет! У вас всё в порядке»

Что интересно: меня совсем не смущало отсутствие мужа. Нет, в желающих зайти на чай и остаться на ночь, недостатка не было. Но все они, как правило, были «счастливо» женаты и не спешили ничего менять в моей, а тем более в своей жизни. Скажу больше: я даже предпочитала иметь отношения с женатыми кавалерами, просто потому, что они не влекли за собой ни какой ответственности. Был вечный праздник свидания и никаких забиваний гвоздей и стирки носков. Но ребёнка  у меня всё-таки не было.

Я настолько измучила себя этим желанием, что стала ненавидеть рассказы родных и знакомых об их детях, и чтобы не мучиться ещё больше, уходила в сторону, как только возникала тема детей.

Потом наступило безразличие, мне было уже тридцать шесть. Я смирилась: «Ну, нет, значит, нет! Живут же люди как-то без детей? Выше головы не прыгнешь, значит, буду жить только для себя»

Новые отношения тоже отличались от остальных. Во-первых, он  был не женат и моложе меня на шесть лет; во-вторых, мне нравилось быть женой, а не просто любовницей. Но ему я об этом не говорила, напротив, открыла все карты: про то, что живу для себя любимой, и детей быть не может.

А тут этот тест. На следующий день сходила к врачу для верности. После вопроса доктора: «Будете оставлять или направление на аборт выписывать?», расплакалась. Уставшая докторша посмотрела на меня и выставила в коридор для успокоения.

Мама тоже заволновалась: «Что думаешь делать? Ведь возраст уже?»  А у меня даже тени той мысли об аборте не возникало. Встал вопрос: «А как же сказать любимому о свалившемся на меня счастье?»  Ведь получалось, что я его обманула, обещала беззаботную сексуальную  жизнь, а  в результате: пелёнки, распашонки?  Но меня в тот момент этот вопрос волновал косвенно, я решила, останется – значит останется, а уйдёт – значит, буду растить одна.

Он не ушёл, и наступило сладкое время ожидания. Я исполнительно посещала врача, благо никаких серьёзных проблем и осложнений не было.

Примерно на четвёртом месяце, пришла  на очередную явку. Докторша послушала меня и стала мерить давление, по её округлившимся глазам я поняла, что что-то идет не так, от чего-то подскочило давление. На следующих двух  визитах всё повторилось, докторша  была молода и пошла, проконсультироваться к заведующей.  А та не видя меня в глаза, а, глядя в мою карточку, написала: « Предложить прерывание беременности» Прочтя этот автограф,  у меня случилась истерика. Немного успокоившись, сказала, что никаких абортов делать не буду. И меня положили в стационар.

Ненавижу больницы, но выбора не было. Там, чудный доктор Роман Николаевич, после осмотра спросил: «А по какому поводу тебя сюда сослали? У тебя же всё в порядке?». Говорю:« Да вот давление зашкаливает» Ничего не ответил доктор, головой покачал и послал меня на консультацию к кардиологу.  Та, тщательно осмотрев меня и мою карточку, дала заключение, что у меня синдром белого халата. То есть при виде «спецодежды» доктора – повышается давление, а «в остальном прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо».

Меня выписали с тем условием, что дважды в день буду мерить давление и записывать показания в дневничок, и  предъявлять его каждый раз при посещении доктора.

Потом, меня, как старородящую (ужасное слово), послали на консультацию в генетический центр. Потому что был риск рождения ребёнка с синдромом Дауна. Там сделали первое УЗИ и,  не спрашивая, хочу я знать или не хочу, сказали, что у меня будет мальчик, и что он абсолютно здоров.

Я ела витамины, слушала красивую музыку и не смотрела ужастики. По вечерам мы  вслух читали толстенную книгу под названием «9 месяцев», это было очень хорошее время.

На восьмом  месяце послали на консультацию к терапевту. Пожилому доктору, недавно перенёсшему инсульт. Может, раньше он и был специалистом в своей области, но видимо укатали сивку крутые горки.

Он сопел, пыхтел, издавал ещё какие-то звуки и в результате послал на консультацию к эндокринологу, сообщив при этом, что у меня очень маленький и  плохо развитый плод. Как он это определил, не знаю, но  к эндокринологу я пошла.

Этот, напротив, был молод и энергичен, на больных не смотрел и ездил по кабинету на офисном кресле. Велел мне лечь и оголить шею, что я и сделала. Подъехав ко мне, смачно намазал меня гелем и начал изучать мою щитовидку. Потом (так же молча) откатился к столу и стал что-то писать в карточке, не поворачиваясь, спросил: «А на что собственно жалуемся?». «Да ни на что, просто я на восьмом месяце беременности и  терапевт из женской консультации прислал провериться». Вот тут он в первый раз посмотрел на меня: «На каком месяце?» А надо вам сказать, что я всегда была девушкой крупных форм и беременность моя так удобно расположилась на моём обширном теле, что практически не была заметна. Доктор деликатно сплюнул и видимо  мысленно выругался, порвал все бумажки, которые написал до этого и послал меня домой, сказав, что очень он хотел бы посмотреть в глаза тому терапевту, который меня сюда прислал.

Приближался час икс, я  с самого начала знала, что мне будут делать кесарево сечение, потому пришла сдаваться заранее. Ничего не боялась, только хотела поскорее  увидеть того, кто так усиленно и настойчиво толкал меня изнутри последние пять месяцев.

Нас было двое на плановое кесарево,  я была первой.  Моя соседка по палате ждала вторую девочку и волновалась только о том, чтобы ей сделали специальную манипуляцию по перевязке труб,  потому как больше двоих детей она не хотела.

Меня привезли в операционную рано. Врачей ещё не было, и медсестра гудела: «Вот, не могли подождать,  мы ещё  не готовы, а роженица уже на столе». Пришли врачи, мне поставили укол, и я стала слышать всё как в трубу.  Сначала они ходили мимо меня, а меня била нервная дрожь, потом меня накрыли зелёными простынями с дырками, и я успокоилась.

«Ой, какая большая!», – глядя на меня, сказала одна из врачей, а другая ей ответила: «Ну и, слава богу, а то в  этих мелких надоело ковыряться, то ли дело тут – есть, где разгуляться». Последнее, что услышала, прежде чем окончательно провалиться в наркоз: «А ты знаешь кто вторая? Ленка из нашего овощного. Не всё ей нас обвешивать – сегодня она наша клиентка»

Проснулась сразу, мне сказали, что всё в порядке у меня здоровый мальчик, потом перевезли в реанимацию и до вечера усыпляли уколами всякий раз, как только открывала глаза. Я только на следующий день узнала, что у меня резко подскочило давление и были ещё проблемы с моими хроническими болячками.  Утром следующего дня первой увидела ту саму Ленку из овощного,  она уже сидела, завернувшись в обрывки простыней, и призывала меня последовать её примеру. «Давай, давай! Не лежи, я по первой беременности знаю. Лежать хуже, потом  тяжелее будет, лучше раньше». И я ей поверила, было нестерпимо больно, но не лежать же всю жизнь.

На третий день нас перевезли в отделение, мы не могли дождаться, когда же нам привезут кормить наших кровиночек.  И вот, наконец, услышали шум да гром, это везли большую каталку, так называемый трамвайчик с мелкими пассажирами, требующими  сиську.

Когда я взяла его на руки – слёзы текли не переставая, это был неуправляемый процесс. Много ещё было переживаний, как правильно накормить, как ухаживать, да как пеленать. А самое главное как назвать?

Я уже давно  была озадачена этим вопросом, вариантов много, но решимости выбрать один не  хватало. Пришли мама и муж, стали спрашивать, что я решила? А я и не знаю что сказать. Тогда мама говорит, что в тот день были именины у Артёма, может так и назвать? Этот вариант был в моём списке, и я с облегчением выбрала.

На десятый день нас выписали, мы приехали домой. Очень была рада всех видеть, но почему-то хотелось, чтобы все поскорей разошлись и мы бы остались одни. Гости это поняли и вскоре разошлись.

Зашла в комнату и увидела, как муж тихонько сидит у кроватки и смотрит на  Артёма. Вот оно – счастье подумала я тогда.

Засыпая, почему-то вспомнила отца, он не дожил. Он очень переживал за меня, что семьи нет, детей нет. Когда он заболел, и надежды уже не было, я научилась ставить уколы и всякий раз, когда это делала, он мне говорил: «Вот на мне натренируешься и будешь детишек своих лечить». Уже много лет как отца нет с нами, но я очень часто разговариваю с ним, особенно когда неоткуда ждать помощи. И вдруг поняла, что если бы меня не прооперировали  шестого апреля, то Тёмка бы родился пятнадцатого – а это день рождения моего отца!

Всё встало на свои места,  это он  похлопотал за меня и Господь сжалился и послал мне свой дар.

Секс – это комедия положений

Это был самый обыкновенный завод, каких в нашем городе мастеров  не меряно. Много разных людей на нём трудилось, и в их числе наши герои.

Она  – женщина с  трудной судьбой, рано постаревшая от забот о пьянице муже и двух ребятишках. Он – бывший урка, больше половины жизни отдавший  разным зонам.

Он быстро вычислил, что женщина ищет мужского внимания, и  стал откровенно её домогаться. Ещё никто в жизни  не уделял ей столько внимания. И было совсем неважно, что эти домогания носили похабный характер. Муж уже давно несостоятелен как мужчина, а тут такой напор изголодавшегося по сексу мужчины. Единственное, что смущало и одновременно волновало её – это обилие татуировок на его теле. И все они были не просто картинками, а отличительными знаками его прошлой жизни, о которой он так упоительно рассказывал. Но ещё больший интерес  вызывали те, которых она не могла увидеть из-за одежды, а он всё манил и манил: «Вот, мол, останемся наедине, и ты такое увидишь, что в музей ходить не надо».

Недолго поломавшись, в одну из ночных смен сдалась. Кроме бытовки другого места для уединения не было, но желание было так велико, что они напрочь забыли о не закрывающихся дверях.

Да, и ещё об одной особенности своего организма он забыл её предупредить, а именно о том,  что вместо правого уха у него был  искусно сделанный протез. Так получилось, что  в одной из тюремных разборок ему отрезали ушную   раковину. Но тот, кто это сделал, очень раскаивался в причинённом вреде здоровью, а потому не пожалел денег на  хороший протез. Силиконовое ухо практически не отличалось от настоящего и держалось на невидимых присосках.

Так вот, вернёмся к нашим любовникам, страсть неудержимо овладела обоими, и они с аппетитом ей отдались. В  момент наивысшего наслаждения она исступленно обняла его погладила по волосам, потом рука соскользнула на ухо. Видно нажала на него сильнее, чем это было можно, в результате чего протез отстегнулся и остался у неё в руке. Он же ничего не почувствовал (ухо в их сексуальных играх играло не основную роль), она тоже не сразу поняла, что это за предмет у неё в руке. Но, в следующий момент всё-таки посмотрела на содержимое своего кулачка и пришла в дикий ужас. Напомню, что ухо было как настоящее, глядя на него дамочка  заорала так, что заглушила грохот всех виброустановок грохочущих в цеху. Обезумев от ужаса, выскочила в цех, совсем забыв о том, что не совсем одета (а если точнее, совсем раздета), так и бежала неглиже, размахивая ухом и крича, что есть мочи.

Брошенный на полпути любовник, тоже не сразу понял, в чём дело, а когда пришел в себя, оделся, как ни в чём не бывало, вышел в цех. Там, вместо крика, уже стоял дикий хохот.

На следующий день она уволилась и больше на заводе не появлялась. Он же ещё долго продолжал там трудиться, совершенно не испытывая никакого стеснения от случившегося.

Вот только тётки на его уговоры посмотреть на татуировки в укромном уголке больше не велись, говорили со смехом: «Да ну, вдруг у тебя ещё что-нибудь отстегнётся в самый не подходящий момент».

Не было бы счастья

Так не хотелось в тот вечер уезжать с дачи, но выбора не было, на завтра назначен экзамен по газоснабжению.

Мы с братом уже подходили к дому, осталось пройти небольшую рощу. Я остановилась вытряхнуть камешек из босоножки, когда к брату из кустов кинулся какой-то субъект, с твёрдым намерением нанести удар сзади. Я, инстинктивно бросилась вперёд и закричала,  они оба резко обернулись, но нападающий не успел опустить занесённый кулак, просто изменил направление движения и автоматически врезал мне в переносицу.

Белый свет померк, показалось, что нос переломился, хлынула кровь. Брат с силой оттолкнул неизвестного «боксёра» и направился ко мне, благо рядом была колонка с водой, кровь остановили. Неизвестный  нападающий продолжал лежать там, где и упал. Мы подошли, он оказался мертвецки пьяным  и в тот момент уже сладко спал, подложив  под щёку недопитую бутылку. Мы попытались привести его в чувства, но это было бесполезно. Тут  из кустов высунулись его собутыльники: две синеглазки  и один маргинал неопределённого возраста. Они подошли к своему товарищу и каким-то образом разбудили его. На вопрос: «Серёга, ты зачем на людей набросился?» Он сказал: «Я?! Да ни в жисть!» Короче, пошёл в полную несознанку, видя всю тщетность этих разговоров, мы оставили их  в роще, а сами поспешили домой.

Посмотрев в зеркало, стало ещё хуже, переносица опухла и раздвинула глаза на угрожающее расстояние. Ночь прошла неспокойно:  с учебником в одной руке и куском замороженного мяса, прижатым к переносице. Но это не помогло. Видимо, вместе с ударом, все мои скудные познания из головы вылетели, а к  распухшей переносице прибавились два симметричных синяка, устрашающе обрамляющих глаза. С тяжёлым чувством и  в огромных  солнечных очках покидала я дом.